Я - Шарлотта Симмонс

— Что-то вроде Кроуфорд. Вы, кстати, не знаете, кто бы это мог быть?

«Кроудон Маклеод, — подумал Хойт. — Как же, знаем мы его. Вот только, оказывается, плохи наши дела. Какой, спрашивается, хрен продажный мог расколоться и выдать этой своре журналюг, мудаков и „ботаников“ информацию про Кроудона и Сайри?»

— Кроуфорд?.. Не знаю никакого Кроуфорда, — словно покопавшись в памяти, сказал он.

— Эй, погоди-ка минутку, — вдруг влез в разговор Вэнс. — Что-то я не врубаюсь. Вот ты пришел сюда… а откуда ты узнал, кто мы такие? Ну, в смысле, откуда ты узнал, где нас искать?

«Эх, Вэнс, Вэнс, старина Вэнс…»

— Ну, я… я позвонил в Сейнт-Рей и попросил администратора соединить меня с кем-нибудь из вас, — объяснил «ботаник». — И мне и сказали, что, скорее всего, вас в это время можно найти здесь.

— А откуда ты узнал, как мы выглядим?

— Да поспрашивал кое-кого. — Он мотнул головой в сторону входа в кафетерий. — Вот меня на вас и навели. Похоже, ребята, недостатком популярности вы не страдаете! Вас, наверно, каждая собака в университете знает!

На лице «ботаника» расплылась широкая улыбка Широкая, подобострастная, льстящая самолюбию собеседника улыбка чуть-чуть не пробила брешь в обороне, выстроенной Хойтом. Его начали одолевать сомнения. С одной стороны, уже давно было пора дать понять этому «ботанику», что он-то как раз — настоящий мудак, но не на мудаков нарвался… и здесь ему ни хрена не обломится. А с другой стороны, в конце концов, так ли уж плохо… когда тебя все знают, тобой восторгаются, тебе завидуют? Неужели так уж страшно… стать еще немного более известным? «Чем мы тут занимаемся? Да смотрим, как делают минет какому-то мудаку с обезьяньей рожей, — вот чем занимаемся!» Что такого плохого в том, чтобы эта бессмертная фраза оказалась увековечена в печатном виде?

— Я никогда не читал «Дейли вэйв», — сказал Хойт «ботанику». — Вэнс, а ты часом «Дейли вэйв» не почитываешь? — Этот вопрос он сопроводил саркастической улыбкой третьего типа.

— Я? Да ты что! — отмахнулся его товарищ. Впрочем, его «ты что» прозвучало, пожалуй, немного слишком эмоционально. Можно было подумать, что Вэнс не то на кого-то за что-то злится, не то чересчур взволнован. — А ты, значит, пишешь для нашей школьной газетки? — поинтересовался он у «ботаника».

— Ну да, типа того…

— Слушай, всегда хотел узнать: как вы поступаете, когда выходите на потрясающе интересную тему, статья могла бы получиться просто охренительной, но при этом — ни одного гребаного факта, ни одного свидетеля у вас нет, — что тогда?

Ботаник явно не ожидал, что разговор перейдет на повышенные тона, и у него от волнения, а может быть, и от страха, начали дрожать губы. Похоже было, что ему больше не удастся справиться со своенравными лицевыми мышцами и растянуть физиономию в улыбке.

Вновь оробев, «ботаник» осторожно сказал:

— Ну, нам остается только надеяться… на то, что факты мы все-таки добудем. Понимаете, — в его глазах снова появилась невысказанная мольба, — я ведь потому к вам и сунулся! Мне нужно было поговорить лично с участниками событий. В статье, где затрагиваются острые темы либо приводятся… гм… не самые типичные факты, все должно быть выверено до мелочей. Главное — точка зрения самих участников. Впрочем, комментарии других свидетелей тоже нельзя оставлять без внимания. Я, кстати, очень надеюсь, что нам и в этом случае удастся разыскать других свидетелей.

— Каких еще других свидетелей? — спросил Вэнс. Увы, все еще встревоженным тоном.

— Как — каких? Там же, парни, помимо вас, губернатора и девушки, были еще и другие люди.

— Да я тебя и спрашиваю — какие люди-то? — не унимался Вэнс.

— Телохранители, — ответил «ботаник».

— Телохранители? Выходит, там были телохранители?

— А что, разве нет?

— Телохранители… их там, значит, уже целая толпа вырисовывается? — уточнил Вэнс.

— Не будете же вы отрицать, что там были также и телохранители губернатора? — задал профессиональный журналистский вопрос «ботаник», а затем обратился к Хойту, чуть не впившись в него взглядом: — Вы можете это подтвердить или опровергнуть?

Хойт не верил ни своим ушам, ни глазам. Надо же — этот мелкий урод сумел, на свою беду, снова снять с предохранителя защитный механизм, выстроенный в голове Хойта, и обострить его инстинкт самосохранения. Вэнс, похоже, окончательно впал в тихую истерику и теперь мог сморозить какую- нибудь откровенную глупость.

— Можете ли вы это подтвердить или опровергнуть? — повторил вслед за «ботаником» Хойт, словно пробуя на вкус роскошно звучащее выражение, взятое не то из учебника для журналистов, не то из полицейского протокола. — Подтвердить или опровергнуть?.. Подтвердить или опровергнуть что? Тот факт, что я сижу на собственной заднице? — Он покачал головой и сжал губы, словно произнося про себя: «Вот… с-с-сука».

Ботаник с мольбой в голосе забормотал:

— Ребята, я просто не могу об этом не спросить. И потом, решать ведь не мне, а вам. Нет, редактор-то с этой историей как-нибудь да разберется! Статья рано или поздно выйдет. Лично мне, да и моему боссу, тоже, хотелось бы, чтобы в университетской газете была в первую очередь изложена ваша версия случившегося. Но на «нет» и суда нет. Придется воспользоваться тем, что расскажут другие.

— А что тебе расскажут? — вновь напустился на «ботаника» Вэнс. — Я, например, все никак догнать не могу, что за хрень ты нам втираешь.

Эти слова вновь были произнесены слишком эмоционально — не так, как мог бы говорить человек, действительно ни в чем не участвовавший.

Хойт поспешил перехватить инициативу.

— Видишь тех двух ребят? — спросил Хойт, показывая пальцем на двух студентов, толстых, как откормленные на убой поросята, сидевших через три столика от них и с редким энтузиазмом набивавших животы. — Иди спроси у них. Может, они в курсе. Поинтересуйся.

Взгляд мудака-«ботаника» вновь беспокойно заметался от Хойта к Вэнсу и обратно. Воцарилась тишина. Оба приятеля смотрели на позволившего себе проявить излишнюю настырность журналиста с наглым выражением на физиономиях, словно задавая ему вопрос: «Ну, и что ты теперь будешь делать?»

«Ботаник» же встал со стула и начал прощаться.

— Что ж, ребята, спасибо, что нашли время поговорить со мной… Да, кстати… ют… — Изогнувшись, он вылез из лямок рюкзака, висевшего у него за спиной, порылся в нем и выложил на стол визитную карточку с телефонами «Дейли вэйв» и шариковую ручку. — Если захотите со мной связаться, вот телефон нашей редакции, а номер мобильного я вам сейчас запишу. — И, нацарапав на карточке номер, он протянул ее Хойту. — Спасибо еще раз, — повторил он.

Хойт, ничего не говоря, взял карточку за уголок двумя пальцами — не то равнодушно, не то даже с некоторой брезгливостью. При этом он на прощанье одарил мудака-«ботаника» иронической улыбкой первого типа в облегченной версии, давая понять, что разговор окончен. «Ботаник» все понял правильно и без лишних слов направился к выходу из зала. Рюкзак у него был фирменного сиреневого цвета с желтой буквой «D» на клапане. Только последние провинциалы и люди без малейшего вкуса — среди них мудаки-«ботаники» — могли ходить по Дьюпонту с рюкзаками или в одежде с университетской эмблемой. Таким образом они подчеркивали, что сам факт пребывания и обучения в Дьюпонте значил для них очень много. Впрочем, всем было известно, что для любого нормального дьюпонтского студента этот факт действительно значит очень много, и отрицание этого, равно как и подчеркивание, были лишь двумя сторонами культивируемого из поколения в поколение дьюпонтского снобизма.

Вэнс тяжело, как гипертоник, вздохнул и с укоризной посмотрел на друга.

— Господи, Хойт, сколько раз я тебя просил — кончай ты уже трепаться об этом случае. Нам теперь еще не хватало, чтобы нас обосрали в этой подметной газетенке «Дейли вэйв»…

Хойт перебил товарища:

— Да ладно, расслабься. Ты лучше скажи, что нам с тобой будет, даже если статью напечатают?

— Как это «что будет»? Нас с тобой выдрючат и высушат. Ты смотри, как дело оборачивается: этот придурок уже вешает на нас двух изуродованных охранников. Охренеть! Можно подумать, мы первые начали. Уже два телохранителя! Нет, этот козел даже не понимает, какую лапшу он пытается навесить людям на уши. Я уж порадовался было, что все с рук сошло, так нет же: разнюхали, блин, папарацци хреновы. И почему именно нас угораздило попереться через Рощу и вляпаться в эту идиотскую историю? Жили бы себе спокойно и не знали, что эта прошмандовка Сайри, мать ее, Стифбейн решила отсосать у губернатора Калифорнии.

— Ус-по-кой-ся, Вэнси. Уймись. Уймись, говорю! Ничего страшного не произошло. Ну, упала эта горилла неудачно, и что? Ты же помнишь: этот парень даже сознания не потерял.

— Да, конечно, но теперь-то хрен что докажешь! Я уверен, этот придурок из газеты все переврет, на хрен, и сделает статью так, как ему покажется интереснее. Того и гляди еще напишет все со слов телохранителя! Представь только, какой шум тогда поднимется! Тот ведь тоже не захочет, чтобы его в газете опускали. Какой он, на хрен, телохранитель, если со студентами справиться не может! И зачем вообще ты ввязался в разговор с этим придурком? Надо было просто все отрицать, как я. Я уж и подмигивал тебе, и намекал… а тебе дай только языком почесать. А этот кучерявый со скальпом на пробор кого хочешь на что угодно разведет. Вот и договорились. Он, между прочим, все правильно понял и теперь точно знает, что без нас там не обошлось.

Хойт едва удержался от смеха:

— Я? Ты хочешь сказать, это я нас подставил? Ну, ты даешь! Вспомни-ка: этот пингвин говорит: «Два телохранителя», а ты: «Какие еще два? Не было там двух! Я только одного видел!»

— Я такого не говорил!

— Но считай, все равно что сказал, — рявкнул Хойт.

Несколько секунд Вэнс молча смотрел на приятеля и наконец произнес:

— Знаешь, что я думаю? Есть у меня такое подозрение, что ты, извращенец, просто хочешь, чтобы кто-нибудь что-нибудь про это написал. Что, скажешь, я не прав?

Хойт изумленно развел руками:

— Ну ни хрена себе! А кто этого парня отослал? Кто вообще порекомендовал ему поцеловать нас в задницы?

Обвиняющим взглядом он пригвоздил друга к стулу, но… м-м-м… как бы это выразиться… на самом деле старина Вэнс был не так уж и не прав…

— Дай-ка я посмотрю, что там у этого мудака на карточке написано, — сказал Вэнс.