Сделав кружок, Белокуров подъехал туда, где стояли Тетерин и отец- основатель, и остановил лошадку.
- Хорошая коляска! - похвалил он.
- Старинная. Наши жаворонковские мастера привели ее в родное состояние, - похвалилась княгиня. - Идеи жаворонства живут и побеждают. Слава великому отцу-основателю!
На лице у Ревякина впервые мелькнула улыбка.
- Ну что? - спросила княгиня у бестиария. - Отправимся к сельскому священнику если не верхом, то в коляске?
- Путь-то не такой уж и близкий, - покачал головой Белокуров. - Только в авто!
- Белошкуров вы после этого, а не Белокуров! - был приговор владычицы замков, дворцов и конюшен.
- То-то моя жена не захотела носить мою фамилию, - болтанул главный бестиарий. - Не стала ни Белошкурой, ни Белокурвой.
Сережа из коляски вылезать наотрез отказывался, плакал и при этом почему-то кричал:
- Слава! Слава комару! Бидителю!
- Маленький, - сочувствовала ему княгиня. - Не любит он тебя, тащит! Не видать тебе с ним никаких удовольствий.
- Удовольствиями граждан разрушается достояние Отечества, - отчеканил главный бестиарий свою любимую римскую пословицу.
- Отечества, которого нет и которого трижды не будет, - сердито возразила княгиня.
- А вот тут неправда ваша, - сказал Белокуров вдруг так строго, что даже Сережа перестал упираться и согласился покинуть легкий экипаж.
Потом они еще долго гуляли по княжеству, ведя все те же разговоры, которые под конец уже стали нестерпимо раздражать Бориса Игоревича. После прогулки Прокофьич уложил малыша на пару часиков поспать, а заодно и сам намеревался вздремнуть. Сережа не капризничал и был покорен, его удовлетворяло, что им так вплотную занимаются: долго гуляют, показывают лошадок, катают. Казалось, он даже осознает, что его принимает у себя в гостях не просто тетя Катя, а княгиня, хоть и ненастоящая, новорусская.
Затем княгиня повела гостей в подвалы дворца, где имелись сауна, спортзал с тренажерами и небольшой бассейн с ледяной водой. Тут она с ними ненадолго попрощалась, сказав:
- Двух часов вам хватит? А я пока пойду. побуду немного в одиночестве. После вас немного попарюсь и ополоснусь перед дорогой.
- Экстравагантная женщина! - сказал Тетерин, когда она ушла.
- Она хорошая, - со вздохом согласился отец-основатель.
- Даже слишком, - засмеялся Белокуров, отчего оба поглядели на него вопросительно.
Парилка была крепкая, из нее выбегали и прыгали в ледяной бассейн, потом опять лезли в парилку. В холодильнике можно было обрести пиво, белое столовое вино, водку, креветок, мидий, раков, семгу и даже ропанов. Трижды попарившись и окунувшись, угостились кто чем понемножку и снова полезли в жар парилки. Уселись на верхнем полке, дыша тяжко и счастливо, быстро покрываясь восковыми каплями пота.
- Эх, до чего ж хорошо! - выдохнул Белокуров.
- Кажется, ведь и положено перед Пасхой намываться, - произнес Тетерин. - Чтобы с чистым телом и чистой душой встречать.
- Тело-то мы успеем отчистить, - сказал отец-основатель.
- А что, брат двойник, сильно загрязнена душа? - спросил его главный бестиарий.
- А у вас? - сердито ответил вопросом на вопрос Ревякин.
- У меня-то? - хмыкнул Борис Игоревич. - Не душа нынче у меня, а бомж немытый, гнилой и смердящий.
- Красиво сказано! - рассмеялся Тетерин.
- Ваша чище? - спросил его Ревякин.
- Тоже бомж, - мотнул головой голый палеоантрополог.
- Стало быть, наши души будут Пасху встречать как бомжи, - подытожил отец-основатель.
- А ваша-то душа чем перепачкана, главный идеолог светлого птичьего будущего? - спросил Белокуров.
- Не скажу, - буркнул тот.
Наступило молчание. потрескивала печка, было слышно, как стукаются о доски капли пота трех бомжедушных грешников. Вдруг дверь парилки со скрипом, резко отворилась - и на пороге выросла фигура голой женщины. Три мужских сердца разом дрогнули.
- Ох и накочегарили! Не продохнуть! - прокряхтела голая княгиня Жаворонкова, закрывая за собой дверь и не спеша усаживаться на полок, красуясь своим холеным телом. На нижнем полке места хватило бы еще для двоих, но она села на средний, прямо у ног Белокурова. Теперь перед ним были ее плечи, спина, затылок, сияющий черными волосами. Внутри у главного бестиария все съежилось. Он постарался прикрыться полотенцем, на котором сидел, и заметил, что Тетерин совершает то же самое, а Ревякину все равно. Что делать дальше - непонятно.
- Сейчас еще Марина с Оксаной придут, - сообщила княгиня. - Что-то замешкались. Небось Маринка опять заартачилась. Может, вам и впрямь не жениться на ней, Владимир Георгиевич?
«Та-ак! - подумал Белокуров. - Оксанка, стало быть, для Тетерина. Надо делать ноги!»
- Марина с Оксаной тоже во всей прелестной наготе? - спросил он нахальным тоном.
- Разумеется, - сказала княгиня. - У нас в княжестве…
- Знаю-знаю, - перебил голый главный бестиарий. - Солнце приходит к нам раздетое, и нам нечего стесняться наготы. Отец основатель нас уже просветил.
- Так, я пошел, - решительно встал Тетерин, скакнул вниз и исчез за скрипучей дверью.
- Куда это он? - спросила княгиня.
- Должно быть, пошел своего Хавьера Солано сбривать, как я своего Мопассана, - засмеялся Белокуров.
- Хавьера? - не поняла княгиня.
- Ну генерального секретаря НАТО, - в отличие от нее, понял шутку Белокурова отец-основатель. - У Хавьера Солано такая же щетина. Сейчас это в моде.
- И правильно сделает, если сбреет, - засмеялась княгиня. - Ему ужасно не идет.
Наступило молчание. Белокуров собрался уж было тоже совершить побег, но Ревякин опередил его:
- Так, мне тоже уже хватит. Сердчишко что-то стало затихать.
Одновременно с ним почему-то уходить было неловко.
Когда отец-снователь оставил княгиню и бестиария наедине, голая женщина запрокинула руки, завела их за шею Белокурова и там сцепила пальцы. Голова легла ему на живот. Глядя сверху на красивые очертания женского тела, Белокуров едва не потерял голову.
Но нет! Надо было бежать. И он схватил руки княгини, оторвал их от себя, поднимаясь, и произнес:
- Голые бабы по небу летят: в баню попал реактивный снаряд.
- Какой хам! - смеясь, воскликнула княгиня. - Эй! Куда? Замри! Держи его! Хватай его!
Но он уже рванул дверь, выскочил из парилки, бросился в бассейн, окунулся, смывая пот, поспешно вылез и зашагал в раздевалку. Там обнаружил одевающихся Ревякина и Тетерина. Ни Марины, ни Оксаны.
- А где другие совратительницы? - спросил он.
- Женская раздевалка отдельно, - сообщил отец-основатель.
- Это вы после разговора о загаженных душах решили хоть немного не грешить перед Пасхой? - смеялся бестиарий.
- Просто хватит париться, - пожал плечами Ревякин.
- Да и вообще… - туманно добавил палеоантрополог.
Слава Богу, у княгини хватило ума и такта не гнаться за беглецами. Они спокойно оделись и пошли прочь из сауны.
- Предлагаю прямо сейчас - по машинам, - сказал Белокуров Тетерину, но тот покачал головой:
- Неудобно. Получится, что нас так гостеприимно встретили, а мы - хамье. Хотя - как прикажете. Я готов прямо сейчас ехать.
- Давайте так: будем не спеша собираться и отправляться. Если они все же не отвяжутся от нас, возьмем их с собой, а нет - уедем одни.
Такое предложение обоим показалось самым приемлемым. Разбудив Прокофьича и Сережу, Белокуров собрался, одел сына и вскоре выводил его и отчима из дворца князя Жаворонкова. Тетерин уже стоял на крыльце. При виде их сообщил:
- Сейчас пригонят мою «мыльницу» из гаража.
Глава восемнадцатая
Прощай, мохнорылость!
- Хватит гулять!
Собираясь в дорогу, Сергей Михайлович в очередной раз за сегодня задавал себе крючковатый вопрос: «Кто же я все-таки такой и зачем оказался тут?» Не в том смысле, что он запамятовал свои имя и профессию, пол и национальность, а гораздо в более широком: человек ли он или некая иллюзорная субстанция, плод чьего-то коварного и жестокого воображения? смысл его вопроса был куда глубже: не просто зачем он оказался здесь, в этом придуманном княжестве «жаворонков», а зачем он вообще на этой земле? Хотя и о княжестве он тоже думал: «Зачем? зачем занесло меня сюда? Быть может, для того, чтобы нюхнуть этого отвратительного запаха? Все говорят, тут что-то разлилось, вытекло из-под земли. А что разлилось? что вытекло? Проверяли состав? Может быть, это Ч вытекло? Может быть, это здесь, а не в Москве разверзлась великая чакра, из которой выползло это мерзостное, зловонное Ч?» С таким запахом сосуществовать не представлялось возможным, он повсюду лез в ноздри; даже сидя в сауне, Тетерин ловил его своим вдруг ставшим чутким
