—   Бессовестный! Чему лучи источаешь! Разве ж тебе тут причащаться надобно? Тебе в чистом поле во­рога копией да мечем причащать положено, обок с братом быть!

—   Так ведь я как раз и намерен нынче же отпра­виться к Неве.

—   Видеть тебя не могу!

Потом свекровь приходила к ней и сильно упрека­ла — мол, не положено такую спесь выказывать. Са-ночка и с нею едва не поссорилась.

Потом опять раскаивалась, стоя перед образами. Александрова лампадка несколько раз трепетала огонь­ком своим, метался огонек, будто намереваясь соско­чить с вителя. Страшно! И как только не молилась Брячиславна Христу, всем святым и Богородице, сама тре­пеща, что та лампада, сама чуть не соскакивая с душевного вителя, рассудок мутился и плавился, и не было конца-края ее мучениям.

Вася плакал, ел плохо, злобно грыз ей грудь, да боль­но так!

— Противный мальчишка!

Потом ей становилось жалко его:

— Кровиночка моя! Как же мы с тобой останемся без твоего атбта? Что мы будем одни на белом свете де­лать?

И как ни укоряла себя, что не слушается поучений архипастыря Спиридона, а не могла вновь и вновь не видеть в мыслях, как везут ее милого мужа в Новгород убитого. Плывет ладья по Волхову, на ладье — черный парус.

— Прикажу, чтоб в единый ларь с ним меня поло­жили, и умру, задохнусь там! — шептала Саночка, ку­сая себе губы ненамного нежнее, чем Вася кусал ей грудь. И уже не замечала, что гроб называет по-новгородски — «ларем», а не «домовищем» по-полоцки. Домовище — нечто домашнее, а слово «ларь» сейчас ка­залось ей таким же страшным, как слово «смерть».

— А я! А я! А я! — возмущенно плакал Вася, будто понимая ее страшные слова про то, что ее в один ларь с отцом закроют.

В ночь на понедельник приснился ей черный сон, будто едут ее сватать, но не за Александра. А за кого же? Она спрашивает у всех, но все вместо ответа отво­дят в сторону глаза. И поют унылыми голосами: «От­ворились воротечки на черном ветру, на черном вет­ру. ..» Она к отцу: « Татушко! Кого же мне в женихи да­ют?» А он тоже глаза прячет и все про что-то другое бормочет ей. «Нет, ты скажи, скажи мне!» — хватает она его за рукав кафтана. «За кого выдаешь меня?» Долго, очень долго уговаривает она отца, и он наконец злобно так поворачивает свое лицо к ней и говорит страшным голосом: «За ларь!»

Она вскочила. Было еще темно. Теперь уже никто не мог бы утешить ее и уверить, что жив дорогой Лес-ко. Она хотела вновь пролить слезы, но в глазах было сухо и черно, как в только что отлетевшем сне. Во всем теле ее стоял черный смертельный холод. Она подошла к лампаде. Огонек сиял. Но Брячиславна уже не вери­ла ему, а верила страшному сну своему. «За ларь!..»

Вдруг под окнами раздался топот копыт и крики. Она тотчас метнулась туда, распахнула ставни и уви­дела какие-то мечущиеся тени, но не могла разобрать, о чем они кричат и лопочут. В следующий миг во кня­жий двор въехал всадник. Это был Елисей, прозван­ный Ветром за то, что во всех конных ристалищах не было наездника стремительнее его.

И он крикнул:

—    Одоленье!

—    Слава Богу! Слава Богу! — крестясь, закричали окружившие его тени.

—    Вставайте, православные! — еще громче вос­кликнул Елисей Ветер. — Радуйтесь, людие русьские! Полное одоленье наше над свеями!

Глава двадцать четвертая

СТРАНЫ РАДЫ, ГРАЦЫ ВЕСЕЛЫ!

На рассвете во вторник семнадцатого июля князь Александр ехал берегом Волхова верхом на своем зо­лотисто-буланом Аере, весело разглядывая очертания куполов и башенок расположенного на другом берегу Хутынского монастыря. Новгорода еще не было вид­но, но ожидалось, что вот-вот покажутся в отдалении его первые красоты.

Александр красовался в полном доспехе, куда более пышном, нежели тот, в котором он бился со свеями и наложил печать копья своего на лицо Биргера. На го­лове у него вместо островерхого стального колпака сия­ла булатная ерихонка с наушами, затыльным козырем и переносьем, украшенная золотой и серебряной насеч­кой, жемчугами и лалами. Поверх красивого кольчуж­ного панциря со множеством золотых запонок трепета­ло темно-красное аксамитное корзно, застегнутое на ле­вом плече золотой жуковиной в виде схватившихся друг с другом пардов. Алые исподницы заправлены в рыжие хзовые сапоги, оснащенные сверкающими се­ребряными бодцами, ноги вставлены в золотые стреме­на. В левой руке он держал длинный красный щит с изображенным на нем золотым львом.

Утренняя прохлада веселила Ярославича, и вряд ли кто-нибудь уговорил его надеть на себя полный до-спех, будь сейчас жаркий полдень.

Справа от князя ехал его оруженосец Савва и на высоком княжеском копье высоко возносил окровав­ленный свейский шлем. Слева держался брат Андрей, нарочно одетый в самые скромные доспехи. Далее еха­ли ловчий Яков Полочанин, Гаврила Олексич, бояре Ратибор и Роман. Знаменосцы весело сжимали в ру­ках древки знамен и хоругвей. За ними двигалось все победоносное воинство, за исключением ижорян и ла-Дожан. Первые остались во главе с Пельгусием сторо­жить берега Невы, вторые, возглавляемые своим по-

садником Ладимиром, отправились пировать к себе в Ладогу. Корабли, везущие пешцев, шли по Волхову, стараясь не прийти в Новгород раньше Александра. Лишь мертвым позволено было первыми возвратиться домой — две ладьи, везущие их, пришли в Новгород еще вчера днем.

—    О землях сегодня же заяви, не медли, — сказал князь Андрей, напоминая брату про вчерашний разго­вор о том, что надо будет потребовать у новгородской госпуды расширения княжьих владений. Теперь, по­сле столь громкой победы, — самое время.

—    Да, — коротко откликнулся Александр. О рас­ширении земель ему сейчас меньше всего думалось, хотя он и понимал необходимость давления на госпу­ду. Давно пора понемногу отвоевывать у нее власть.

Но теперь он весь горел и светился желанием поско­рее войти в город и увидеть свое торжество, поскорее при­жать к груди Саночку и Васю, поклониться матери и про­честь в ее глазах гордость за своего сына. Все внутри у не­го дрожало от этого предвкушения, сердце так сильно колотилось, что понемногу стало издавать тихий коло­кольный звон. И Александр нимало тому не удивился.

— Звонит уже нам Господин Великий Новго­род! — радостно воскликнул Савва.

И впрямь, оказывается, это не сердце, а колокола новгородские запели победителям славу. Еще нескоро показались стены города, а звон кампанов95 все нарас­тал и нарастал, переполняя душу. И все вокруг — пе­нье птиц, колокольные звоны, бодрящая утренняя свежесть, спокойный ропот конских копыт и тихий перезвон доспехов и оружий — все было свидетельст­вом неоспоримого и благодатного бытия Божия.

Вскоре впереди за рекой показался Деревяницкий монастырь, а за ним вдалеке — Новгород. И забились еще сильнее сердца.

— Где ты, Ратмирушко! — вдруг уже безрадостно, надрывно воскликнул все тот же Савва. — «Страны рады, грады веселы!» Кто опричь тебя споет нам?

Александр сердито оглянулся на него, и тот затих, понимая, что не к месту возрыдал о Ратмире. Но в ушах у князя уже зазвучал навеки умолкнувший голос мило­го Ратмира, поющий об Игоре. Его и впрямь не хватало в радостном ладе всеобщего жизненного славословия.

То ли Александр потихоньку стал приободрять Аера бодцами, то ли конь сам поддался ликованью и стал прибавлять шаг, но чем ближе был Новгород, тем быстрее двигался князь Александр, а за ним и все его войско. И вот уже они переехали по мосту через Гзень-речку на Княжеский Зверинец. Здесь уже вовсю толпился народ, радостными криками встречая победителей. Александр искал повсюду глазами — вдруг да вышла жена встречать его и сто­ит на церковном крыльце. Но проехали мимо По­кровской церкви и мимо Лазаревой, а не было там Саночки. Здорова ли?..

Вот уж и в Неревский конец въехали, еще гуще толпится народ новгородский, еще громче крики и звоны кампанов. Все ближе и ближе Детинец, вот храм Сорока Мучеников, но и на его крыльце не встре­чает Брячиславна мужа своего. Здесь к Савве невеста его подскочила.

—    Усладушка! — крикнул отрок радостно, и Александр перехватил у него свое копье с кровавым свейским шеломом, а девушка подпрыгнула и птич­кой вспорхнула на луку Саввиного седла, прильнула к нему. Отец ее Варлап прикрикнул на нее, мол, него­ же вести себя так раньше свадьбы, но князь Андрей возразил:

—    Сегодня — можно!

Въехали в Детинец. Свернули к Святой Софии. Медленным шагом Аер подвез своего хозяина ко крыльцу, на котором стоял архиепископ Спиридон в праздничном облачении. И лишь теперь Александр увидел всех троих — матушку, жену и сына, которого Саночка держала в пеленках на руках. Князь спрыгнул с коня, приблизился к владыке, низко поклонил­ся и приложился ко кресту:

—    Благословен Бог наш всегда, ныне и присно, и во веки веков, — возгласил Спиридон, приглашая всех в храм на благодарственное богослужение.

—    Слава тебе, Сашенька! — приветствовала побе­дителя-сына Феодосия Игоревна. Он поклонился ей и трижды поцеловался. Повернулся к Саночке. Но взгляд у нее вдруг показался ему неприветливым.

—    Здравствуй, супруг милый, — тихо сказала Александра и протянула ему Васю, холодно трижды поцеловалась, не назвала Леском… Он хотел спросить ее, в чем причина холода, но здесь было не место для таких разговоров. Вася захныкал, его передали нянь­кам и унесли. Началась служба, и покуда она тяну­лась, Александр то и дело посматривал сбоку на жену свою, а она на него упорно не глядела.

Да что с нею?! Уж не наведывался ли сюда в его от­сутствие князь Данила?..

Когда окончилось благодарственное богослужение, архиепископ пригласил всех перейти в храм Бориса и Глеба, где стояли гробы с погибшими витязями. Ма­тушка туда не пошла:

—    Прости, Саша, я к себе, в Юрьев, к Феде. Там те­бя буду ждать. Хочешь — сегодня, а хочешь — завт­ра. — И удалилась.

—    А я — в Городище, — вдруг заявила Брячиславна. — У Васи зубки режутся, надо с ним побыть. Там тебя ждать буду.

—    Постой, — сурово взял ее за рукав Алек­сандр. — Ответь мне прежде, отчего не ласкова?

—    Я ласкова, — тихо, но обиженным голосом от­ветила княгиня.

Вы читаете Невская битва
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату