как папа римский. И тогда – запомните, сударь – никто, ни один человек на свете не сумеет вас одолеть».
Принц Порсиан был хладнокровен, храбр и искренне почитал бога. Поэтому, а также не в последнюю очередь по той причине, что он учился владению оружием у самого лучшего мастера, знавшего секретные приемы голландских асов клинка, принц вышел из схватки победителем. Что же до побежденного, то его похоронили на следующий день.
Тогда-то парижское общество и заговорило о некоем Саварене, который живет возле церкви Святого Гилария и у которого берет уроки сам принц Порсиан. К маленькому домику, возле которого постоянно бродила черно-белая кошка, стали стекаться любопытные, и мало кто из них после беседы с Арманом не испытывал желания немедленно записаться к нему в ученики. Тогдашняя аристократия, вопреки тому, что пишут в тенденциозных учебниках, вовсе не была тем классом раззолоченных паразитов, каким ее привыкли изображать некоторые авторы. По первому же приказу короля эти люди были обязаны идти на войну, а уж холодным оружием владели все поголовно. Неудивительно поэтому, что уроки маэстро Армана, как его теперь величали, стали пользоваться огромным успехом – особенно после того, как принц Порсиан, поучаствовав еще в полудюжине дуэлей, которые неизменно заканчивались для его противников самым плачевным образом, женился на мадемуазель де Рошфор, одной из первых красавиц королевства, в приданое за коей давали чуть ли не треть Франции. Для некоторых так и осталось загадкой, как могла славящаяся своей разборчивостью дочь герцога предпочесть всем выгодным женихам уродца с большим горбом и крючковатым носом. Сам жених заявил ей накануне свадьбы:
– Должен вам сказать, мадемуазель, что в отношении брака я придерживаюсь крайне старомодных взглядов. Если узнаю, что вы изменили мне, то вызову того человека на дуэль и убью его, а с вами обойдусь в точности как мой предок Жильбер де Порсиан. Так что советую вам хорошенько подумать, прежде чем заводить с кем-то роман.
Предок Жильбер, к слову, прославился тем, что на охоте будто бы случайно затравил собаками свою неверную жену. Но мадемуазель Рошфор была невероятно польщена – не тем, что ее пригрозили жестоко убить в случае прелюбодеяния, а тем, что в мужья ей достался такой основательный, серьезный супруг, столь разительно отличающийся от легкомысленных придворных. К несчастью, старомодные взгляды принца вовсе не помешали ему через три года после свадьбы бросить жену, и вовсе не потому, что она была ему неверна – нет, бедняжка из кожи вон лезла, чтобы угодить своему супругу. Просто принц влюбился в мадемуазель де Лимож, которая была бедна, как церковная мышь, страшна, как смертный грех, и при всем при том имела самый веселый и добрый характер в подлунном мире. В конце концов принц со скандалом развелся со своей красавицей-женой, которая не понимала, чем ему не угодила, женился на страшненькой мадемуазель де Лимож и весь остаток дней наслаждался семейным счастьем.
Пока принц Порсиан улаживал свои сердечные дела, Арман Саварен богател, вкушал славу, работал в поте лица и под конец вздумал облагородить собственное имя – подал королю прошение о возведении его в дворянское звание под именем шевалье Армана Луи Саварена де Сент-Илера. Лишь одно обстоятельство омрачало жизнь фехтовальщика, а именно – слабое здоровье его сыновей. Сначала умер второй сын, Огюст, за ним от чахотки скончался старший, Франсуа. Третий сын, Луи, ненадолго пережил братьев, и у немолодого уже учителя фехтования оставалась лишь дочь, Габриэль, которая в его глазах мало что значила, поскольку женщине не дано постичь благородное искусство владения оружием. И когда Арман застиг свою дочь в зале, где стояли тренировочные манекены, он глазам своим не поверил: десятилетняя Габриэль, вооружившись деревянной палкой, очень ловко повторяла выпады и приседания, которым в то утро обучал именитых учеников ее отец.
– Габриэль! – рявкнул Саварен.
Поняв, что ее разоблачили, Габриэль хотела удрать, но Арман схватил ее за ухо.
– Ах ты, поросенок! Ты чем тут занимаешься, а?
– Я ничего! Я просто так! – верещала Габриэль, потому что папаша держал ее за ухо очень крепко.
– Просто так фехтованием не занимаются! – крикнул рассерженный Арман, отпуская дочь. – Фехтование – целое искусство, понимаешь?
Габриэль стояла напротив него и, морщась, растирала ухо. Глаз она не поднимала.
– Гм, – сказал Арман, разглядывая дочку, – копируешь ты, конечно, ловко, но ведь в искусстве нужна фантазия, нужна свобода… – Саварен покачал головой и вздохнул. – Нет, женщине ни за что этого не понять. Хотя, может, некоторые женщины… очень немногие…
– Как Жанна д’Арк, – сказала Габриэль, хлюпая носом. Жанна д’Арк была ее любимой героиней.
– Может быть, – задумчиво промолвил Арман. – Ну-ка, бери деревянную шпагу. Итак, слушай и запоминай…
Когда Клод Саварен узнала, что ее муж стал учить дочь фехтованию, она не на шутку рассердилась.
– Арман, она же совсем молодая еще! Бога ради, к чему ей такие навыки? Ей надо будет скоро жениха искать, а ты что? Зачем ей голову морочишь?
– Должен же я кому-то передать свои знания, пока жив, – коротко ответил Арман. – Если бы Франсуа, или Огюст, или Луи остались в живых, я бы выучил их, хотя они были на редкость ленивы и не могли отличить кварту от терса.[27] А из Габриэль, может быть, выйдет толк. У нее очень хорошая реакция, хотя знаний, конечно, слишком мало.
– Но, Арман, зачем…
Фехтовальщик стукнул по столу кулаком, что с ним случалось крайне редко.
– Затем, что человек, который умеет владеть оружием, не пропадет в нашем мире! И вообще, я так хочу, и точка!
– Но ты мог бы передать свои знания кому-нибудь из учеников. Зачем впутывать Габриэль?
– Ха, ученики! – фыркнул Арман. – Не скрою, среди них есть несколько человек с явными способностями, но кто я для них? Старик, которому они платят, чтобы я научил их какому-нибудь удару, которым им удастся на ближайшей дуэли наверняка сразить дурака, за чьей женой или любовницей они ухлестывают. До моего искусства им нет никакого дела! А я, Клод, – скажу тебе правду – вовсе не хочу, чтобы оно умерло вместе со мной. Если Габриэль узнает хотя бы половину того, что известно мне, я без сожалений смогу покинуть этот мир.
Клод промолчала. Сказать ей было нечего, и она только надеялась, что дочь окажется никуда не годной ученицей и Арман оставит ее в покое.
Но не тут-то было. У Габриэль обнаружились столь явные способности, что отец стал заниматься с ней почти ежедневно. Так как фехтовать в женском платье было не слишком удобно, он велел дочке на время тренировок переодеваться в мужскую одежду, к вящему ужасу Клод, которая без дрожи не могла смотреть на их смертоносные забавы.
Однако дело было не только в платье. В новой одежде Габриэль быстро приучилась вести себя по- новому: острить, сквернословить, отпускать дерзости и чуть что хвататься за оружие, словом, держать себя в точности как мужчина. Мать тщетно пыталась обучить ее шитью и готовке – Габриэль искренне считала эти занятия чепухой и не собиралась тратить на нее свое время. У мужчин, считала девочка, жизнь куда интереснее. Они могли идти на войну и драться на дуэли, они покоряли моря и земли; они мыслили совсем по-другому, не отвлекаясь на детали, к которым так склонны женщины; они сочиняли стихи, писали картины, рисковали жизнью и покрывали себя славой. Женщины воевали с кастрюлями, домашней прислугой и друг с другом, покоряли мужчин, читали стихи, отпускали замечания по поводу картин, как правило, довольно колкие, рисковали жизнью, рожая детей, и наводили на Габриэль искреннюю тоску. Ее не прельщала проверенная веками схема «выйти замуж – рожать детей – вести хозяйство – нянчить внуков». Габриэль твердо знала, что для себя хочет иной судьбы. Но, к сожалению, она не успела обсудить эту судьбу с отцом.
Когда Габриэль исполнилось семнадцать лет, Арман Саварен де Сент-Илер заболел и умер, но даже в предсмертном бреду он не переставал сыпать фехтовальными терминами и объяснять какой-то сложный удар. Через полгода его вдова вышла замуж за соседа, солидного положительного торговца овощами. Такая поспешность вовсе не пришлась Габриэль по душе, особенно когда отчим стал настойчиво сватать ей своего племянника, прыщавого малого с хитрой физиономией гиены.
– Тебе пора выйти замуж! – на разные лады твердила девушке мать. – Если Гюстав тебе не нравится,
