Рама II. Научно-фантастический роман

ребятишек… с самого ее начала. Но особое волнение вызвали последние недели, когда трагедии дождем посыпались на вас и ваших отважных коллег. Боже, Боже… Разве можно было даже предположить, что могут существовать такие объекты, как Рама. Это поистине ошеломляющее… Во всяком случае, мне известно от нашего представителя в СОП, что вы получили приказ взорвать Раму. Конечно, я понимаю, что подобные решения легко не даются, что они ложатся тяжелым грузом на плечи людей вроде вас. Тем не менее я убежден, что такой поступок вполне оправдан. Да, сэр, я в этом уверен. Даже моя дочь Куртни — ей восемь — почти каждую ночь просыпается в страхе. Мы все следили за вами, когда вы ловили того самого краба… это было ужасно. А теперь Куртни знает — об этом телевидение широко оповещало, — что Рама летит прямо к Земле и ей страшно. Жутко. Она полагает, что все эти крабы расползутся по Земле и изрубят ее вместе с подружками, как журналиста Уилсона. Генерал, я говорю вам все это потому, что понимаю, перед каким важным решением вы оказались. И до меня дошли слухи, что вы испытываете нерешительность, вам жаль этот огромный корабль со всеми его чудесами. Генерал, я рассказал Куртни о вас и уверил ее, что вы с экипажем разнесете Раму в щепки еще задолго до приближения к Земле. Поэтому я и обратился к вам. Чтобы сообщить, что я полагаюсь на вас, и Куртни тоже.

До разговора с президентом генерал О'Тул считал, что следует воспользоваться случаем и выложить свои сомнения главе американского народа. Он даже надеялся, что сумеет задать вопрос „молотку“ Босуэллу: как назвать живое существо, если оно убивает, чтобы избежать риска?

Однако после почти идеального по форме выступления экс-бейсболиста О'Тулу нечего было сказать. Неужели он мог отказать? Все Куртни Босуэлл на всей планете рассчитывали на него.

Поспав часов пять, генерал О'Тул пробудился в три ночи. Он понимал, что ему предстоит совершить самый важный поступок в своей жизни. Ему казалось, что все его поступки, вера, карьера, даже семья — все готовило его к этому моменту. Господь доверил ему ответственнейшее решение. Но какие его действия окажутся угодными Богу? И со взмокшим лбом О'Тул преклонил колена перед висевшей над его столом картиной, на которой было изображено распятие Иисуса Христа.

„Боже милостивый, — говорил он, взаправду ломая руки, — близок мой час, а я еще не знаю Твоей воли. Мне проще исполнить приказ, оправдать всеобщее ожидание. Этого ли хочешь от меня Ты? Как мне узнать это?“

Закрыв глаза, О'Тул с пылом, еще не ведомым себе самому, молил, чтобы Господь наставил его. Вдруг припомнились молодые годы, когда летчик О'Тул служил во временных миротворческих силах в Гватемале. Проснувшись однажды утром, О'Тул обнаружил, что их затерявшийся в джунглях крохотный аэродром со всем гарнизоном окружен правыми террористами, собиравшимися поставить на колени еще неоперившееся демократическое правительство. Мятежникам нужны были самолеты. Взамен они обещали отпустить О'Тула вместе с его людьми.

На обдумывание и молитву майору О'Тулу хватило пятнадцати минут. В последовавшей битве самолеты были уничтожены, погибла половина отряда. Однако глубоко символичное сопротивление его людей подбодрило молодое правительство не только этой страны, но и прочих центральноамериканских государств в пору, когда беднейшие страны мира отчаянно пытались преодолеть последствия разрухи. За свои подвиги в Гватемале О'Тул удостоился высшей военной награды СОП — ордена „За отличие“.

Спустя многие годы, на борту „Ньютона“, принимать решение оказалось сложнее. В Гватемале молодому майору не приходилось думать о моральной стороне своих действий. Другое дело — приказ о разрушении Рамы. С точки зрения О'Тула, космический корабль чужаков еще не предпринимал открыто враждебных действий. В довершение всего он прекрасно понимал, что выбор именно этого решения определялся только двумя факторами: боязнью того, что Рама действительно может совершить, и всплеском ксенофобии в обществе. Не впервые страхи общества никак не сочетались с моралью. Если бы только представлять себе истинные намерения Рамы, тогда…

Под картиной со сценой распятия Иисуса Христа на столе стояла небольшая статуэтка кучерявого и большеглазого молодого человека. После их свадьбы с Катлин эта фигурка св. Микеля Сиенского сопровождала О'Тула в каждой его поездке. Статуя навела генерала на мысль. Он выдвинул ящик стола и извлек из него электронную записную книжку. Включил питание и вызвал сборник проповедей св. Микеля.

Под словом „Рама“ генерал нашел несколько отсылок. Нужная ему была помечена жирной чертой. Это была знаменитая „Проповедь о Раме“, произнесенная св. Микелем перед пятью тысячами неофитов под открытым небом за три недели до катастрофы в Риме. О'Тул приступил к чтению:

„В качестве темы нашего сегодняшнего разговора я намереваюсь избрать слова сестры Джуди, предположившей на нашем совете, что внеземной космический корабль, названный Рамой, может оказаться первым провозвестником Второго пришествия Христа. Поймите, пока откровение не даровано мне; я не могу ни подтвердить этого, ни опровергнуть. Однако Господь и так дал нам понять, что вестники Его Второго пришествия должны оказаться совершенно необыкновенными, иначе люди их попросту не заметят. Что им один ангел или две трубы возглашающие. Вестники должны совершать такое, что обязательно привлечет к ним внимание. В ветхозаветных пророчествах, предсказывающих явление Господа Иисуса, есть намеки на знаки в небесах. Колесница пророка Илии была Рамой для своего времени. Говоря языком техники, устройство ее тогда столь же выходило за пределы разумения землян, как и Рама сегодня. В этом чувствуется определенная схема, симметрия, не противоречащая Божьей воле. Но явление первого корабля, первого Рамы, состоявшееся восемь лет назад, вселяет в меня известную надежду на то, что человечество осознает свои космические перспективы… первым я называю этого Раму потому, что уверен — за ним последуют другие. Слишком часто мы проявляем ограниченность, раздумывая о Боге и как следствие о собственной духовной сущности. Мы принадлежим Вселенной. Мы ее дети. И лишь случайно атомы наших тел обрели сознание именно на этой планете. Рама заставляет нас обратиться мыслью к Богу, осознать человечество как явление вселенского масштаба. В мудрости своей Господь избрал именно такого вестника. Я уже много раз говорил вам — человечество созрело для последнего преображения; оно готово уже осознать себя единым. И появление Рамы дает нам знак — пора изменить пути свои и приступить к последнему преображению“.

Опустив блокнот, генерал О'Тул потер глаза. Эту проповедь он читал перед аудиенцией у папы римского, но тогда она не показалась ему настолько важной, как сейчас. „Итак, кто же ты, Рама? — думал он. — Угроза для для жизни Куртни Босуэлл или вестник грядущего пришествия Христа?“

За час до завтрака генерал О'Тул еще не принял решения. Он просто не представлял, каким оно будет. Дело осложнял прямой и точный приказ старшего офицера. О'Тул прекрасно знал, что, принимая присягу, он обязывался не только исполнять приказы, но и защищать всех Куртни Босуэлл, живущих на этой планете. Разве у него есть какие-нибудь доказательства того, что полученный приказ аморален настолько, чтобы им можно было пренебречь?

Если Раму считать машиной, генерал О'Тул без особых колебаний решился бы уничтожить ее. В конце концов при этом рамане не погибнут. Но что там говорил Уэйкфилд? То, что этот корабль может обладать разумом, превосходящим не то что зверя — любое человеческое создание. А не может ли высокоразвитый искусственный интеллект занимать свое особое место среди тварей Божьих… быть может, и более высокое, чем у низших форм жизни?

Усталость начинала одолевать генерала. О'Тул уже не в силах был сопротивляться бесконечному напору не имеющих ответа вопросов. И, не ощущая особой уверенности, решил, оставив внутреннюю борьбу, подчиниться приказу.

Первым делом ему пришлось вспомнить свой опознавательный код, цепочку из 50 цифр от 0 до 9, известную лишь ему и процессорам в ядерных зарядах. Еще перед стартом с Земли О'Тул самолично записал ее в память каждого заряда. Цепочка была длинной — тем самым исключалась возможность ее определения с помощью электронного алгоритма. Каждому из офицеров экспедиции „Ньютон“ рекомендовали выбрать такие цифры, чтобы код нельзя было забыть, но в не слишком уж бесхитростной последовательности… например, любой сторонний диверсант мог бы без труда воспользоваться номерами домашних телефонов.

По сентиментальным причинам О'Тул решил использовать девять цифр: дату своего рождения, 29-3- 42, и дату рождения жены, 7-2-46. Он прекрасно понимал, что любой шифровальщик немедленно проверит