почему он без тени смущения обнялся и расцеловался со своей невестой, глаза которой сверкали от счастья при виде жениха. Марина очень гордилась, что сам отец-основатель, чье имя воссияет в веках, выбрал ее в невесты себе.
- Как вы доехали? - спросила она. - Без приключений?
- С, - ответил он игривым тоном. - И с приключениями, и с похождениями, и с проделками. Хорошо доехали, Мариша.
- Слава Богу. Я пойду одеваться.
Из реки мужчины и женщины выходили порознь, и на берегу их ждали одежды в разных местах: на берегу возвращался стыд.
Конечно, Марина ревнует. Ведь всем известно, что княгиня Екатерина Петровна некогда была женой отца-настоятеля. А тут они всю ночь ехали вдвоем в машине. Быстро одевшись, Марина поспешила под ручку к своему жениху и весь день старалась ни на шаг не отступать от него. После легкого завтрака отец-основатель и его невеста пошли показывать княгине Жаворонковой, как идет строительство замка. Катя не была здесь с Нового года, и за четыре месяца работы здорово продвинулись. Закладка оснований, можно сказать, была завершена. Они стояли втроем на балконе самого верхнего, четвертого этажа княжеского дворца, откуда хорошо наблюдались все очертания поприща будущего сооружения.
- На кастет похоже, - заметила княгиня, оглядывая огромные кольца - фундаменты башен, соединенные между собой фундаментами межбашенных стен.
- Да, действительно, - весело согласилась Марина.
- Даже в самих словах есть, кажется, родство, - заметил Владимир Георгиевич. - «Кастет», «кастеллум».
- «Кастеллум» это, по-моему, замок? - спросила невеста Ревякина.
- Не по-твоему, а по-латыни, - приобняв ее за плечи, ответил отец- основатель. Он заметил, что это обнятие не укрылось от взора княгини, и поспешил продолжить рассказ о наблюдаемых фундаментах. - Итак, самая крайняя справа - это будет Угловая, или Южная, башня, предназначенная для гостей замка. Закладка ее фундамента уже окончена. От Угловой две стены ведут к Кухонной башне, что подальше от нас, и вот сюда, на холм, где заканчивается закладка основания башни Ублиетт. Фундаменты донжона и трех северных башен вы, ваше высочество, уже видели. Они были заложены еще осенью.
- А что вот там? - обратила Катя внимание на новые постройки, затеянные на склоне перед обрывом, возле реки.
- Это будет барбакан, - отвечал отец-настоятель.
- Бар… что?
- Барбакан. Площадка перед замком, окруженная невысокой стеной. Эта стена со стороны Волчицы будет создавать нижний ряд зубцов, над которыми встанет вся основная зубчатость замка. Очень красиво. В самом барбакане мы разобьем сад.
- Превосходно! - Княгиня Жаворонкова глубоко вдохнула в себя упоительный весенний воздух. Щеки ее горели.
Владимир Георгиевич и ее обнял за плечи другой рукою. Он стоял среди двух прекрасных женщин, одна из которых была его бывшей женой, а сегодня ночью стала тайной любовницей, вторая - невестой. Обе были красавицы, причем Марина хороша еще тем, что на десять лет моложе Кати. Владимир Георгиевич мог гордиться как мужчина.
- А теперь представьте, - сказал он, - как вырастут башни и стены, как вознесется выше всех величественный донжон, как будет вырыт ров, в который вольются воды Волчицы и по этим водам станут плавать лебеди, как от дворца к Надвратной башне через ров перекинется изящный мост.
- Да-а… - мечтательно промолвила Марина.
- Даже не верится, что здесь, в средней полосе России, когда-нибудь вырастет средневековый замок, - сказала Катя.
- И вы будете его владелицей, - сказала Марина, подчеркивая свое дружелюбие по отношению к бывшей жене своего жениха.
- Мы, - возразила княгиня столь же дружелюбно.
«Кто богат, тот и рогат», - сверкнул в голове у отца-настоятеля каламбур, и он весело рассмеялся.
И вот теперь, за час до заката, они снова сидели на этом балконе, но только теперь вдвоем - он и Катя. Марину все-таки увели от жениха по делам предстоящей свадьбы: какие-то там очередные примерки. Владимир Георгиевич пришел сообщить княгине о пополнении.
- Поздравляю вас, ваше высочество, - сказал он. - В то время как население России стремительно сокращается, наше население растет. К нам приехали трое новичков - двое мужчин и одна девушка, а у Карповых родился сын. Это уже двенадцатый ребенок, родившийся в пределах княжества.
- Это радует, - отвечала княгиня. - Не желаешь посидеть со мной на балконе и попить чаю с ликером?
Слуга Виталик поставил для них на балконе столик, плетеные кресла, накрыл столик приборами, принес кофе, ликер, яичное печенье и зефир, вечно любимый Катей. А ликером угодил отцу-настоятелю - Владимир Георгиевич очень ценил бехеровский, еще с тех времен «застоя», когда он свободно продавался в Москве. А теперь его днем с огнем не сыщешь.
- Итак, - сказала княгиня, - сколько же у нас отныне всего жителей?
- На тридцать первое декабря прошлого года, - стал рапортовать Ревякин, - население княжества насчитывало триста семьдесят девять человек. На сегодня, двадцать пятое апреля тысяча девятьсот девяносто седьмого года, оно составляет триста девяносто семь человек, из которых двести шестьдесят женщин и только сто тридцать семь мужчин. Неслыханное процентное соотношение: шестьдесят пять на тридцать пять. Мужчин почти вдвое меньше, чем женщин. Такого нет ни в одном государстве мира. Зато рождаемость у нас в шесть раз превосходит смертность: при родившихся двенадцати только двое скончавшихся. Это лучший показатель в мире. Кроме того, я подсчитал, мы держим первенство во всем мире по количеству жителей, имеющих высшее образование, знающих иностранные языки, умеющих играть на музыкальных инструментах.
- А по количеству моржей нас никто никогда не догонит, - добавила Катя.
- Это так, - вздохнул Владимир Георгиевич. - Но что делать с соотношением мужчин и женщин? Придется в скором времени разрешать многоженство, гаремы.
- Не думаю, - возразила Катя. - Лучше завезти мужчин откуда-нибудь. Хороших мужчин из неблагополучного региона планеты. Сербов, к примеру. Приднестровцев. Моряков из Севастополя.
- Тогда уж и Черноморский флот перевести по Волге в Волчицу и разместить под Ярилиной горкой, - сказал отец-основатель.
- Это блестящая мысль! - улыбнулась княгиня. - Все, что стало не нужно России, все забрать сюда, в наше княжество. И отсюда начать великое возрождение.
- Не мешало бы и иракскую нефть, - добавил Ревякин.
- И Саддама! - мечтательно закатила глаза княгиня. - Красивый мужик!
- Ну уж нет, - возразил Ревякин. - Как отец-настоятель, я решительно против такого риска.
- Боишься?
- Глазом не успеем моргнуть, как тут будет флот США и всего мирового сообщества. Разбомбят за милую душу.
- Ладно, без Саддама, - вздохнула Екатерина Петровна.
Под ними расстилалось зрелище строительства - огромные кольца башенных фундаментов, соединенные друг с другом основаниями стен, и впрямь напоминали издалека громадный кастет. За поприщем замка лежало поле, потом чернел лес. Закат играл в черных ветвях деревьев медными нитями, точно так же, как в волосах Кати.
- Красиво у нас тут, - сказала Катя. - Этот закат, этот огромный фундамент, как призрак будущего замка.
- Надо предложить князю назвать замок Моррисвиль, - отозвался Владимир Георгиевич, любуясь лицом Кати, ее точеным профилем. - Для туризма - прекрасно.
- Нет, Лешка отменно придумал - замок Алуэтт, - возразила княгиня. - И красиво, и соответствует.
- А мне не нравится.
- Во всяком случае, лучше, чем Моррисвиль.
- Самое первое название - Теткин - было и просто, и хорошо, без выпендрежа. Нет, в его высочестве взыграла галломания, вспомнились времена, прожитые в Парижике.
- Во сколько сегодня закат?
- В двадцать пятьдесят три.
- Пойдем. - Катя встала со своего кресла, взяла Владимира Георгиевича за руку.
- Куда? - спросил он.
- Не в Парижик. Пойдем, я хочу еще раз взглянуть на ублиеттку.
- Надеешься на то, что она стала глубже? - усмехнулся, поднимаясь и чувствуя действие бехеровского ликера, Ревякин.
- Я - нет, а вот Лешка просил меня сегодня вечером заглянуть туда. Будешь смеяться, но он предполагает, что именно сегодня вечером ублиеттка должна раскрыться.
- Ну, пойдем заглянем, раз такова княжеска воля.
- С балкона убирать все? - спросил Виталик.
- Да, можешь, - кинула княгиня, и в который раз Ревякин подивился ее барским замашкам, повелительному тону, обретенному в общении со слугами за время второго замужества.
- Сашок! - позвала она служанку. - Подай мне, дружечка, теплую куртку, я под землю отправляюсь. Во ад.
- Во ад-то и голой можно, - пошутила Сашок. - Там же пекло.
- Много ты разбираешься в адах, - возразила княгиня, одеваясь в черную кожаную куртку на толстом собольем меху. - Почитай Данте.
- Что ж там, холодно разве?
- Поверху прохладно, потом все горячее и горячее, потом пекло наступает, а если еще глубже, то опять холодает. Сам Люцифер по пояс во льду закован. Вот как. Ну-с, идемте, отец-настоятель.
Когда спустились на лифте вниз и вышли из дворца, у подъезда встретились с Мариной.
- Куда вы? - спросила она, хлопая обиженно глазами.
- Пойдем подвал посмотрим, - сказал отец-основатель. - К закату вернемся.
- А я с вами можно?
- Нет, холодно там, а ты легко одета. Нельзя, - вместо отца-настоятеля отказала ей в просьбе княгиня. - Мы скоро. Только туда и обратно. Да не бойся,
