– Это неважно, противный мальчишка, – стукнув Павла кулачком в бок, продолжала Клэр, – я одного такого противного мальчика убила за то, что он относился к дамам не шибко уважительно…
Павел слегка поперхнулся.
– Как? По правде?
Не улыбаясь, Клэр посмотрела ему в глаза долгим пристальным взглядом.
– Испугался, мальчик мой?
– Нет, не испугался, – с дерзкой бравадой ответил Павел.
И Клэр разрядила обстановку обезоруживающей улыбкой.
– Я попала в тюрьму в результате судебной ошибки…
– Я верю тебе, – воскликнул Павел со страстью, – верю!
– Спасибо, милый, – сказала Клэр, поцеловав его в лоб, – спасибо. А вот присяжные не поверили…
И она рассказала, как год назад ее мужа, богатого луизианского землевладельца, нашли мертвым в его машине на берегу местного озерца в трех милях от его загородного ранчо. Старина Берни Безансон жил одиноким бобылем, когда Клэр Эпплби, юная докторесса-орнитолог, приехала из Дьюкского университета в те болотистые малолюдные места с целью изучения и отлова редких птах… Старина Берни тогда и запал на нее, как судачили потом соседи Бернара Безансона…
Соседям Клэр не понравилась.
Городская штучка! И чего у них с Берни общего? Она – вчерашняя небогатая студентка. А старине Берни в Бонвилле принадлежало три тысячи акров земли…
Но тем не менее, невзирая на общественное мнение, они поженились. И жили странной для окружающих жизнью. Она не бросила своей кафедры. А он не уехал из Бонвилля…
И когда старину Берни нашли в его фордовском грузовичке с двумя пулями в груди, вся местная общественность, включая шерифа, пришла к общему мнению, что надо «шерше ля фам»… И так случилось, что именно в день убийства Клэр уехала к себе в Северную Каролину.
Против нее сыграло и новое завещание старины Бернара, составленное сразу после их свадьбы, по которому все свое движимое и недвижимое он оставлял не племянникам, как было в прежнем его завещании, а молодой жене, то есть ей, Клэр Эпплби-Безансон…
Все двенадцать присяжных единогласно проголосовали за вердикт – «виновна в убийстве».
Тридцать лет тюремного заключения. От электрического стула, все еще не отмененного в штате Луизиана, ее спасло только то обстоятельство, что прямых улик в ее деле не было, и обвинение руководствовалось только уликами косвенными…
Потом были три месяца тюрьмы.
И потом вдруг предложение работать в Ред-Рок-Вэлли. Работать по своей научной специальности. Орнитологом.
– Эвон оно как! – сказал Павел задумчиво.
– Вот так-то, мальчик мой! – заключила Клэр…
– А у тебя не было мысли, – спросил Павел, – что это не судебная ошибка, а все специально подстроили, чтобы заполучить тебя, как нужного специалиста, сюда в Ред-Рок?
Клэр сделала страшные глаза и зажала Павлу рот своей ладошкой.
– Молчи, дурачок! – прошептала она едва слышно, – здесь же везде их уши!
– Значит, и у тебя возникала такая мысль, – так же неслышно прошептал Павел…
Часть вторая
Решающее лето
Питер Дубойс
Санкт-Петербург, Россия
Июнь 1996
Русская кровь пока молчала. Ничем не тронул Дубойса Московский проспект, по которому они ехали в бесконечном, нервном потоке машин. Потом они повернули направо, проехали мимо Витебского вокзала, и Питер стал постепенно узнавать город, знакомый ему по фотографиям, фильмам, сайтам Интернета.
– Александр Сергеевич, – показал он на памятник, запечатлевший задумчиво сидевшего человека.
– Нет, это не Пушкин, – с видом полной компетентности пояснил сопровождавший его фээсбэшник. – Это Грибоедов. Автор пьесы «Горе от ума».
– Я знаю, – улыбнулся Дубойс. – Грибоедова тоже звали Александр Сергеевич.
– Правда? – удивился, но нисколько не смутился, сопровождающий. – А я не знал. Век живи – век учись… Владимирский собор…
А вон – Невский проспект… Литейный… А это наша контора. Большой дом…
Машина проехала мимо странного серого здания, возвышавшегося над прилегающими домами.
– Но мы сначала заедем в гостиницу. Вам надо отдохнуть с дороги, принять душ, перекусить. А потом уже милости просим…
