Дети, которые по-своему любят справедливость, отталкивают умильную морду Жучка и бросают куски Волчку. Волчок молча ест. Жучок, кажется, не обижается. Старушки и старички, которые целенаправленно кормят друзей, тоже стараются соблюдать равенство. «Где твой приятель-то?» — спрашивают они у Жучка, вьющегося возле ног, и, подслеповато щурясь, оглядываются по сторонам. Персиковая шёрстка Жучка буквально светится, а вот Волчка разглядеть действительно трудно, даже если он рядом. Его окраска отчетливо покровительственная, он буквально сливается с фоном, тем более что, как и все хищники, может долго стоять абсолютно не шевелясь.
Жучок любит спать, развалившись поперёк дорожки. Волчок спит в двух шагах от него, внутри куста. Иногда это даже пугает: идёшь мимо и чувствуешь, что куст на тебя смотрит. Заглянешь под ветки, а там — Волчок. Ещё Волчок очень любит лежать на вершинах куч земли или опавших листьев (их часто оставляют в наших краях строители или дворники) и оглядывать окрестности. Поза у Волчка при этом очень гордая и грациозная. Дети квартала говорят, что Волчок похож на Акелу на Скале совета. Несомненно, они правы.
Прошедшая зима была довольно холодной. Иногда температура падала до минус двадцати, даже двадцати пяти градусов. Жучок и Волчок провели её на улице. Я не раз видела, как жители «хрущёвок» в холодные дни приглашали собак в парадные — погреться. Жучок, бывшая домашняя собака, явно склонен был согласиться. Волчок, никогда в жизни не бывавший в замкнутом помещении, отказывался. Жучок расстраивался, но друга не покидал.
Дикий Волчок умеет делать лёжки в опавших листьях и в снегу. Когда он сворачивается и ложится в них, то снаружи остается только небольшой клочок шерсти, прикрытый кончиком хвоста. Жучок лёжек раньше не делал, но теперь, кажется, научился. А может быть, все лёжки делает Волчок, а потом уступает одну из них приятелю?
Когда я вернулась на работу после отпуска, то обнаружила, что Волчок исчез. Одинокий Жучок бродил по кварталу и смотрел на всех грустными шоколадными глазами. Что случилось с Волчком — погиб, попал под машину, убили какие-нибудь нелюди?… Представить себе, что кто-нибудь взял домой взрослую дикую дворняжку, казалось невозможным… Потом вдруг я увидела под знакомой берёзой два свернувшихся клубка. Неужели вернулся Волчок?… Где-то залаяла собака. Клубки тут же развернулись и вскочили. Один из них оказался Жучком, а другой… другой был незнакомым тонколапым щенком-подростком с лисьей мордочкой и какой-то долей колячьей крови. «Вот так, — подумала я. — Этого, в сущности, и следовало ожидать. Наставник молодёжи Жучок, оставшись один, подобрал себе новую пассию из брошенных и потерявшихся собачек. Жизнь продолжается…»
А ещё через неделю вернулся Волчок. Где он был? Нет ответа. Может быть, любовь?
Щенка колли Волчок, вовсе не разделяющий любвеобильности Жучка, прогнал в первый же день. Щенок, по счастью, не погиб, а прибился к стае собак, живущей возле больницы имени Костюшко. Недавно я его там видела. Жучок, судя по всему, на самоуправство Волчка не обиделся, размышляя в пределах пословицы: «Старый друг лучше новых двух…»
Однажды днём я шла с работы и даже слегка удивилась, отметив отсутствие Жучка и Волчка в пределах видимости. Пройдя ещё метров сто, услышала лай. Лаял Жучок, которого не было видно из-за зарослей пожухлой травы. Волчок стоял около строительного бетонного забора. Вся его поза выражала настороженность и тревогу. Что-то в этой картине встревожило и меня. Я остановилась и огляделась вокруг.
— Кошку, должно быть, гоняют, — охотно откликнулась одна из трёх сидящих на скамейке старушек, поймав мой ищущий взгляд. — Она от него под забор, вот он и сердится…
— Это не охотничий лай, — возразила я. — К тому же Жучок не охотится на кошек. Он к ним равнодушен.
— Ну тогда, может, лягушка, — поддержала разговор другая старушка. — Или пьянчужка какой под забором уснул. Жучок пьяных не любит…
В это время Волчок поднял острую морду и завыл, словно обвиняя в чём-то хмурое, тяжелое небо. Я перехватила сумку и решительно зашагала к забору. Трава влажно шуршала, а репьи радостно повисали на моих брюках и куртке. Жучок выскочил мне навстречу и, не переставая лаять, закрутился вокруг.
Раздвинув чертополох и репейник, я увидела скрюченную фигуру пожилого мужчины. Венчик седых волос вокруг лысины шевелился от ветра и контрастировал с жуткой неподвижностью самого человека. Рядом валялась коричневая кожаная сумка, из которой выкатились на траву две бутылки. Я бросила сумку и зонтик, встала на колени и осторожно перевернула лежащего человека. Спиртным не пахло, губы синие… Запавшие виски, вокруг глаз — чёрные круги. «Сердечный приступ!» — решила я. Вой Волчка сменился хриплым кашлем. Жучок заглядывал мне под локоть. В шоколадных глазах застыл вопрос. Я поискала пульс сначала на тонком сером запястье, потом на шее. Не нашла. То ли нет, то ли я не умею искать. Я не медик, но делать искусственное дыхание и непрямой массаж сердца меня учили ещё в Университете, на военной кафедре. Я достала из сумки одноразовый бумажный платок, расстегнула байковую детскую курточку, явно купленную в секонд-хенде…
— Жучок, приведи кого-нибудь сюда! Быстро! Беги! — сказала я, начиная массаж.
Жучок завертел головой, дёрнулся в направлении скамейки со старушками.
— Нет! — возразила я, не отдавая себе отчета в том, что говорю с собакой, как с человеком. — Кто- то другой, кто может бегать. Дети! Иди на площадку, Жучок! Приведи детей! Дети! Ищи!
Жучок скрылся, в траве сбоку блеснули настороженные глаза Волчка.
— Голос, Волчок! — потребовала я. — Голос! А-у-у! — коротко провыла я, подражая зимним песням волков.
Волчок шарахнулся в сторону и сразу же залился хриплым, срывающимся лаем.
Сколько прошло времени, не знаю… В бок ткнулся нос Жучка, и сразу послышались встревоженные детские голоса:
— Чего тут? Дай я посмотрю! Пусти! Я этого дедушку знаю. Он в девяносто четвёртом доме живёт!
Один из ребятишек — мой старый клиент. Дисграфия, гипердинамический синдром… Как же его зовут? Необычное какое-то имя… Тимур!
— Тимур?
— Что, Екатерина Вадимовна?
— Быстро беги на станцию «Скорой помощи». Это сразу за поликлиникой. Там машины стоят. Знаешь?
— Да, знаю! Что сказать?
— Скажи, человек без сознания. Возможно, сердце. Возможно, нужна реанимация. Быстро бегите, все, изо всех сил…
Машина подъехала довольно быстро. Знакомый врач (когда-то он работал в нашей поликлинике) командовал загрузкой, продолжая массаж. Рядом суетилась женщина, обламывавшая головки ампул. Дети и Жучок заглядывали на носилки. Волчок жался к забору. Я растирала онемевшие кисти рук.
— Что? — спросила я.
— Видимо, инфаркт, — коротко ответил врач.
«Жить будет?» — хотела спросить я, но фраза показалась слишком киношной.
— Вытащите?
— Не знаю. Попробуем. Вот эта, что ли, собачка, его нашла? — Врач кивнул на Жучка.
— Да, да, да… — загомонили дети.
— Молодец, пёсик. — Врач наклонился и потрепал Жучка по загривку. — Дайте ему колбасы, что ли…
«Скорая» отъехала.
— Пойдём, Жучок, пойдём, — засуетились ребята.
Я поняла, что сейчас Жучок хорошо поест. Волчку, впрочем, тоже достанется.
— Кто знает, где живёт дедушка?
— Я только дом… — отозвался самый маленький из детей.
— Хорошо, идите к старушкам со скамейки. Отнесите сумку. Расскажите всё. Они всех знают.
