Кежа кивнул головой.
— Было дело, — признался он. — После этого я отсюда деру и дал.
Пупок слушал все это с округлившимися глазами.
— Ну, а обратно сюда чего тогда вернулся?
— Да, надоело по свету скитаться. Я вон даже мать не похоронил, в Антарктиде тогда зимовал, на станции «Восток». А оттуда зимой даже самолетом не улетишь…
В это время со стороны улицы донесся гул нескольких моторов и свист тормозов. Пупок метнулся к двери, чуть приоткрыл ее и выглянул наружу.
— Атас, Кежа, это опять эти козлы! Сюда идут!
Кежа сморщился.
— Черт, как они не вовремя.
— Что, менты? — спросил хозяин голубятни.
— Хуже, быки вашего Бизона.
— Что, схлестнулся с этими телками?
— Есть маленько.
— Ну, лезьте тогда наверх и сидите тихо, — Афоня кивнул в сторону лестницы, ведущей на второй этаж, на сеновал. Поздние гости охотно последовали этому совету. Очутившись в темноте, среди многочисленных клеток с голубями Кежа присел на корточки и затаил дыхание. Рядом сопел его юный друг Пупок.
— Не ёрзай, — тихо шепнул ему Игорь, и услышал, как скрипнула входная дверь. Судя по топоту ног, вошедших было несколько.
— Привет, Григорьич! — сказал кто-то из новых гостей.
— Здорово, коль не шутишь, — буркнул голубятник.
— У тебя никого тут лишнего нету?
— А кого тебе надо?
— Да такой хлипкий парень, с усами в синей куртке.
— Кежа, что ли?
— Ну да.
Игорь замер. 'Неужели Афоня сдаст меня?' — подумал он. Даже Пупок рядом с ним перестал сифонить своим сопливым носом.
— Был он здесь, поздоровался, посидел чуть-чуть и ушел.
Голубятник говорил весомо, уверенно, и ему поверили.
Новые гости явно оживились.
— Давно он ушёл?
— Да нет, минут пять как.
— Слушай, может, ещё догоним? — спросил кто-то из них. — Пешком он далеко не уйдет.
— Да, только надо рассыпаться. А не ездить всем стадом, — сказал все тот же командирский голос. — Спасибо тебе, Григорьич. Пока.
И вся многочисленная компания дружно покинула голубятню, на ходу обсуждая кому в какой район ехать. То, что быки Бизона не стали проверять голубятню более тщательно, Кежу не удивило. Авторитет Афони в городе был непререкаем. Через этот птичий дворец прошли очень многие, например начальник электросетей города, позволяющий Афоне безнаказанно воровать электричество. Да и все уголовные «пастухи» города любили посидеть у старого голубятника, вспомнить молодость. Частенько Афоня одалживал уркам на похороны белых голубей, коих полагалась выпускать над могилами старых воров. Даже менты не считали нычку старого голубятника чем-то вредным и опасным. Люди приходили сюда выпить, да поговорить за жизнь. Забуянивших старик выпроваживал сам, когда силой, а чаще просто своим авторитетом. Еще в семидесятые годы одному приблатнённому малому, схватившемуся за нож Афоня просто-напросто сломал руку.
Когда, судя по звуку разъезжающихся машин, угроза миновала, Афоня крикнул: — Эй, там, наверху, галчата, можете спускаться.
Афоня с улыбкой глянул на пасмурные лица своих гостей.
— Ну что, перетрухали, галчата, думали я вас уже сдал?
— Было дело, — признался Кежа.
— Плохо ты о старике думаешь, — сказал Афоня и тяжело хромая рассадил по клеткам голубей, а затем откуда-то из-за дивана достал початую бутылку водки и свой традиционный джентльменский набор: булку хлеба и банку кильки. Нарезая хлеб, он спросил Кежу: — Чем же это ты так прогневал своего старого друга? Вон сколько их за тобой гоняется?
— Да ввязался я тут в одну историю, — признался Игорь, принимая из рук старика стакан с водкой. Под выпивку разговор пошел хорошо, и Кижаев неожиданно для себя рассказал старику всю свою глупую историю.
— Да, с бабами лучше не связываться, одна беда от них, — вынес свой вердикт старый женоненавистник. — Бизон сейчас, после смерти Нечая, самый крутой волчара в городе. За какую-то неделю власть в городе подобрал. Зяму и Фугаса грохнул, Славика и Гуся под себя подмял. Уже лет десять, как с тюряги пришел, так и кувыркается, как хочет, и менты ничего с ним сделать не могут.
— А за что он сидел? — спросил Игорь.
— А ты разве не помнишь? При тебе еще должно было быть. Как раз после того штурма милиции, что ты тогда организовал, он одного мента из обреза замочил.
Лицо Кижаева поневоле вытянулось.
— Постой, как это замочил? Ведь тогда не он стрелял. Совсем не он.
— А кто?
— Как кто, Антон.
— Федосеев?!
— Ну да.
— А ты откуда это знаешь?
Кежа усмехнулся.
— Как мне то этого не знать? Мы же тогда все втроём от него отрывались.
Он поневоле вспомнил то, что старался забыть все эти годы…
…Рвущий легкие бешеный воздух погони, чувство страха и отчаяния одновременно. Они тогда уже пробежали под арку дома на Пионерской, и сзади особенно гулко отозвался крик того милиционера: — Стой! Счас стрелять буду.
И тут же грянул особенно громкий звук выстрела. Кежа, оглянувшись, успел заметить, что пламя выстрела полыхнуло вверх.
— Стреляй, Тошка! Стреляй! — завопил Бизя.
Кежа хотел крикнуть, что не надо, что мент стрелял в воздух, но Тошка уже выдернул из-за пазухи обрез безкурковки, и, направил его в сторону тёмной фигуры преследователя. А тот уже был уже рядом, и когда Антон нажал сразу на обе скобы, Игорю показалось, что пламя порохового заряда пронзило милиционера насквозь. Тело его отбросило назад, и Кежа ни на секунду не сомневался, что он уже мёртв. Он сам заряжал эти патроны крупной дробью. На несколько секунд все оцепенели, потом Бизя отчаянно крикнул: — Айда, линяем!
Но именно он, сделав несколько шагов, вдруг упал, и отчаянно вскрикнул.
— Ты что?! — спросил, склоняясь над другом, Антон.
— Нога… подвернул. Патерна тут…
Антон попытался его поднять, но в этот момент пространство арки осветилось светом фар, Игорь машинально отшатнулся в сторону, а потом пробежал несколько метров до ближайшего гаража, и ловко вскарабкавшись на него, упал на плоскую крышу и замер. Он слышал, как менты вязали его друзей, и кусал себе руки от злости и бессилия, от невозможности помочь им.
… Очнувшись, Кежа повторил: — Как мне не знать. Мы как раз втроем тогда от ментовки линяли, а этот гад упертый попался, топает за нами и не отстает. Забежали под арку, это на Пионерской, ну Антон развернулся и шмальнул в него из обоих стволов. Бизя ещё тогда ногу подвернул, из-за него тогда мы и погорели. Антона и Бизю взяли, а я ушёл. Мать меня той же ночью за шкирку, билет до Мурманска и отправила к дядьке. Тот меня тут же на точку устроил, по специальности — мотористом на метеостанцию. Ну, а дальше уж судьбы так закрутила, я толком и не знал, чем всё это кончилось.
— А кончилось тем, что за того мента посадили не Антона, а этого твоего Бизона, — подвёл итог Афоня.
— Да, выходит так?
— Выходит, что он за молодого Федосеева сидел, — вынес свой окончательный вердикт старый голубятник.
— Похоже, что так.
— Наверняка папа Антона это все ему устроил. Хороший он был мужик, и директор завода крутой, властный, но справедливый.
Кежа согласно кивнул головой. Афоня не зря называл Антона 'молодым Федосеевым'. В те давние времена папа Антона был директором самого крупного оборонного завода Кривова — ''Металлопласт'. Александр Иванович Федосеев ещё долго и успешно рулил заводом, а, уйдя на пенсию, перед самой смертью сумел пропихнуть на своё место собственного сына. Судя по рассказам, донесшимся до ушей Игоря, его лихой друг после той заварухи резко остепенился, окончил институт и с помощью папы быстро преодолел все ступени карьеры заводской лестницы. Так что когда два года назад старый директор ушел на пенсию, а вскоре и умер, его сменил человек с той же самой фамилией.
— Теперь понятно, почему Бизя такую силу набрал. Директор «Металлпласта» всегда был хозяином города. Выходит, Антон у него на крючке, — сказал Афоня.
— Да, — согласился Кижаев, и вынес свой приговор. — И житья мне Бизон в любом случае не даст. Зачем ему лишний свидетель.
По ходу разговора они допили бутылку, а вот почти вся килька исчезла в глотке ненасытного Пупка. Пацан прислушивался к неторопливому разговору
