что мой выстрел станет переломным в наших взаимоотношениях с ними. Представитель человечества выстрелом скажет: нелюди – мы о вас знаем, мы вас видим, мы вас уничтожим!
Итак, я принял единственно верное в моем положении решение. Вы скажете – зачем бояться того, чего мы не знаем и понять не можем? Но взгляните с другой стороны – как можно бояться того, что мы знаем и можем понять?
Вот они уединяются от нас. Что в этот момент происходит с нами? Не перестаем ли мы быть людьми, не превращаемся ли мы, по-одиночке – сегодня ты, завтра он – в нелюдей?
Разве вы хотите стать нелюдью?
Москва, Измайловский лес. Около шести утра. Овчарка-немец восторженно носится среди берез и сосен. Внезапно замирает, раздувая ноздри, и кидается куда-то сквозь кусты. Жалобный визг срывает со скамейки хозяйку, даму пожилую, но импозантную.
На одной из тропинок лежит человек. Пес сидит рядом и скулит. Грустным взглядом, исполненным почти человеческой тоски, пес глянул на хозяйку, и, опустив хвост, побрел к ней. Женщина, будучи не робкого десятка, подошла к лежащему. И несмотря на лужу крови, в которой покоилась голова человека, она наклонилась и проверила пульс.
'Скорая' здесь уже не требовалась. Требовалась милиция. Женщина решила зайти прямо в райотдел милиции, благо тот был в ее дворе. А про себя отметила странность в поведении собаки – любимец жался к ногам и косился не на труп, а на ближайшие кусты.
Случай был очевидный. Несомненное самоубийство, из личного именного «ТТ». Капитан Петрук, оперуполномоченный райотдела, решил, что в прокуратуру тут передавать нечего, и спустя неделю дело благополучно закрыли. И все же кое-что в этом деле беспокоило капитана. Впрочем, даже не беспокоило, а вызывало вопросы философского, что-ли, порядка.
В общем, было о чем поговорить с коллегами-друзьями – майором Князевым из горотдела, с коим они заканчивали вместе еще школу милиции, и старшим лейтенантом Фрязиным, из отдела экспертизы.
Договорились, как выразился майор, 'побеседовать в неформальной обстановке', то есть после службы, в летнем кафе за кружкой пивка.
Без долгих объяснений Петрук протянул майору папку с ксерокопиями протокола, показаний свидетельницы, справки о личности убитого и самое главное – найденных в кармане его пиджака записок. Расторопный официант принес пива, креветок.
Оторвавшись от записок, майор Князев пожал плечами и сказал:
– По-моему, псих.
– Любопытный псих, – ответил Петрук. – Собирался кого-то замочить, а в обойме держал одну пулю. На верняк надеялся, или как?
– Нет, не таким человеком был полковник, – поддакнул Фрязин. – Полковник КГБ в отставке, в свое время курировал секретное учреждение.
Этот шутки с патронами шутить бы не стал.
– Психов везде хватает, – буркнул майор.
– Только не в этом случае. Экспертиза по нагару в стволе установила, что с момента последней чистки оружия из него было произведено несколько выстрелов, не менее половины обоймы.
– Ого! – заинтересовался майор. – Что ж ты, Петро, мне сразу не сказал? Экспертизу, разумеется, к делу не подшил?
– Само собой, – ответил Петрук, а Фрязин хмыкнул.
И объяснил:
– Труп обнаружен на месте происшествия, ниоткуда его не приволокли, это однозначно. А между тем, поблизости никаких следов других выстрелов нет.
– Этот псих, – гнул свое майор, – мог замочить жертву загодя.
– Я проверял сводки за неделю. Никого убитого из «ТТ» не находили.
– Хитро запрятал? – предположил майор.
– Исключено, – возразил Петрук. – Пожилой человек, сердечник – 'жестокий стеноз'. Одинокий. А спрятать тело, да так, чтобы не обнаружили – для этого твое здоровье иметь надо, Иван. Ну, пусть замочил кого-то в лесу. Но место-то людное, всюду собачники и прочие отдыхающие от трудов.
– А если предположить, что второй труп все же был? – спросил Фрязин.
– Ну? – нукнул Князев, а Петрук в предвкушении спора заказал еще пива.
– И именно в то утро, – стал развивать версию старший лейтенант. – И всю обойму полковник всадил в этого кого-то с близкого расстояния, так что весь порох остался на одежде жертвы, а не на кустах.
– Куда же делся труп? – заинтересованно осведомился Петрук.
– Вот именно! – веско качнул кружкой эксперт и сделал энергичный глоток.
– Ты что же это?! – возмутился Князев. – К чему ты это ведешь?
– Здесь главная улика – записки полковника. Если он собрался убить, и к тому же, как написал – в обмен на свою жизнь, значит, таки убил.
– Логично, – заметил Петрук, подзадоривая спорщиков. – Значит кто-то, предположим, друзья нашего условного потерпевшего, забрали его труп?
– Именно! – подтвердил Фрязин. – К тому же изощренно замели следы. Поэтому, возникает вопрос, на мой взгляд – главный: откуда они взялись, и зачем им это понадобилось?
– Уж не к этим, как их, – заглянул в папку майор, – нелюдям ты клонишь?
– А если так: полковник повстречал бывшего сослуживца – какие-то личные старые счеты – да и выстрелил, – предположил Петрук. – А Учреждение позаботилось скрыть картину событий?
– Да ну, маловероятно. Не успели бы, с момента выстрела в висок до обнаружения тела первым свидетелем прошло не больше четверти часа.
– Тогда чушь у тебя получается, – заявил Князев. – Если бы не эти выстрелы, то и говорить не о чем.
– Но записки! – настаивал Фрязин. – Послушайте. Если нелюди существуют, если какая-то доля правды в записках полковника содержится, то вырисовывается такая картина. Полковник прогуливается по лесу, встречает кого-то, скажем, тот шел навстречу. Узнает, как это он описывает, нелюдя и внезапно решается. Поравнявшись со встречным, без лишних слов разряжает в того обойму, в последний момент спохватывается и один патрон оставляет себе. И, предположим, убитый на самом деле был нелюдем. Ну, а нелюди, стало быть, нелюди и есть… Для них ликвидировать тело собрата – раз плюнуть. Иначе, мы, прочитав записки, знали бы, что убитый полковником – и есть нелюдь. Поверить – не поверили бы, но внутри бы что-то такое засело. А полковнику это и надо было, поэтому и записки с собою таскал.
– Постой, – перебил Петрук. – А не проще ли твоим нелюдям было изъять записки, если уж они знали, что полковник на них охотился? Зачем с трупом-то возиться?
– В том-то и дело, что люди именно так поступили бы, а ведь то нелюди! – торжествующе воскликнул Фрязин.
На некоторое время за столом воцарилось молчание. Собеседники переваривали мысль. Затем майор Князев ругнулся и произнес:
– Знаешь что, Серега, лабуда все это. Псих он и есть псих. Почему ты не допускаешь, что он загнал шесть пуль в землю на каком-нибудь пустыре, потом пошел в лес и загнал седьмую себе под котелок? Чтобы мы здесь, как последние мудаки, судили да рядили?
– Может, и так, – неожиданно легко согласился Фрязин.
– Ну что, мужики, – подвел итог Петрук. – Как там покойного звали? Степан Тимофеевич? Степану Тимофеевичу – земля пухом, а нам больше из этого дела ничего не выжать. Так что – по домам, по семьям.
– По домам, так по домам, – негромко ответил Фрязин. – Люди к людям, а нелюди…
К О Н Е Ц
