испугом.
— Юрий Андреевич, на пару слов, — холодно сказал я и взялся за ручку двери.
— Он что вам, мальчик на побегушках? — звонким голосом спросила Марфинька.
Я пожал плечами и вышел.
Фарафонов догнал меня в коридоре, возле курилки.
— Не сердитесь на нее, Володя, — сказал он, положив руку мне на плечо. Сами понимаете: женщина. Она ревнует меня буквально ко всему.
— И к вашему прошлому, видимо, тоже. — Я высвободил плечо и сел на диван.
Фарафонов остался стоять. Я взглянул ему в лицо — он жалко моргал глазами.
— Это запрещенный прием, — тихо произнес он.
— Разве? — осведомился я. — Мы об этом не договаривались.
Фарафонов подумал.
— Ладно. Какие будут указания?
Я сжалился над ним.
— Садитесь.
Он сел чуть поодаль.
— На заседание Ученого совета вы можете пройти?
— Могу. Но потом меня выставят.
Вот черт! Я об этом забыл. Массовое воздействие ему недоступно.
— Ну, хорошо. Необходимо укоротить Бичуева. Он окончательно зарвался.
— Каким же образом?
— Скажем так. Минут через двадцать он пойдет в зал заседаний. В коридоре его обступят люди, станут надоедать вопросами. Вы встанете вот здесь, возле лестничной клетки, так, чтобы не бросаться в глаза. Неожиданно Бичуев снимает пиджак и…
— Он старый человек, Володя, — перебил меня Фарафонов.
— Да, да, — поспешно согласился я. — Недозрелая идея. Тогда так. Он отдает идиотский приказ…
— Например?
— Например, выносить на улицу несгораемые шкафы… Нет, не то. Мы не должны выставлять его невменяемым. Полная неспособность к руководству — вот что должно быть ключом. Может быть, вы что-нибудь посоветуете?
— Не понимаю, что это даст, — сказал Фарафонов. — Старика уберут, и его место займет Анисин. Вы, Володя, пока не котируетесь.
— Что вы хотите этим сказать? — спросил я, глядя ему прямо в глаза.
Фарафонов сокрушенно молчал.
— Ах ты выходец проклятый! — заорал я, не помня себя от бешенства. — Ты еще будешь мне шпильки подсовывать? Делай, что сказано!
Фарафонов встал, сунул руки в карманы, лицо его окаменело.
— Ну-ну, полегче, — сказал он. — Полегче при дамах.
Я обернулся — возле нас стояла Марфинька. Она с живейшим трепетом прислушивалась к нашему разговору.
— Вы простите меня, Юра, — сказал я, тоже вставая, — я был излишне резок, но обстановка осложнилась…
— Оставьте Юру в покое! — крикнула Марфинька. — Нечего его подбивать! Ишь какой нашелся!
Я был удивлен.
— Что такое? — спросил я, поворачиваясь к ней. — Что такое, не понял! Кто кого подбивает? И на что?
Но Марфинька не могла больше произнести ничего связного.
— Ишь какой нашелся! — повторяла она, задыхаясь. — Ишь какой нашелся!
— Видите ли, Володя, — сказал Фарафонов. — Пора внести ясность. Марфинька в курсе дела. Я тут с нею посоветовался, и она полагает…
— Да какое мне дело, что она полагает! — закричал я, снова выходя из себя.
— Юра, почему он на тебя кричит? — проговорила Марфинька и заплакала. Сделай с ним что-нибудь!
Я испугался.
— Ладно, шут с вами, — пробормотал я миролюбиво. — Устраивайтесь как хотите. И без вас обойдусь.
Фарафонов молча обнял Марфиньку за плечи.
— Кстати, Юрий Андреевич, — сказал я, видя, что они собираются уйти. — Не забудьте вовремя отдаться в руки правосудия. Вы уже не в том возрасте, чтобы откладывать такие дела на опосля.
Фарафонов потемнел, Марфинька охнула. Но не мог же я дать им возможность удалиться с почетом!
— И не особенно обольщайтесь, — продолжал я в каком-то восторге. — Носить вам передачи она не станет.
— Ну, Владимир Леонтьевич… — сказал Фарафонов хрипло.
— Подожди, Юра, — перебила его Марфинька. — А нам это не грозит, вот! А мы все рассчитали, вот! Пять лет будем выплачивать и все отдадим! Вот вам!
Запрокинув лицо, она торжествующе смотрела на меня снизу вверх и даже высунула острый розовый язычок.
— А ты представляешь, о какой сумме идет речь? — насмешливо спросил я — и вдруг осекся. '
Выходец с Арбата' смотрел на меня темным остреньким взглядом. 'Нет, нет! завопило все у меня внутри. — Только не это! Только не это!'
