— Откуда такая тяга к морю, вы из Донецкой области, там степи, курганы?..
— Степи и курганы морю не помеха.
— Филипп Денисович, прежде чем перейти к мирной жизни, хочу спросить о самом памятном событии войны…
Очень трудно его выделить. Для меня, например, очень памятны бои под Новосокольниками, это март 43-го. Очень тяжелые… Многое осталось в памяти. Смерть отца, конечно. Тяжелый был для меня удар, но на войне это легче переживалось, потому что смерть была рядом каждый день. Памятно форсирование болот Лубанской низменности, бои за освобождение Риги, под Ауце. Войну закончил в Курляндии. Тяжелые были бои. Поскольку фактически вся армия ушла на запад, то здесь, в Курляндии, осталась очень небольшая группировка наших войск, которая сдерживала курляндскую группировку немцев. Бои не были рассчитаны на победу, надо было сдерживать почти 100 тысяч немцев. После капитуляции они дня четыре шли сдаваться.
— А вот насчет ваших наград, подвигов…
Я принес с собой газету нашей дивизии, вот она. Тут есть заметка и обо мне. Я ее взял, чтобы избавиться от необходимости рассказывать…
— А вот еще какая-то бумага, это реляция?
Нет, это политдонесение. Я сейчас пытаюсь написать статью про наш корпус и в Подольском архиве совершенно неожиданно нашел политдонесение из дивизии. И там прочел строчки о себе…
— Интересно, вас тут бесстрашным назвали. А на самом деле на войне страшно?
— Страшно, конечно, но в бою это не ощущается.
— Страх заглушался водкой?
— Нет. Водка была с 1 октября по 1 апреля.
— Только зимой, чтобы не замерзнуть.
— Да, 100 грамм водки в день.
— Вы, наверное, не пили, молодой были…
— Нет, пил. Но, между прочим, перед боем никогда не пил. После боя пил. А перед боем никогда.
— А как все-таки страх подавлялся?
— Трудно это описать. Конечно, страх был, но во время боя какая-то сила появлялась, которая снимала его.
— А было какое-то суеверие?
— Нет, не было.
— Была идея, вы шли в бой за веру?
— Была идея. Было чувство, что я должен это делать. Никакого другого чувства не было. Страх ощущался после ранения, когда возвращаешься на фронт, когда подходишь к передовой, слышишь взрывы… А потом опять привыкаешь.
— Человек привыкает к войне, это же неестественно!
— К войне нельзя привыкнуть, но есть обстоятельства, когда воевать надо. Это понимали солдаты Великой Отечественной: тут и мобилизация, и дух коллектива, и конечно же справедливые цели войны.
— Приходилось ли встречаться с элементами трусости, предательства?
— С предательством нет. Трусость была.
— Это в чем выражалось?
— Человек иной раз пытался спрятаться, не выйти из окопа, не подняться в атаку.
— Это нетипично?
— Да. Ведь иной раз может быть такое, что у человека сегодня одно настроение, завтра он совсем другой.
— А не было такой беспощадной гонки в бой? Плевать, что у тебя на душе творится. Иди и умирай.
— После войны, особенно в последние годы, приходилось читать и об этом. Но мне не приходилось видеть такое.
— Итак, война закончилась, и вы хотели строить корабли.
— После войны я оказался в Ленинграде, в школе военной контрразведки.
— А где была ваша семья? Папа погиб…
— Брат погиб. Я из семьи остался один.
— А мама?
— Тоже умерла.
— То есть вам и идти было некуда…
— Да, я был свободен со всех точек зрения. Сам делал свой выбор, сам решал свою судьбу. Выбор сделали без меня, но я без колебаний согласился с этим выбором.
— Это достаточно жестко было?
— Нет. Последнее слово оставалось за мной.
— После учебы в школе службу вы начали в центральном аппарате госбезопасности. Начали с помощника оперуполномоченного и закончили первым заместителем председателя КГБ. В какой вы попали отдел, чем занимались?
— Моя работа в органах государственной безопасности все время проходила внутри страны. Всю жизнь проработал в контрразведке. Контрразведка имела разные профили, разные направления. Основная линия контрразведки — борьба со шпионажем. Но контрразведка — это и работа на транспорте. Контрразведка, оберегавшая промышленность, секреты, в частности атомной промышленности. Была и есть контрразведка, которую сейчас чаще именуют политическим сыском. Но это политическая контрразведка, задача которой защита государственного строя. Вся контрразведка защищала строй, но эта контрразведка отличалась тем, что охраняла политическую систему. Замечу, что такая служба не является изобретением советской власти. Она существует во всех государствах. В Германии, например, это ведомство по охране конституции. Большую часть своей службы в органах работал именно в этой области. Поэтому и оказался в 5-м Управлении, когда оно было создано. Основными функциями его было прежде всего изучение процессов, происходящих в стране и в обществе, знание которых способствовало бы предотвращению негативных проявлений; процессов, используемых зарубежными центрами «холодной войны» в целях подрыва государственного строя. В задачу управления входило и предотвращение проникновения на территорию страны агентуры, засылаемой с целью созданий так называемых очагов сопротивления, и недопущение нежелательных процессов, и содействие своей информацией выработке решений, направленных на устранение причин возникновения негативных ситуаций.
В условиях «холодной войны» работа эта приобретала особое значение. Война-то шла. После речи Черчилля в Фултоне в западных спецслужбах появилось много планов «холодной войны». Они определяли стратегические цели и тактику «холодной войны». В войне использовались легальные и нелегальные (диверсионные) средства и методы. Последние породили термин «идеологическая диверсия». Легальные — пропаганда с использованием радио, телевидения, листовок, газет, книг, обработка людей при физических контактах.
И скрытые. Они выражались в нелегальном проникновении в страну с целью поиска людей, которые могли бы встать на путь сотрудничества с зарубежными центрами «психологической войны».
И если говорить о 5-м Управлении, то основная задача состояла в выявлении каналов подобного рода и их перекрытии. В этом состояла суть защиты конституционного строя. Сейчас иногда говорят, что вот, мол, работали среди интеллигенции, как бы не доверяя ей. Нет, мы работали не в среде, а на каналах проникновения в страну. Всю работу выстраивали для защиты государственного строя, защиты общества.
Тут сразу возникает вопрос: вот вы тут занимались, а страна-то развалилась… Причины случившегося не лежат на поверхности. И не только в деятельности органов госбезопасности дело. Они требуют глубокого анализа и осмысления. Скороговоркой о них не скажешь.
— Имело место предательство руководства страны, прямое или не прямое?
Не хочу говорить о предательстве, как и об агентах влияния. Очевидно: разрушительные процессы, назревавшие в государстве (не стану детализировать), многие годы оставались без внимания властей предержащих. А во времена Горбачева действия власти во многом совпадали с замыслами противной стороны. Раскрытие истины — дело истории. Ясно одно: что угроза с Запада и то, что она таит в себе, не было тайной. Эта угроза возникла не в последние годы. Чувствовали ее не только в КГБ. С начала 70-х годов на эту тему много говорилось. Но угроза требовала действий. С одной стороны, следовало активно реагировать на действия, которые вел против страны Запад. С другой — серьезно задуматься над процессами, которые возникали внутри государства. Возникали, допустим, массовые беспорядки. Причины их известны. Но реагирования не было. Стеснялись, например, говорить о растущем недоверии в народе к партийному руководству, о появившейся коррупции в государственном аппарате, о межнациональных противоречиях.
— Но вы же докладывали о них?
— Докладывали не только мы. Но высшая власть молчала. Сегодня, накануне Дня Победы, нельзя не сказать и о такой, наверное, причине нашей трагедии. Мы очень долго праздновали победу. Уверовали в то, что раз победили, то нам и нечего бояться, а на самом деле следовало заботиться, чтобы после победы не только укреплять себя, но и реагировать на то, что представляет опасность, не допускать мысли, что мы непобедимы. Гордости оказалось недостаточно для поступательного движения, для обеспечения продуманного развития экономики, укрепления общественных начал и государственного обустройства. Критически оценить происходящее в стране, увидеть опасности, идущие извне, желающих не оказалось. Потому и запоздал столь важный вопрос, заданный Ю.В. Андроповым: в каком обществе мы живем?
А жили в обществе, пользовавшемся накоплениями прошлого, заслугами тех, кто победил в октябре семнадцатого и в мае сорок пятого, тех, кто трудом своим залечил раны войны, кровью и потом вывел страну в мировые лидеры.
Их-то и предали сознательные или несознательные разрушители Советского государства. Предали те, кому они верили и вручили свою судьбу. В их числе и тот, кто, до последних дней держась за власть, уверял в своей верности социалистическому выбору. Именно он и его окружение воспользовались утвердившейся в народе и обществе уверенностью в отсутствии угроз великому государству. Пелена гордыни закрыла глаза той партии, которая обязана была первой бить тревогу и действовать.
Нельзя не сказать и об экономике. Эту тему невозможно раскрыть в кратком интервью. Экономика в СССР развивалась в сложных условиях. Гражданская война, борьба против оккупантов в первые годы после революции привели к разрухе. Потребовалось время для ее восстановления при жесткой экономической блокаде, в расчете только на собственные силы. В этих условиях вряд ли возможно было удержаться без силовых акций, без насилия над объективными законами развития экономики. Страна весьма мало имела мирных дней, а фактор грядущей войны был постоянным и требовал насилия над
