самого губернатора и всех именитых горожан. После этого Ралей отплыл к устью Ориноко и, лавируя среди бесчисленных островков и протоков, поднялся на сто десять лье вверх по течению. Здесь он и занялся поисками легендарного Эльдорадо. Но сведения, сообщаемые Ралеем с развязностью гасконца, впервые очутившегося на берегах Темзы, до того баснословны, что нет никакой возможности отделить крупицу истины от груды лжи.
Некоторые испанцы, видевшие индейский город Маноа, утверждали, что это будто бы и есть Эльдорадо. Ралей сообщает с их слов, что этот город превосходит своей величиной и богатством все города мира и все, что конкистадорам доводилось до сих пор видеть в Америке. Полагая, что он уже находится на подступах к Эльдорадо, Ралей восторженно описывает местность у берегов Ориноко. «Там не бывает зимы, – говорит он, – почва здоровая и плодородная, полным-полно всевозможной дичи. Птицы разных пород оглашают воздух такими чудесными трелями, что они кажутся настоящей музыкой. Мой капитан, отправленный на поиски рудников, нашел залежи золота и серебра; но так как у него под руками не было ничего, кроме меча, то он не мог отделить драгоценный металл от камня. Один испанец, по имени Каракас, сказал, что этот рудник называется «Madre del oro [мать золота]».
Далее, чтобы не быть обвиненным в преувеличениях, Ралей прибавляет: «Могут подумать, будто мною руководила слепая иллюзия и обманчивая мечта. Но это вовсе не так. Если бы я не был убежден, что на земле не существует страны, более богатой золотом, чем Гвиана, то зачем тогда мне было предпринимать такое далекое и опасное путешествие? Уайдон и еще один из моих спутников однажды нашли несколько кусков камня, удивительно похожего на сапфир. Я показал их местным жителям, и они заверили меня, что знают целую гору, состоящую из такого же камня!»
Вслед за тем Ралей рассказывает, что к нему явился один старый касик, ста десяти лет от роду, и, поведав много разных чудес о могуществе властителей Маноа, отговорил путешественника завоевывать эту страну, так как сил у него для этого было бы недостаточно. Тот же касик сообщил, будто на пути к Маноа есть целая гора из чистого золота, и вызвался ее показать. Ралей уверяет, что он якобы собственными глазами видел эту золотую гору и хотел уже к ней приблизиться, но-вот досадная случайность!- она оказалась наполовину затопленной наводнением и к ней не было подступа. «Гора имела форму башни и, как мне показалось, была скорее белого, нежели желтого цвета. Низвергающийся с нее поток, вздутый дождями, производил страшный шум. Грохот падающей воды был слышен с далекого расстояния. Вспомнив рассказ тринидадского губернатора Беррео о блестящих алмазах и других драгоценных камнях, рассеянных по всей стране, я усомнился было в их действительной ценности, пока меня самого не поразил их удивительный блеск. После короткого привала на берегу прекрасной реки мы посетили старого касика в его селении и просили, чтобы он провел нас в обход к подножию золотой горы. Но, встретив на пути непреодолимые препятствия, я решил вернуться обратно к устью Куманы [Ориноко], куда окрестные касики принесли много разных подарков».
Мы избавим читателей от фантастических описаний великанов-циклопов – с глазами на плечах, ртом на груди и волосами, растущими посреди спины, великанов, чей рост превышает в три раза рост обыкновенных людей, и прочих чудес. Все эти баснословные сведения Ралей излагает самым серьезным тоном. Его книга «Открытие прекрасной Гвианской империи с приложением
рассказа о великом золотом городе Маноа, в году 1595» напоминает не столько рассказ путешественника-очевидца, сколько волшебные сказки из «Тысячи и одной ночи».
Если мы попытаемся отделить правду от вымысла, истину от выдумки, то что же останется тогда на долю историка-географа? Ничего или почти ничего. Вряд ли стоило Уолтеру Ралею так беззастенчиво рекламировать свою безрезультатную экспедицию, которая поневоле заставляет вспомнить слова баснописца:
Я
Дальнейшая судьба Уолтера Ралея сложилась довольно плачевно. После смерти королевы Елизаветы он был обвинен ее преемником, королем Яковом I, в государственной измене и в ожидании смертной казни двенадцать лет провел в заточении в замке Тоуэр. Затем ему удалось соблазнить алчного короля, нуждавшегося в деньгах, проектом новой экспедиции в Гвиану. В 1617 году Ралей получил свободу и снова отправился в Америку. И на сей раз не найдя Эльдорадо с его легендарными сокровищами, он попытался компенсировать себя пиратскими нападениями на испанские корабли, что ухудшило отношения между обеими странами. Этого самоуправства король Ралею не простил и, когда тот вернулся в Англию, приказал привести в исполнение уже много лет тяготевший над ним смертный приговор.
ГЛАВА ПЯТАЯ. МИССИОНЕРЫ И ПОСЕЛЕНЦЫ. КУПЦЫ И ТУРИСТЫ
I
XVII век резко отличается по своему характеру от века великих географических открытий.
Путешественникам оставалось главным образом дополнить добытые сведения новыми фактами и подробностями. XVII век столь же сильно отличается и от последующего столетия. Научные методы географических исследований еще не были разработаны. Астрономам и мореплавателям предстояло ввести их в употребление в XVIII веке.
Дневники и записки первооткрывателей оказали до некоторой степени вредное влияние на умы современников, донельзя возбудив любопытство преувеличенными и зачастую анекдотическими рассказами о новых заокеанских землях. В этом отношении путешественники XVII века мало чем отличаются от своих предшественников. Сообщая о нравах и обычаях народов, о природных богатствах далеких стран, они почти всегда скользят по поверхности и не дают себе труда проникнуть в глубь вещей, чтобы постичь самую суть описываемых явлений. Путешественник XVII века, как правило, – поверхностный наблюдатель. Он торопится объехать все страны, открытые в XVI веке, даже и не думая посвятить себя серьезному и всестороннему изучению этих новых континентов и островов.
Сказочные богатства, неожиданно хлынувшие в Европу после открытия Америки и островов пряностей, не замедлили вызвать экономический кризис.
В то время как многие купцы и предприниматели богатели и накапливали огромные состояния, широкие слои народа нищали. Толпы неимущих людей, соблазненных рассказами о богатых и обильных заморских странах, покидали свои насиженные места и направлялись в далекий Новый свет. Так в XVII веке в разных частях американского континента возникли Новая Англия, Новая Франция, Новая Шотландия, Новая Голландия, Новая Испания и т. д.
В самой Европе приток капиталов приводит к развитию промышленности, к появлению новых и к упадку старых торговых центров. Главные торговые пути переносятся с Средиземного моря на Атлантический океан. Вследствие этого сходит на нет значение Венеции и возрастает роль Англии и Нидерландов. Голландцы, но удачному выражению Леруа Болье, становятся «общеевропейскими поставщиками и торговыми посредниками». Англичане в то же время кладут начало своей обширной колониальной империи.
