налил из запотевшего графинчика и предложил выпить за Ленино здоровье. Отказываться было нельзя.
По второй – за здоровье адмирала – выпили под горячий пурпур украинского борща. По третьей – за тех, кто в море, – выпили под распрекрасные котлеты с гречневой кашей…
Говорили о разной чепухе, о кадровых перемещениях, что произошли в их бывшей дивизии и на флоте за последние пятнадцать лет, – кого в Москву забрали, кого в запас уволили…
– А помнишь Сережку Толстопальцева? Командира К-149? Помер… Рак поджелудочной железы… А Вову Тихомирова? Замом у Петровича ходил? Тоже похоронили. Инфаркт. И прямо в Сочи – в отпуске приключился! А Богданова Игоря помнишь? Он в третьей дивизии в Заозерном начальником штаба был? Он теперь в Министерстве обороны. Вице-адмирала в прошлом году получил. Перспективен. Я с ним недавно виделся в Москве – растолстел, не узнаешь!..
Разомлев от трех рюмок, Леня тут же припомнил свой давешний разговор с Колином Фитцсиммонсом. Не в адмиральской столовке, а в дорогом ресторане, куда пускают только обладателей золотых клубных карточек… Вспомнил, как лакомились десертом, как курили сигары по триста долларов за штуку…
Как разнились эти два обеда! Как разнились меню и интерьер!
И вместо улыбчивой женки ворюги-майора, там прислуживали им три официанта и все – натуральные французы…
Да и говорили они с Колином не по-русски. Да! Язык общения там был иным. Но было и что-то общее – вечное желание за едой делать бизнес.
Там, в Калифорнии, Колин выразил желание купить. Здесь, на русском Севере, адмирал Рукогривцев выражает желание продать. А его, Лени, дело – связать два взаимных желания при своей собственной выгоде, чтобы и ему что-то досталось.
Вот и пришла ваша перестройка, господин адмирал! Вот и пригодился вам еврей Ленька Рафалович, которого еще пятнадцать лет назад вы и знать не желали в вашем подполковничьем высокомерии!
В общем, с адмиралом они договорились легко.
Рукогривцев для начала стал набивать себе цену – мол, кроме него с его связями в Минобороны, с тем же вице-адмиралом Богдановым и другими ребятами из Росвооружения, без которого тоже не обойтись, без него, контр-адмирала Рукогривцева, у Лени и его заокеанских партнеров ничего не получится. Рукогривцев попытался изобразить из себя опытного бизнесмена, но только рассмешил Леньку своими наивными представлениями о том, как делаются подобные дела…
Но расчет Леонида на то, что, покочевряжившись, адмирал соблазнится вульгарной взяткой наличными, полностью оправдался. Тридцать процентов авансом… И семьдесят процентов – по отгрузке товара. То есть – по отбытии ракетного крейсера со всеми документами в дальний поход под чужой флаг…
Расчет Леонида был правильным. Как только адмирал увидел написанную на бумажке цифру с пятью нулями, он сразу стал податливым и, как женщина в танце, уступил инициативу, согласившись, чтоб его вели. Он только все еще пытался набить цену. Но это уже звучало как формальное «не надо», которое женщина все еще говорит, когда
Наличные у Леонида были.
Колин уже сделал первый перевод, и теперь надо было только снять кэш со счета в питерском или московском отделениях Альфабанка.
Дело сдвинулось.
Но надо было еще утрясти миллион формальностей. И прежде всего – учредить две фирмы. Фирму- покупателя. И фирму-перекупщика. И сделать все так, чтобы фирмы эти существовали вне его, Ленечки, бытия.
Питер Дубойс
Дамбартон-Оукс
Вашингтон, округ Колумбия
Май 1996
Интернет-страница предложила ему на выбор два языка: английский и русский. Питер Дубойс выбрал русский…
Русский считался в его семье даже не родным, а домашним языком. Пока Питер был маленьким, отец педантично следил, чтобы в доме звучал только «великий и могучий». Мать называла Питера Петей- Петушком и читала ему русские народные сказки. Они усаживались у электрического камина, в котором искусственным огнем горели пластиковые дрова. Потом на плечи накидывалась «бабушкина» шаль, и начиналось странное чтение нараспев, то с оканьем, то с незаметным переходом на аканье, что, как казалось матери, придавало чтению особый фольклорный колорит. Правда, надолго ее не хватало. Через некоторое время она переходила на скороговорку и старалась незаметно пропускать целые куски повествования.
– Мама, но Иван-Царевич три раза дежурил у могилы отца: за старшего брата, за среднего и за себя, – ловил ее маленький Питер. – А ты прочитала только два.
– Питер, – для Пети-Петушка мальчик был слишком дотошным и внимательным, – какая разница? Во второй раз было совершенно то же самое…
– Нет, мамочка, ты мне сама объясняла, что три и два – разные числа. Их путать нельзя…
– А если бы здесь сто раз было написано, как он выходил сторожить эту чертову кобылу, – заводилась обычно мадам Дюбуа, – я бы все так и читала тебе, как дура?!
– Сто братьев не бывает, – логично возражал будущий криминалист.
– Ах, так?! Тогда пусть тебе дальше читает твой отец!
Питер прекрасно понимал, что это уже совершеннейшая фантастика. Чтобы отец читал ему книжку! Такого не могло быть даже в сказке! И Питер сдавался.
