против специального назначения с неограниченным империем, но если Рим так настаивает на создании подобного животного, то его поводок следует дать в руки Помпею, и никому другому. Это определенно показывает нам, в какую сторону дует ветер на Форуме, не так ли?
Ну разумеется, направление ветра определилось. В заключение Помпей пролил несколько слезинок. Раз Рим настаивает, он, так и быть, возложит на свои плечи новый груз, хотя результат может быть и летальным. После этого Габиний без голосования распустил собрание. Однако плебейский трибун Росций Отон взял слово. Сердитый, разочарованный, жаждущий убить весь плебс, он вышел на край ростры, взметнул кулак, затем очень медленно выпрямил безымянный палец и покрутил им.
— Засунь его себе в задницу, плебс! — засмеялся Цицерон, в восторге от этого несерьезного жеста.
— Значит, ты даешь плебсу день для раздумий, да? — спросил он Габиния, когда коллегия спустилась с ростры.
— Я сделаю все в точности как положено.
— Сколько законопроектов?
— Один — общий, второй — передающий командование Гнею Помпею, и третий — сроки и детали командования.
Цицерон взял Габиния под руку и пошел с ним.
— Мне понравился маленький экспромт в конце речи Катула, а тебе? Ну, когда Катул спросил, кем плебс заменит Магна в случае, если его убьют.
Габиний сложился пополам от смеха.
— И они все выкрикнули в один голос: «Тобой, Катул, тобой, и больше никем!»
— Бедный Катул! Ветеран часового мятежа в тени Квиринала.
— Он добился своего, — заметил Габиний.
— Его поимели, — сказал Цицерон. — Трудно быть задницей. Приходится все время держать под контролем заднее отверстие.
В результате Помпей получил даже больше, чем просил Габиний. Его империй был распространен на море и на пятьдесят миль вглубь по всему побережью, а это означало, что полномочия Помпея превосходили полномочия любого провинциального губернатора и даже лиц со специальным назначением, таких, как Метелл Козленок на Крите и Лукулл в его войне против двух царей. Никто не мог возразить Гнею Помпею Магну без отмены акта Плебейского собрания. Он будет иметь пятьсот кораблей за счет Рима и еще столько, сколько захочет, реквизировав их в прибрежных городах и государствах. Ему придают пятитысячную кавалерию. С ним отбывают двадцать четыре легата в статусе пропретора, назначенные по его выбору, и два квестора. Ему предоставят сто сорок четыре миллиона сестерциев из казны единовременно и еще дополнительные суммы, когда таковые понадобится. Короче, плебс поручил Помпею такое командование, какого не получал еще никто.
Но, следует отдать Помпею должное, он не тратил времени понапрасну, выставляя грудь колесом и хвастаясь своей победой перед народом, как это делали Катул и Пизон. Он очень торопился приступить к выполнению задания, которое уже обдумал до последней детали. И если Помпею требовалось дополнительное свидетельство народной веры в его способность навсегда покончить с пиратами, то он мог гордиться: в день принятия lex Gabinia цена на зерно в Риме упала.
К удивлению некоторых, Помпей не взял легатами двух старых своих помощников в Испании — Афрания и Петрейю. Он попытался успокоить boni, выбрав безупречных людей: Сизенну и Варрона, двух Манлиев Торкватов, Лентула Марцеллина и младшего из двух сводных братьев своей жены Муции Терции, Метелла Непота. Но самые важные обязанности Помпей поручил своим ручным цензорам Попликоле и Лентулу Клодиану. Попликолу он отправил на Тусканское море, а Лентула Клодиана — на Адриатическое. Между ними лежала надежно защищенная безопасная Италия.
Помпей разделил Внутреннее море на тринадцать секторов, и каждый сектор имел своего начальника с помощником, собственные флот, войска, деньги. И на этот раз не будет неподчинения. Ни один из его легатов не посмеет проявлять инициативу.
— Аравсиона не допущу, — твердо объявил Помпей в своей командирской палатке, когда его легаты собрались перед началом масштабных действий. — Если хоть один из вас даже пукнет в направлении, не указанном мною лично, я отрежу ослушнику яйца и отошлю его на рынок евнухов в Александрию. — Помпей говорил вполне серьезно. — Мой империй неограничен. Следовательно, я могу делать, что хочу. У всех вас будут письменные приказы, настолько подробные и полные, что вам не придется самостоятельно определять даже блюда на свой послезавтрашний обед. И вы будете делать то, что вам велят. Иначе ваш визг услышат при дворе царя Птолемея. Понятно?
— Он может не быть изящным в выражениях, — сказал Варрон своему коллеге-литератору Сизенне, — но он умеет убеждать людей в своей серьезности.
— У меня все время перед глазами образ всемогущего аристократа-кастрата вроде Лентула Марцеллина, выводящего трели ради удовольствия царя Птолемея Авлета в Александрии, — мечтательно проговорил Сизенна.
Оба расхохотались над этой шуткой.
Однако сама кампания была нешуточным делом. Она разворачивалась с потрясающей скоростью и абсолютной эффективностью именно так, как и планировал Помпей. И ни один из его легатов не посмел предпринять что-либо сверх написанного в приказе. Если действия Помпея в Африке в союзе с Суллой поразили всех, то нынешняя кампания совершенно затмила ту.
Помпей начал с западного края Внутреннего моря, которое римляне называли Нашим. Флотам, войскам и — сверх того — легатам он поручил патрулировать воды и гнать, словно метлой, ничего не понимающих, беспомощных пиратов. Каждый раз, когда какой-нибудь пиратский отряд пытался найти укрытие на Африканском, Галльском, Испанском или Лигурийском побережьях, ему не удавалось даже причалить, потому что там его уже поджидал какой- нибудь легат. Назначенный, но еще не вступивший в должность губернатор обеих Галлий, консул Пизон, издал указы, согласно которым ни одна провинция не имела права оказывать Помпею помощь. Это означало, что легату Помпея в этом секторе моря, Помпонию, приходилось сражаться в одиночку, чтобы добиться результата. Но Пизон тоже потерпел поражение, когда Габиний пригрозил выгнать его из провинций, если он не прекратит саботаж. Долги Пизона росли с пугающей быстротой. Ему были необходимы Галлии, чтобы возместить собственные убытки, поэтому он отступил.
Сам Помпей «подметал» море с запада на восток, подгадав свой визит в Рим таким образом, чтобы он совпал с действиями Габиния против Пизона. Магн выглядел еще великолепнее, когда публично уговаривал Габиния не быть «таким жестоким».
— Какой позер! — добродушно воскликнул Цезарь, обращаясь к матери.
Но Аврелию не интересовали дела на Форуме.
— Я должна поговорить с тобой, Цезарь, — начала она, усаживаясь в свое любимое кресло в его таблинии.
Цезарь подавил вздох, сразу став серьезным.
— О чем?
— О Сервилии.
— Не о чем говорить, мама.
— Ты упоминал о Сервилии в разговоре с Крассом? — спросила мать.
Цезарь нахмурился.
— С Крассом? Нет, конечно.
— Тогда почему Тертулла приходила ко мне, чтобы что-то выудить? А она приходила вчера. — Аврелия засмеялась. — Я не знаю женщины, более способной добывать сведения! Думаю, это ее сабинские корни. Но трудно ловить рыбу на холмах. Это под силу только изощреннейшему рыбаку.
— Клянусь, мама, я ничего не говорил.
— Красc что-то заподозрил и поделился своим подозрением с женой. Я так понимаю, ты все еще предпочитаешь сохранить ваш союз в тайне? С намерением возобновить его после рождения ребенка?
— Именно.
— Тогда я посоветовала бы тебе, Цезарь, втереть очки Крассу. Я ничего не имею против этого человека и его жены-сабинянки. Но слухи должны где-то начинаться, и это начало.
Цезарь нахмурился еще больше.
— О, эти слухи! Меня не очень волнует мое участие в этом, мама, но я не имею зуба против бедняги Силана, и было бы намного лучше, если бы наши дети ничего не знали о сложившейся ситуации. Похоже, отцовство Силана не будет поставлено под сомнение. Силан и я — оба светловолосые, а Сервилия — брюнетка. Поэтому ребенок может быть похож как на Силана, так и на меня, если, конечно, не пойдет в мать.
— Правильно. И я согласна с тобой. Но я бы хотела, Цезарь, чтобы ты выбрал другую женщину, не Сервилию.
— Я уже выбрал. Сервилия сейчас слишком пополнела, а это доставляет неудобство.
— Ты имеешь в виду жену Катона?
Цезарь застонал.
— Жена Катона! Да с ней скука безмерная!
— Она была вынуждена быть такой, чтобы выжить в той семье.
Он положил руки перед собой на стол, приняв вдруг деловой вид.
— Ладно, мама, что ты предлагаешь?
— Думаю, ты должен снова жениться.
— Я не хочу снова жениться.
— Знаю! Но это лучший способ втереть всем очки. Если слухи поползут, следует пустить новый слух, который погасит прежние.
— Хорошо, я женюсь.
— У тебя есть на примете женщина, на которой ты хотел бы жениться?
— Ни одной, мама. Я — глина в твоих руках.
