Он поморщился от ее осуждающего взгляда и в сотый раз за прошедшие десятилетия повторил:
— Я никогда не лгал тебе.
Она снова закрыла глаза.
— Но и правды не говорил.
Несколько минут они оба молчали. Ее холодное дыхание смешивалось с его, теплым, превращаясь в пар между ними.
— Уходи, Кинан. Ты мне больше не нравишься, как, впрочем, и вчера, и позавчера, и…
— Но ты нравишься мне, — перебил он. — В этом есть своя прелесть, правда? Мне по-прежнему тебя не хватает. Каждый раз, Дон. — Он понизил голос, чтобы скрыть волнение. — Я скучаю по тебе.
Она даже не открыла глаза, чтобы посмотреть на него.
Вся любовь, которую она могла испытывать, умерла много лет назад.
Он вздохнул.
— Ты скажешь мне, чего хотела Бейра?
Дония взглянула на него и приблизилась настолько, что он почувствовал ее слова на своих губах:
— Бейра хочет того же, что и ты: чтобы я исполнила то, чего от меня ждут, и выдвинула ее требования.
Он отступил на несколько шагов.
— Проклятье, Дония, я не хочу…
— Стоп. Остановись. — Она отошла от здания. — Она хочет, чтобы я убедила Эйслинн не доверять тебе. Так, ободряющий разговорчик на случай, если я забыла о своих обязанностях.
Она явно что-то скрывала: Бейра не пришла бы к ней только за этим. Эван, рябинник, который следил за Донией, говорил, что она была напугана, когда Бейра ушла.
— Прошу тебя, — ее голос дрогнул. — Не сегодня. Просто оставь меня в покое.
Она уходила, держась так близко к станции, как только могла. И он ничего не мог сделать, чтобы остановить ее, удержать ее. Он смотрел ей вслед, пока она не скрылась за стеной.
К вечеру Дония, наконец, пришла в себя, но близость к железной дороге утомила ее, поэтому она остановилась у фонтана на Уиллоу авеню, чтобы передохнуть. Она отпустила Сашу, не желая просить его оставаться с ней, когда ему хотелось явно побродить.
Яркий свет уличных фонарей отражался на поверхности фонтана, отбрасывавшего темно-синие тени на асфальт. Старик играл на любимом саксофоне для проходящих мимо людей. Дония вытянула ноги на скамейке, наслаждаясь танцующими тенями, слушая саксофониста и размышляя над случившимся.
Пытаясь днем поговорить с фейри, Дония поняла, что никто из них не горел желанием делиться информацией. Ни Зимним фейри Бейры, ни Темным фейри Ириала[8] , которые сотрудничали с Зимним Двором, не позволялось вмешиваться. Фейри- одиночки говорили, что в тот день им в парке было неуютно. Отсутствие ответов было само по себе ответом: так или иначе, Бейра была во всем этом замешана.
Саксофонист начал играть другую жалобную песню. Дония сменила позу, вытягиваясь еще больше, наслаждаясь своим одиночеством и предаваясь кратковременной иллюзии принадлежности к людям. Но она никогда не станет снова человеком. Она теперь не принадлежит их миру и больше никогда не будет его частью. Мысли о том, чего она лишилась ради Кинана, до сих пор причиняли невыносимую боль.
Оджнажды следующая девушка поднимет посох, и она просто станет другой фейри — никакой верности какому-либо из Дворов, никакой ответственности и никакого места, которое она смогла бы назвать
Но она хотела, чтобы у нее было такое место. Когда-то она думала, что это место рядом с Кинаном. Когда они встретились — до того как она узнала кем он был, — он пригласил ее на концерт группы своих друзей. Он даже купил ей платье — короткое маленькое чудо с нитками бусинок, свисавшими со всех сторон и покачивавшимися в такт ее движениям, когда она танцевала. А как они танцевали!
Музыка этой группы не была похожа ни на что, что ей доводилось слышать раньше. Трое высоких стройных мужчин с любовью извлекали звуки из своих инструментов, в то время как женщина с низким сексуальным голосом пела толпе, обещая словами и движениями все удовольствия этого мира. Среди музыкантов были и другие. Например, клавишник мощного телосложения, который прикасался к клавиатуре фортепиано так, словно ласкал ее. О боги, когда они играли, казалось, что из инструментов льются чистые эмоции. Ничто не казалось ей таким же чудесным, как их музыка, за исключением одного — кружиться в танце в руках Кинана.
Пытаясь избавиться от тоски, Дония закрыла глаза, вслушиваясь в музыку саксофониста. Его песня казалась неполной по сравнению с музыкой из ее воспоминаний, но эта музыка казалась по-настоящему, благословенно «смертной». В этой песне не было никакого обмана, никакой лжи в звуках. Это портило ее, но в тоже время делало ее такой прекрасной.
Дония громко рассмеялась абсурдности происходящего: она могла слушать совершенную музыку, сопровождающуюся голосами фейри несравненной чистоты, хоть каждый день, но полуодаренный старик, играющий за мелочь в парке, доставлял ей намного больше удовольствия.
Рядом с собой она услышала ясный и осторожный голос Эйслинн:
— Дония?
— М-м?
Она была даже осторожнее самой Донии, пока Зимняя девушка и Летний Король играли с ней в свои игры.
— Мы проходили мимо и увидели тебя. Саши нет, и я подумала… — Ее голос стих. — Он вернулся?
— С Сашей все хорошо. Посиди со мной. — Глаза Донии по-прежнему были закрыты, но она повернула голову, чтобы улыбнуться Эйслинн.
Смертный Эйслинн молчал, но Дония слышала его уверенное сердцебиение, пока он стоял рядом, словно охраняя Эйслинн.
— Мы вообще-то… — начала было Эйслинн.
— Останьтесь. Отдохни со мной. Нам обеим это не помешает.
И это было правдой. После встреч с Кинаном, после того, как он нашептывал ей ничего не значащие слова, после его протестов и напоминаний о том, что у них было когда-то и чего у нее больше никогда не будет, она всегда пребывала в расстроенных чувствах. Если бы была зима, он не смог бы потревожить ее. Но на улицах было по-весеннему тепло — одно это воплощало в себе Кинана, и он мучил ее своим присутствием. Даже не обращая внимания на его пустые обещания, даже забыв о том, что он украл ее смертность, до тех пор пока другая девушка не захочет довериться ему, она была в мучительной ловушке, вынужденная наблюдать за тем, как он добивается их любви, знать, что эти девушки, которые никогда не рискнут ради него поднять посох, делят с ним постель. Они все отказывались рисковать, предпочитая стать Летними и не прикасаться к посоху.
— Эш? — Смертный, Сет, показал на группу людей с пирсингом, которые позвали его.
— Я побуду здесь, — пробормотала Эйслинн и слабо улыбнулась ему. Она крепко обняла себя руками.
— Когда будешь готова… — Он выглядел так, будто предпочел бы остаться рядом с ней, но она жестом отпустила его и стала смотреть, как он идет мимо фонтана.
В центре фонтана веселились молодые келпи.[9] Как и большинство водяных фейри, они почти не обращали внимания на остальных собратьев в парке. Они беспокоили Донию так, как не беспокоили никакие другие. При малейшей возможности они охотились на людей, выпивая их дыхание до последнего вдоха, каким-то образом превращая смерть в нечто сексуальное. Даже Темный Двор Ириала не тревожил ее так, как водяные фейри.
Конечно, Сет, как и большинство смертных, даже не взглянул на них. Но когда он проходил мимо, они замерли, глядя на него голодными глазами. Каким-то образом они почувствовали в нем страсть, иначе не стали бы так пялиться на него.
Эйслинн тоже смотрела на него. Ее дыхание участилось, щеки порозовели. Ее готовность отпустить его теперь казалась не больше, чем представлением, разыгранным специально для него. Она напряженно молчала.
Прошло всего несколько минут перед тем, как она заявила:
— Я не могу здесь оставаться.
— До сих пор нервничаешь из-за нападения?
Донии тоже было не по себе, но совсем по другим причинам. Если Бейра узнает, что Дония подозревает ее в нарушении правил, если Кинан узнает, что этот смертный стоит на его пути к Летней Королеве… Теперь все гораздо сложнее. Глупо надеяться на быструю развязку.
Эйслинн вздрогнула. Она смотрела прямо на фонтан, или дальше, туда, где стоял ее смертный.
— Думаю, это немного напугало меня. Знаешь, это все кажется нереальным. Ну и все эти, которые ходят по ночам…
Дония села прямо.
— Эти?
Это было странное слово, тон, которым говорила Эйслинн, глядя на келпи, тоже был странным.
Со странной насмешкой в голосе Эйслинн объяснила:
— Они не такие, как те в парке. Даже красавчики могут быть ужасными. Не верь им просто потому, что они красивы.
Дония холодно рассмеялась, как настоящая Зимняя:
— Где ты была, когда мне нужен был этот совет? Я уже совершила самую большую ошибку, которую только может совершить девушка.