языки развязываются быстро… если хорошо постараться, разумеется.
– И вы на это готовы? – спросила Амелия после паузы.
– Вы меня удивляете, дорогая. Ведь это всего лишь кожа, и больше ничего.
Амелия вовсе не считала, что физическая любовь – это всего лишь кожа; но она не собиралась убеждать маркизу в том, что та неправа. С самого детства Амелия не любила спорить и доказывать свою правоту. Ей было вполне достаточно сознания того, что она права; мнения других ее волновали мало.
Узнав о плане Терезы, хозяйка дома горячо одобрила его, заявив, что для спасения королевства хороши любые методы.
– Прежде всего, – объявила Анриетта, – надо подобраться к военным. Они все пришлые, на них у меня нет никакого выхода, а между тем нам очень надо знать, что они затевают.
– Хорошо, – сказала Тереза, подумав, – вечером я отправлюсь в таверну «Попутный ветер», где собираются синие. Изображу из себя гадальщицу по руке.
– Вы умеете гадать? – удивилась Анриетта.
– Нет, но нет такого дурака, который не хотел бы узнать свое будущее. На это я могу поймать любого.
– А предсказания? Как же вы будете их делать?
Тереза пожала своими ослепительными плечами.
– Человеку надо говорить то, что он хочет услышать. Посулю каждому оборванцу генеральское звание, долгую жизнь и богатство. Ну, и награды, само собой. После этого с синими можно будет сделать что угодно.
В реальности, впрочем, все получилось по-другому. Тереза в и самом деле прихорошилась и отправилась в таверну, где почти сразу же к ней подсел какой-то офицер в плохо заштопанной синей форме. Тереза улыбнулась ему и предложила погадать по руке.
– Ты станешь генералом! – объявила она, делая вид, что с восхищением разглядывает линии руки.
– Э, красотка, я уже генерал, – равнодушно ответил оборванец. Тереза озадаченно уставилась на него. В ее представлении генерал – это было что-то помпезное, с золотыми эполетами и всякой мишурой на мундире. А тут – не угодно ли – сидит какой-то, весь из себя невзрачный, и на локте заплатка, и одной пуговицы не хватает. Но Тереза умела держать удар.
– Значит, станешь маршалом.
– Звание маршала отменили, – зевнул генерал. – Так что не получится.
– Ну, может, его еще вернут, – предположила Тереза, чувствуя, что тонет и ей срочно надо спасаться. – Ради такого красавца!
Генерал, которого звали Жан-Батист, не стал возражать, и Тереза, следуя своему плану, нагадала ему богатство, долгую жизнь и множество наград.
– Как ты хорошо гадаешь! – вздохнул генерал и увлек ее под лестницу, туда, где был темный закуток, пригодный для всяких темных – и не очень – дел.
Оттуда генерал вышел через четверть часа, слегка растрепанный, застегивая на ходу штаны.
– Ты куда? – изумилась Тереза. В ее представлении мужчина не должен был уходить так быстро.
– К себе, – лаконично ответил Жан-Батист по фамилии Журдан. – Завтра мне надо уезжать. Спасибо, красотка, ты была очень мила. Не скучай без меня!
И, посвистывая, направился на свою квартиру. Он даже не подозревал, что все это окажется правдой – и маршальство при империи, и богатство, и награды, и долгая жизнь, которая позволит ему увидеть восемь режимов власти: старый, революцию, Директорию, империю, первую реставрацию, Сто дней, вторую реставрацию и под занавес – воцарение Луи-Филиппа.
Пока Тереза пыталась подобраться к военному командованию, Амелия тоже не теряла время даром. Она ходила за цветами и нашла более близкую дорогу в Розендаль – через провал в городской стене, где обычно дежурили два часовых, которые скоро уже знали ее в лицо и выпускали беспрепятственно. Общаясь с Эммой, старой горничной, Амелия выучила довольно много слов по-фламандски и через несколько дней могла уже бегло изъясняться. Заодно она научила Еву, и служанка с изумлением обнаружила, что стоит ей на рынке заговорить по-фламандски, как цены чудесным образом снижаются. Но вообще продукты стоили дорого, даже в пересчете на бумажные деньги, и Ева не переставала сокрушаться, что у себя дома они могли бы накупить вчетверо больше того, что тратили на еду здесь.
Иногда Амелия уходила гулять к морю. По утрам над ним поднималась сплошная масса серого тумана, который вскоре рассеивался; по вечерам, когда заходило солнце, море превращалось в сказочный мираж из золота и синевы. Само море, белоснежные паруса кораблей в порту, маяк, который возвышался возле форта Рисбан, чем-то привлекали Амелию, волновали ту часть ее крови, которая перешла к ней от далеких норманнских предков, морских бродяг и путешественников.
Волновали они и Себастьена, однако с совершенно другой стороны.
– На рейде я насчитал около двух десятков небольших кораблей, которые не могут представлять опасности для англичан, – говорил он жене, которая писала под его диктовку очередное голубиное донесение. – Что касается форта Рисбан, то он полностью восстановлен и готов к обороне. Когда я был на обеде у родственника твоей бабушки, он упомянул, что раньше в форте было 12 пушек и 4 мортиры. После обеда мы беседовали о том о сем, и я выяснил, что пушек теперь 18, а мортир 7.
– Да, если англичане захотят провести высадку с кораблей, форт Рисбан им помешает, потому что он контролирует значительную часть побережья, – буркнула Анриетта.
– Но не всю, – улыбнулся Себастьен и продолжил диктовать: – Что касается городских укреплений, то они в относительно хорошем состоянии. Несмотря на то, что в этом веке их несколько раз уничтожали, их каждый раз возводили вновь. Сейчас в городе продолжаются работы по улучшению существующих укреплений и их обороне. Я несколько раз пытался сосчитать число пушек, которые охраняют город, и полагаю, что их никак не меньше семидесяти.
– Это не так уж много, – заметила Анриетта, дописывая фразу. – Что-нибудь еще?
– Пока все, – сказал Себастьен, садясь к жене на кровать. – Скажи, как ты сегодня себя чувствуешь?
Анриетта ответила, что хорошо. Забота мужа и трогала ее, и раздражала, и молодая женщина никак не могла избавиться от этого смешанного чувства.
Откуда-то сбоку до них донеслось воркование клавесина, и Себастьен удивленно поднял голову.
– Что это? – спросила Анриетта.
– Сейчас узнаю, – ответил тот, поднимаясь на ноги.
Через минуту он вернулся с известием, что Амелия привела какого-то синего, который пообещал починить им инструмент. Она встретила его возле укреплений, они разговорились, и она пригласила его к ним. Анриетта раздраженно передернула плечами.
– Надо будет ей сказать, чтобы она не приводила в дом посторонних, особенно солдат врага, – промолвила она сердито. – Мы не можем быть уверены, что его появление здесь случайно.
Себастьен нахмурился.
– Я пойду присмотрю за ними, – сообщил он и скрылся за дверью. Однако через час хозяин дома вернулся совершенно успокоенный.
– Он действительно починил клавесин. Его зовут Сильвио, он из Савойи и еле-еле говорит по- французски, в основном по-итальянски. И знаешь что? Оказывается, он обычно охраняет пролом в городской стене, через который Амелия ходит в Розендаль. Очень удобное место, чтобы начать там атаку.
– Надо обязательно сообщить англичанам об этом, – оживилась Анриетта. – А что синий, уже ушел?
– Да, и даже не пожелал взять деньги. Забавные они все-таки люди.
Через несколько дней Амелия, как обычно, отправилась за цветами в Долину роз. Стояла жара, кузнечики стрекотали как оглашенные. По дороге, важно вертя хвостами, тянулась стайка гусей, а навстречу им шагали двое солдат в синей форме.
– Жарко, – проворчал один из солдат, вытирая лоб.
– Si[13], – подтвердил второй.
Из-за поворота показался всадник на взмыленной лошади. Гуси, вмиг утратив важный вид, с возмущенным гоготаньем и хлопаньем крыльев брызнули в разные стороны. Поравнявшись с солдатами,
