– Как что? А перстень какой красивый! – удивилась их равнодушию Сима.
– Какой перстень? Нет тут никакого перстня. Ну, ты напилась, Серафима! Во даешь! – с восхищением посмотрел на нее Парецкий.
– Что значит нет? А это что? – Сима взяла ветку, указала ею на перстень и торжественно оглянулась.
На нее смотрели с недоумением.
– Нет, Симочка, ты не напилась. Ты, скорее всего, обкурилась. И капитально,– обходя ее по кругу и разглядывая с любопытством, проговорила Нина.
– А я вижу! – вдруг раздался позади них голос Сани.– Вот же оно, кольцо!
– Да где?! С ума вы, что ли, все посходили!
Саня подбежала к статуе, ловко забралась и стала снимать перстень с пальца. Но в этот момент кто-то из девчонок громко завизжал. Стало как будто темнее. Саня оглянулась и готова была потом поклясться, что увидела позади, на аллее, какую-то рябь и промелькнувшее, как рыба на мелководье, чье-то лицо и длинный силуэт. Перехватив ее остановившийся взгляд, назад тут же обернулись и все остальные.
Через минуту они, как рекордсмены мира, один за другим перелетали через ограду и летели без оглядки вон из сада.
Наступал рассвет. Но утро огибало Летний сад, как остров. В нем, казалось, с восходом стало только темнее.
Небо было ослепительно-белым. Нереально белым. Будто бы над Манхэттеном расстелили исполинский лист гоcзнаковой бумаги. И ему, русскому мальчишке, увлеченному бесконечно изменяющимися архитектурными формами, казалось, что именно в этой точке планеты невидимый искуситель предлагает любому желающему продолжить, увеличить до бесконечности стремительные вертикали островных башен.
Вова Вертлиб стоял перед знаменитыми на весь мир небоскребами Всемирного торгового центра и завороженно впитывал волшебный отблеск исполинских стеклянных граней.
«Сбылась-ась-ась-ась, сбылась-ась-ась-ась идиота мечта-та-та-та!» – напевал про себя будущий известный американский архитектор русского происхождения по фамилии Вертлиб. Вибрирующий сигнал тысячного
– Хэллоу! – «Ну не адвокат дьявола, но все равно Манхэттен кругом, понимашь...»
– Ты нормально добрался?
– Итс олл райт, дарлинг!
– Вовка, не дурачься! Ты знаешь, что будет, если ты провалишь это интервью? – Он ловко протиснулся между двумя арабками, пискнув: «Пардон, мадам!» – Я серьезно! Дядя Слава очень беспокоится. Этот Коралис – большая шишка, и дяде Славе стоило большого труда...
– Нинуль, я взрослый мальчик! Я уже в холле и в самом боевом настроении...
– Остается надеяться. Мы все очень волнуемся за тебя! Обязательно позвони сразу после интервью!
– Обязательно!
Юноша быстро миновал справочное и оперативно сориентировался в холле у многочисленных лифтов. Ожидание кабины затягивалось. «И кто-о-о ска-а-зал-ал, что лифты скоростны-ы-ы-е?» – Ожидание не совпадало с его возбужденным состоянием, и песенка обрела печальный фольклорный мотив. «Нужно... Нужно-нужно-нужно нам кому-то позвонить! Едь же ты, скорее!» – И тут же, отвечая на его просьбу, музыкально брякнули сигнальные колокольцы лифтов. Несмотря на кондиционированный воздух, путешествие оказалось так себе, как в родном, питерском «Отисе». Время тянулось подобно изрядно пережеванному «Диролу». Возникшее было желание позвонить кому-нибудь прямо отсюда, из кабины скоростного лифта Всемирного торгового центра, вместе с ощущаемой перегрузкой перемещалось все ниже по телу и вовсе ушло в виниловый пол кабины. А еще слишком серьезные лица попутчиков. «М-да, это явно не голливудская массовка...» – но несмотря ни на что, ощущение Большой Жизни присутствовало.
Присутствовало даже тогда, когда блеклая крыска, сидящая за офисным пультом, обнажая несоразмерные с кукольным личиком резцы, сообщила «мистеру Вертлибу», что «мистер Коралис задерживается, но, помня о назначенной встрече, просил извиниться и подождать его в холле. Не более четверти часа».
– Сорри, мистер Вертлиб! – пискнула «крыска Холли», кокетливо оправляя именной бедж.
– Владимир,– по-своему понял ее юноша и протянул руку через стойку. Лапка Холли полностью соответствовала первому впечатлению. «Может, там, за стойкой, еще и хвост имеется?» – Он попытался перегнуться через барьер, но росту не хватило.
– Вам что-нибудь предложить? Чай, кофе, вода?
– Воды, если можно.
– Справа по коридору – аппарат,– коготок грызуна указал направление движения. «Нет, прав был дед: Америка – страна не совсем вменяемая».
Вова Вертлиб быстро освоился в гостевом предбаннике «М. Дж. Коралис Девелопмент инк» и с пластиковым стаканчиком ледяной воды в руке расположился перед огромным панорамным окном холла. Внизу лежал самый настоящий Нью-Йорк. Он медленно и с нарочитым достоинством поставил воду на стеклянную столешницу комнаты для гостей, так же, не торопясь, извлек из кармана свадебный подарок новой «американской» родни – спутниковый телефон
– Парецкий экут-ву!
– Здорово, Макс, ты как, ты где?
– А, мсье Вертлиб! Я – нормально. Вокруг меня бульвар Круазетт, передо мной тащится в открытой «альфе» дедушка Бельмондо и собирает улыбки поклонниц. Мне не перестроиться, а у него тщеславие заело! Ладно, продолжаю: рядом со мной какая-то испаноговорящая телка, от которой мне не отделаться уже вторые сутки, поэтому торчу с ней здесь, нарезаю круги по набережной и выслушиваю папашины матюги из Монако по телефону. Думал, это опять он звонит.
– Круто! А что, бабец-то хороша?
– Вы – женатый человек, мсье Вертлиб! Ай-ай-ай! Но, по старой дружбе, так уж и быть, доложу: клевая бабешка, прыткая и гибкая. Только вот не понимает текущего исторического момента.
– А может, это любовь?
– Скорее, к моей машине. Ладно, ты лучше про себя расскажи. Как вы там с Нинкой, устроились?
– Почти. Сейчас сижу в холле на сорок седьмом этаже Всемирного торгового центра и дожидаюсь встречи с мистером Коралисом.
– Серьезный мальчик! Про центр знаю, слышал, а что за перец твой мистер Коралис?
– Крутой делец, по всему миру строит торговую недвижимость.
– Ну ты даешь! Слушай, ладно Коралис, он уже строит, а ты-то ему на кой сдался со своим первым курсом?
– Рекомендации, Максик! Америка – страна рекомендаций! Если я ему понравлюсь и произведу должное впечатление, то мистер Коралис станет моим будущим боссом и спонсором на весь период обучения. Опа!
– Н-да, брат, завидую! Ну, а как там вообще?
– Где именно?
– Ну где-где, на сорок седьмом этаже! Веришь-нет, но еще ни разу на такой верхотуре не был.
– Мечта идиота, Макс! Внизу – Нью-Йорк, вокруг – небоскребы, все сверкает, все блестит! Оба-на! Даже кино снимают!
– Какое кино?
– Черт его знает, но прямо на меня летит самолет! Самый настоящий «боинг»!
– Как это, прямо на тебя?
– ...
– Алло! Вовка, так что там с «боингом»? Алло! Алло! – Но наушники не выдавали ничего, кроме эфирных шумов, а потом и вовсе замолчали.
– Нью-Йорк, Нью-Йорк...– Парецкий передразнил Синатру,– а связи человеческой наладить не могут!
