опасности в лицо и не уклонялся от выполнения своего долга – вернее, того, что сам Джек считал своим долгом. Случалось ему брать корабли на абордаж, случалось по нескольку дней лежать в лихорадке, случалось и стоять на эшафоте, когда он уже готов был поверить, что его дни и впрямь сочтены. В тот раз он ускользнул от расплаты, непредвиденное обстоятельство – оборвавшаяся веревка – спасло ему жизнь. Его считали везунчиком, но после того происшествия в Гаване он дал себе зарок больше никогда не искушать провидение. Потому что самый умный человек все-таки не тот, кто находит выход из безвыходной ситуации. Самый умный человек, верил Джек, – тот, кто не попадает в безвыходные ситуации вовсе.
«Ну и что же, я должен был бежать без оглядки и бросить Габриэль на берегу? – спросил себя Джек. – Тогда я был бы уже на корабле и ведать не ведал бы о том, что творится в Порт-Ройяле. А теперь…»
Его правая рука сжалась в кулак. Капитан заставил себя разжать пальцы и посмотрел на них так, словно видел их впервые. Пальцы у Джека были очень красивые и тонкие, длинные, – настоящие пальцы художника. Даже не верилось, что такая кисть могла принадлежать пирату, и душа Джека страдала от того, что вскоре, быть может, ей придется расстаться и с этими руками, и со всем телом вообще.
«Вот, опять начинается», – мрачно подумал Джек.
Однако он не умел долго хандрить и, верный своей привычке, попытался отыскать в сложившемся положении хоть какие-нибудь утешительные стороны.
«Во-первых, всем рано или поздно предстоит совершить последнее путешествие. Лучше, конечно, поздно, чем рано, но, поскольку выбираем не мы, сетовать совершенно бесполезно. – В Джеке взыграл дух университетского софизма, той изощренной логики, что и математику способна доказать, что пять да пять равняется двадцать пять. – Во-вторых,
На данном абсолютно нелогичном месте Джеку пришлось прервать свои размышления, потому что в коридоре послышались отчетливые шаги. «Уже идут», – холодея, подумал капитан Осборн и попытался подняться с места. Но цепи, которыми он был прикован к стене, с лязгом натянулись, а потому Джек снова сел на деревянную лежанку под окном.
Массивная дверь заскрежетала, поворачиваясь на петлях.
– Эй, пират, – проворчал стоящий на пороге тюремщик, – к тебе священник.
Джек повернул голову, и в то же мгновение маленькая желтая птичка, проскользнув между прутьями оконной решетки, влетела в камеру. Сердце Джека затрепетало от радости. Его маленький друг все-таки не забыл его!
– Квирри-квурр! – прощебетала канарейка и, сделав полукруг под потолком, села на плечо Джеку.
– Я кому сказал! К тебе священник, – с угрозой в голосе проговорил тюремщик.
– Исповедуйся у него сам вместо меня, – предложил Джек, поглаживая птичку. – Могу заодно уступить тебе свое место на виселице.
Из-за плеча тюремщика выглянул солдат.
– Ну что делать с таким отпетым мерзавцем? – сокрушенно промолвил тюремщик, обращаясь к спутнику.
– Щас я его вразумлю… – отозвался маленький солдат глумливо и отодвинул тюремщика в сторону. – Эй, ты! Да, ты, кому говорят!
Рука Джека замерла в воздухе. Очень медленно капитан повернул голову – и встретился взглядом со знакомыми зелеными глазами, в которых плясали смешинки.
– Тебя же скоро вешать поведут, – доверительно заговорил солдат. – Ты бы хоть о душе своей подумал, а?
– Квирр! – сказала канарейка и вильнула хвостом.
Джек вытер внезапно вспотевшую ладонь о белые штаны.
– Кажется, – промолвил он поспешно, – я созрел для того, чтобы раскаяться.
– Ну то-то же, – удовлетворенно кивнул солдат. Затем разухабисто подмигнул тюремщику и, повернувшись к двери, обратился к кому-то, кто стоял за ней: – Сэр! Тут этот, которого вешать должны, говорит, что готов покаяться, но я бы на вашем месте не очень ему доверял. У него такой вид, будто он готов человека ножиком пырнуть ни за что.
– Посмотрим, посмотрим… – прогудел мягкий бас, и отец Мэверик в сопровождении высокого рыжего солдата в красной форме вошел в камеру. – Оставьте нас, пожалуйста, – сказал он тюремщику.
Тот вышел, притворив дверь.
– К вам это тоже относится, – заметил священник двум своим спутникам.
– Сэр, – маленький солдат стоял навытяжку и глядел на священника с подкупающей искренностью в изумрудном взоре, – делайте что хотите, но нам строго-настрого велели не оставлять вас с ним одного.
Отец Мэверик тяжело вздохнул. Это был довольно высокий джентльмен с явной склонностью к полноте, с благообразным лицом, внушающим безотчетное доверие. Более располагающую к себе внешность Джек встречал всего лишь раз в жизни – у известного шулера Дриббса, которого в конце концов зарезали в таверне «Пьяная устрица» в Кюрасао. На священнике было видавшее виды пасторское облачение, рыжие сапоги и коричневый плащ, на котором темнели разводы от недавнего дождя.
– Сын мой, тебе известно, что есть такая вещь, как тайна исповеди? – спросил священник.
– Вообще-то да, сэр, – помявшись, признался маленький солдат.
– А какая может быть тайна исповеди, если ты будешь стоять рядом со мной и услышишь все, в чем мне признается несчастный?
– Действительно! – подхватил Джек.
Отец Мэверик обернулся к нему, и тут на него ни с того ни с сего обрушился потолок. По крайней мере, пока священник падал на пол, у него возникло именно такое впечатление, а в следующее мгновение всем впечатлениям пришел конец, потому что отец Мэверик потерял сознание. Канарейка, видя такое безобразие, протестующе пискнула.
– Ах, Анри, как вы сурово! – неодобрительно заметила Габриэль, качая головой. – Это же все-таки священник!
– Англиканский, – пояснил Анри, пристраивая бесчувственное тело отца Мэверика на лежанку, – и значит, все равно что еретик. А поскольку наша религия предписывает верующим по мере сил бороться с ересью, получается, что я совершил благое дело.
– Однако… – пробормотал Джек, совершенно очарованный логикой рыжего, которая была столь близка его собственной.
Затем он приподнял руку, и цепь недовольно звякнула.
– У кого ключ? – быстро спросила Габриэль.
– У тюремщика, – ответил Джек.
– Не пойдет, – решительно ответила Габриэль, после чего полезла в карман штанов.
– У вас есть запасной ключ? – учтиво поинтересовался Джек, с интересом наблюдая за ее действиями.
– У меня? – удивилась Габриэль. – Нет, у меня есть кое-что получше!
И она с торжеством предъявила одну из своих шпилек для волос, которые на балу поддерживали ее шиньон.
– Э-э… я не совсем понимаю… – нерешительно начал Джек.
– Поднимите руки, – оборвала его Габриэль.
– Хорошо, – покорно сказал Джек.
Габриэль оглядела запоры на цепи, кивнула сама себе и стала сгибать шпильку так и эдак.
– Что она делает? – шепотом спросил Джек у Анри.
Тот шмыгнул носом и буркнул:
– Я думаю, это все влияние мэтра Тибодена.
– А-а… – протянул Джек. – А кто он такой?
Анри не успел ответить, потому что Габриэль вставила шпильку в скважину забора, и в следующее
