Я заволновался и сказал:
— Ты, это… Штурвал держал бы!
— Не беспокойся, — засмеялся Тимур, — тут все так устроено, что если бросить штурвал, то катер сам идет прямо, как по ниточке, и никуда свернуть не хочет. Так куда тебя отвезти?
— Куда отвезти… — я тоже достал сигареты, — отвези меня, мил человек, в такое место, чтобы там было красиво и тихо. Чтобы берег был спокойный и дикий, и народу чтобы ни единой души… Чтобы большая вода текла мимо меня, и чтобы жизнь показалась мне прекрасной.
— Поня-а-тно… — протянул Тимур, — романтики захотелось.
— Вот-вот, — поддержал я его, — именно романтики. А то в последнее время никакой романтики — одни приключения. Причем такие, что не дай бог.
— Может, ты в розыске? — предположил Тимур.
— Нет, не в розыске, — я усмехнулся, — от розыска так не бегают.
— А как от розыска бегают? — ехидно спросил Тимур, снова берясь за штурвал и слегка подправляя курс.
Я посмотрел на него и сказал:
— А то ты сам не знаешь!
Тимур едва заметно улыбнулся и промолчал.
— Так вот, — я продолжил свои рассуждения насчет райского места, — хочу я пожить денька три на берегу этой реки. Естественно, в диком месте. Поразмышлять о жизни, навести порядок в своей голове…
— Понимаю, — Тимур кивнул.
— А раз понимаешь, то вези меня в такое место. А через три дня заберешь.
Я снова расстегнул рюкзак и достал оттуда рацию.
— Держи, — я протянул рацию Тимуру.
Он посмотрел на нее и спросил:
— Не боишься такую дорогую штуку чужому человеку отдавать?
— Нет, не боюсь, — ответил я, — а кроме того, без второй рации это просто кусок говна. Никому не нужный. Они еще на заводе только друг на друга настроены. Так что держи, будем, если что, связь держать.
— Положи на банку, — сказал Тимур.
Поскольку я после своих корабельных путешествий уже мог считать себя старым морским волком, то знал, что банка — это просто скамейка в лодке, и положил рацию, куда было сказано.
— Значит, отвезу я тебя… — Тимур закатил глаза к небу, — отвезу тебя… Все, знаю, куда отвезу. Место тихое и красивое.
— Вот и хорошо, — сказал я и поудобнее устроился в высоком кресле.
Ровная водная гладь летела навстречу, встречный ветер огибал нас где-то поверху, едва шевеля мои короткие волосы, и жизнь казалась мне прекрасной и беззаботной.
Часть первая
ИГРА В ПРЯТКИ
Глава первая Тимур и его 'ништяк'
Я вылез из палатки и с хрустом потянулся. Солнце уже приподнялось над лесом, и над водой таял легкий парок.
Спустившись к реке, я вошел в воду и решительно упал лицом вперед. Мягкая теплая вода обняла меня, как говорится, до глубины души моей, и я почувствовал, как в меня вливается жизненная сила и щенячья радость бытия. Поднявшись на ноги, я начал энергично плескаться. Потом сбегал на берег, где на пенечке лежали туалетные принадлежности, схватил их и бегом вернулся в воду.
На свежем воздухе все приобрело совершенно другой вкус и запах.
Мыло пахло так, как много лет назад, когда я был мальчишкой, еще не курил и не сжигал вкусовые рецепторы пивом и водкой, а зубная паста неожиданно обрела праздничную радостную мятность, которой я давно уже не замечал. Наконец я почувствовал себя заново родившимся и, бессмысленно улыбаясь, вышел на берег.
Положив мыло, щетку и пасту на пенек, я сполоснул руки и, сняв с сучка мохнатое полотенце, растерся им докрасна. Это привело меня в такой восторг, что я встал на руки и сделал таким образом несколько шагов. Потом меня повело в сторону и, вывернувшись, я опустился на ноги, попав босой ступней прямо на сосновую шишку.
Легкая боль, которую я при этом испытал, напомнила, что в последний раз мне приходилось наступать на шишку босиком…
Не помню когда. Очень давно.
Тогда, когда моя жизнь была совсем другой.
Отогнав глупые мысли о безвозвратно ушедшей невинной юности, я оделся, достал из рюкзака консервы и занялся приготовлением завтрака.
Костер у меня был самый что ни на есть классический, с двумя закопченными рогульками по бокам и кривым сучком в качестве перекладины, на котором висел котелок.
Когда я затаривался в одном из универмагов Томска, меня почему-то потянуло на старину, и я не стал покупать дорогих деликатесов. Пачка чая со слоном, сахар-рафинад, несколько брикетов гречневой каши, военная тушенка в жестяных замасленных банках, хлеб, булка, сахар… Единственным, что я себе позволил как человек состоятельный, была палка твердой колбасы. Ну, и блок «Мальборо».
А в спортивном магазине я купил длиннющую складную удочку, которая в сложенном виде была не больше зонтика. Тут уж скупиться не годилось, и я взял самую дорогую, «навороченную». Ну, там, крючки-грузила всякие, поплавки, леска…
В общем, все, что нужно для рыбной ловли, а также складную лопатку и туристский топорик.
Палатка, которую предложил мне продавец, представляла собой одноместный круглый купол веселенькой расцветки. Что ж, взял я палатку эту модную, хотя поначалу рассчитывал на классическую, брезентовую, двускатную…
Вода в котелке закипела, и, сняв его с огня, я налил кипяток в алюминиевую пол-литровую кружку. Затем насыпал заварки и, пока чай настаивался, принялся за тушенку с черным хлебом. И разрази меня гром, если она в тот момент не была для меня вкуснее всех самых дорогих российских и заграничных деликатесов!
Знахарь сидел на камне, не успевшем остыть за теплую ночь, и курил, задумчиво пуская дым по ветру.
Вчера он поймал в Оби большую рыбу неизвестной ему породы, и теперь ее голова торчала на сучке, напоминая о его рыбацком подвиге. Остальное он съел на ужин, удивляясь тому, как это раньше он мог считать вкусной ту рыбу, что подавалась в валютных ресторанах.
Ему вспомнился тот вечер, когда, подчиняясь неожиданно захватившей его идее, он вскочил с шаткого пластикового стульчика на набережной Лейтенанта Шмидта, прыгнул в машину и, моля всех богов, чтобы Риты не оказалось в номере, полетел в гостиницу. Там он быстро собрал самые необходимые вещи, нацарапал записку и помчался куда глаза глядят. А глядели они в аэропорт, где Знахарь купил билет на первый попавшийся рейс в Сибирь. Рейс был в Томск, и это вполне устраивало беглеца.
И, уже сидя в провонявшем туалетным дезодорантом салоне ИЛ-86, он понял, что поступил совершенно правильно. Он бежал от той жизни, пружина которой закручивалась все сильнее и в конце концов могла разорвать его на кровавые клочки.
Он чувствовал себя как школьник, сбежавший с уроков, и радость ожидавшей где-то впереди свободы переполняла его. Для того, чтобы эта радость не перелилась через край, пришлось прибегнуть к испытанному средству, и стюардесса, получив от Знахаря пятьдесят долларов, принесла ему фляжку английского бренди.
Несколько успокоившись после двух рюмок, Знахарь стал обдумывать свои дальнейшие действия и, снова подозвав стюардессу, спросил:
— А в этом Томске река есть?
Стюардесса подняла брови и ответила:
— А как же! Великая русская река Обь рядом.
— Спасибо, девушка, — сказал Знахарь и величественным жестом отпустил ее.
Посмотрев ей вслед, он подумал, что соврал самым бессовестным образом, назвав ее девушкой. Но с другой стороны, если женщине не врать, то она станет еще большей стервой, чем была до того.
Великая русская река Обь вполне устраивала Знахаря.
С напряжением вспомнив географическую карту, он предположил, что Обь идет с самого севера России до самого юга. Или наоборот. Направление ее течения не играло никакой роли. По-настоящему важным было то, что, при такой протяженности, на берегу великой русской реки Оби наверняка найдется тихое и спокойное место вдали от цивилизации, которая не приносит людям ничего, кроме все усиливающейся головной боли. Особенно таким людям, как сам Знахарь.
Знахарь вздохнул, и тут сидевший справа от него солидный мужчина лет пятидесяти пяти, который рассеянно листал «Rolling Stone», сдержанно усмехнувшись, сказал:
