— С тех самым, как его родители поняли, что он никогда не вырастет. Они знали, что консервационистам понадобятся пилоты-карлики, и чем меньше ростом они будут, тем лучше. Венеру открыли мы, „консы“. И мы требуем права на ее заселение. Ты можешь отдать ее нам?
— Конечно. Но это будет нелегко. Список уже заполнен наивными простаками, рвущимися на Венеру, чтобы Фаулеру Шокену и Земле было удобнее их эксплуатировать. И все же я попробую.
По внутреннему телефону я соединился с Отделом научных изысканий и разработок.
— Чарли! Я насчет конкуренции между Венерой и нашими фирмами на Земле. Забудь об этом. Мне стало известно, что почти все наши предприятия по добыче углекислого газа финансирует Таунтон.
— Прекрасно, мистер Кортней! — обрадованно воскликнул Чарли. — По предварительным данным, мы здорово можем ему насолить.
Я обратился к Кэти.
— Ты можешь найти Ренстеда? Не знаю, где вы его прячете, но он сейчас нужен. Работа предстоит нелегкая. Реклама должна убедить людей, но так, чтобы они сами того не заметили. Теперь же нам надо разубедить их, но так, чтобы об этом не подозревали ни они, ни сами работники рекламы. Нужна помощь человека, на которого мы могли бы полностью положиться.
— Это нетрудно сделать. — Кэти коснулась поцелуем моей щеки. — Вот тебе за слово „мы“.
— Хм, — буркнул я, — разве я сказал „мы“? — И вдруг вспомнил. — Знаешь что, дорогая, у меня здесь наверху неплохая комнатушка. Пойди-ка отдохни. А я поработаю.
Она снова поцеловала меня.
— Не слишком утомляйся, Митч. Вечером увидимся.
18
Без Ренстеда я бы не справился. Он вернулся из Чикаго, где скрывался с тех самых пор, как по сигналу Кэти инсценировал самоубийство. Ренстед вошел посвистывая в конференц-зал, в самый разгар заседания правления; мы с ним обменялись рукопожатиями, а члены правления с готовностью поверили версии о выполнении особого задания. В конце концов один раз они уже поверили в нечто подобное. Ренстед знал свое дело и принялся за него, засучив рукава.
Был он „консом“ или нет, я по-прежнему не доверял ему. Но все же надо признаться, что с его возвращением дело сразу же пошло на лад.
Для видимости фирма „Фаулер Шокен“ широковещательно объявила конкурс на лучший девиз для полета на Венеру и учредила тысячу пятьсот первых премий — все в виде бесплатного билета на Венеру. Всего же было восемьсот тысяч премий, но остальные в счет не шли. Роль жюри конкурса была предложена одной нейтральной фирме, занимавшейся исследованием и анализом общественного мнения. Как потом оказалось, ее возглавлял свекор одного из приятелей Ренстеда. Из тысячи пятисот человек, получивших первую премию, тысяча четыреста, как сказал мне Мэтт, были активными членами организации консервационистов, а сто остальных — подставными лицами на случай каких-либо неожиданностей.
Мы с Кэти отправились в Вашингтон, чтобы устранить последние препятствия к отлету, а Ренстед остался следить за ходом дел в Нью-Йорке. Мне часто приходилось бывать в Вашингтоне: я приезжал сюда пообедать или провести вечер. Теперь же предстояло пробыть здесь целых два дня, и я радовался этому, как мальчишка. Оставив Кэти в отеле и взяв с нее клятву, что она не пойдет осматривать город без меня, я нанял педальный кеб и-отправился в госдепартамент. В приемной, кроме меня, был еще меланхоличного вида маленький человечек в котелке; услышав мое имя, он тут же вскочил и уступил мне место. „Да, не то, что раньше, когда ты потел на плантациях „Хлорелла“, Митч, старина“, — сказал я себе. Наш представитель в конгрессе стремительно выбежал в приемную, шумно приветствуя меня. Я несколько умерил его пыл и объяснил, что мне от него нужно.
— Проще простого, мистер Кортней, — воскликнул он. — Сегодня же днем поставлю законопроект на обсуждение комиссии, и, если повезет, к вечеру его утвердят обе палаты.
— Прекрасно. Нужна какая-нибудь помощь? — выразительно спросил я.
— Не думаю, мистер Кортней. Но было бы неплохо, если бы вы сами выступили завтра на утреннем заседании, если найдете время, конечно. Все будут рады услышать вас, и это наверняка поможет быстрейшему решению вопроса.
— Что ж, не возражаю, — ответил я и потянулся за своим портфелем. Но человечек в котелке опередил меня и вручил его с легким поклоном.
— Скажите, когда мне нужно быть здесь, Эйблз, — обратился я к конгрессмену, — и я буду точно в назначенный час.
— Благодарю вас, мистер Кортней. — Он распахнул передо мной дверь.
Человек в котелке нерешительно окликнул его:
— Мистер Эйблз?
Эйблз отрицательно покачал головой.
— Сами видите, как я занят сегодня, — вежливо сказал он. — Приходите завтра.
Тот благодарно улыбнулся и вышел вслед за мной. Мы одновременно подозвали кеб, и человечек открыл передо мною дверцу. В Вашингтоне нелегко найти кеб, поэтому я предложил:
— Вас подвезти?
— Вы очень любезны, — ответил он, усаживаясь рядом со мной. Водитель нажал на педали и вопросительно взглянул на нас.
Я назвал адрес:
— Высадите меня у парка Старр. Но сначала подвезите этого джентльмена.
— Разумеется, — ответил водитель. — Белый дом, господин президент?
— Да, пожалуйста, — ответил мой спутник. — Очень рад, мистер Кортней, что познакомился с вами. Я слышал ваш разговор с мистером Эйблзом. Очень приятно узнать, что ракета на Венеру почти готова. Конгресс давно уже не имеет привычки ставить меня в известность о том, что происходит в стране. Конечно, я понимаю, что они очень заняты всякими там расследованиями и прочим, но все же… — Он лукаво улыбнулся, а затем тоном заговорщика сказал:
— Знаете, я принял участие в вашем конкурсе, мистер Кортней, предложил девиз: „Глаза как звезды, лечу я к звездам“. Однако не уверен, что смогу воспользоваться выигрышем, даже если и получу премию.
— Я тоже не уверен, — воскликнул я искренне, а затем уже, явно кривя душой, добавил:
— Вас просто не отпустят: ведь вы нужны здесь.
— Не очень-то нужен. Правда, январь — трудный месяц. Понимаете, я открываю сессию, и они читают за меня послание конгрессу о положении страны. Ну, а все остальные месяцы проходят совсем спокойно. Вы ведь собираетесь завтра выступать, мистер Кортней? Это хорошо, значит, устроят совместное заседание двух палат, а в таких случаях мне обычно разрешается присутствовать.
— Буду очень рад, если вы придете, — доброжелательно заверил его я.
У маленького человечка была добрая улыбка, и его глаза тепло поблескивали за стеклами очков. Кеб остановился, президент дружески пожал мне руку и вышел. Но вдруг он снова просунул голову в кеб.
— Гм, — промолвил он, опасливо косясь на водителя, — вы были очень добры. Мне, возможно, не следует давать вам советы, но дело в том, что я немного разбираюсь в астрономии; это моя слабость. Надеюсь, вы не станете слишком затягивать отлет ракеты, пока Венера все еще в этой фазе.
Я с удивлением уставился на него. Венера отклонилась на десять градусов и продолжала уходить от Земли. Но, с тех пор как почти все технические препятствия были устранены, для нас это уже не имело значения.
Он приложил палец к губам.
— Прощайте, сэр.
Весь остаток пути я созерцал волосатые уши кебмена и думал о том, что хотел мне сказать президент.
