Межсезонье

Дошла до ручки – в кресле спать. За последние дни было столько беготни – документы, отправка вещей и бесконечные формуляры. Цветы, которые приютил Рома, прощальные встречи со знакомыми – когда просто хорошо, а грусти настоящей-то и нет. В самолете посплю, думаю я, уже сегодня вечером; тринадцать часов до Гонконга проведут границу между старой жизнью и новой.

Что-то в квартире мучает меня, цепляет мебельным гвоздем, слабо, но назойливо – напоминая, что я что-то забыла.

Послезавтра сюда въедут новые жильцы, наш маклер передаст им ключи, и они будут много-много лет просыпаться там же, где просыпались мы, и, может быть, тоже выглядывать летним утром с балкона, прошлепав босыми ногами по шершавым, холодным еще с утра плитам. Будут, наверное, сидеть на террасе с бокалом вина на закате, глядя, как сиренево-бордовое небо вспарывают далекие самолеты. Слушать вечером, как белки катят по железной крыше грецкие орехи, а дятел дробно стучит в тишине. Они повесят на пустые теперь стены картины и фотографии близких, а над дверью – привезенные со старой квартиры часы.

Ну конечно.

Софокл. Маска.

Вырезанная приятелем родителей, который работал с ними. Человеком, которого давно уже нет в живых. Древнегреческая маска с вечной и грубой улыбкой, соединяющая театр и жизнь. Символ моего дома.

Старое кресло скользит по полу, скрипя, а маска кажется мягкой от пыли. Я положу ее в дорожную сумку; все остальное уже упаковано и сдано в багаж. Она полетит с нами – третьим.

Сколько теперь дважды два? Бог весть.

Снова. Телефон звонит снова. Кто-то очень настойчивый. Звонок громом взрывается в пустой комнате, распугивая призраков прошлого, рассыпается по комнатам, шелестя, замирает в углах. Кому мы понадобились в последний венский день, когда в сумках паспорта и билеты в Гонконг?

– Фрау В.? – Молодая женщина на другом конце провода, кажется, немного волнуется.

– Да.

Тишина – и Межсезонье разрастается в ослепительное, мучительно яркое солнце, чтобы, помедлив, лопнуть, брызнуть во все стороны нестерпимой гармонией, нестерпимым и острым пониманием чего-то важного. Снова. До бесконечности.

Трубка молчит секунду, словно там мучительно взвешивают слова, готовые вырваться. И – по-русски, на неуклюжем русском – оживает:

– Тотя Саша…

,

Примечания

1

Russenlicht, Russenleuchte (австр., просторечие) – «освещение по-русски», «лампочка русских», выражение, обозначающее голую лампочку, висящую на длинном проводе. Происхождение свое ведет с послевоенных лет.

2

Смотрю, наблюдаю (греч.).

3

Frauen – женщины (нем.).

4

Altpapier – дословно «макулатура», надпись на городских контейнерах, куда собирают бумажные отходы для утилизации (нем.).

5

Blutgasse – Кровавая улица (нем).

6

Сардонический смех (греч.).

7

Всей суммы у меня, к сожалению, нет (нем.).

8

Столько денег у меня нет (нем.).

9

Думаю, мне понадобится финансирование (нем.).

10