От Крыма до Рима(Во славу земли русской)

получишь. Ступай с Богом. Провиант не позабудь, на недели две запасись,

водой налейся. Не мне тебя сему учить.

Спустя два дня «Курьер» отдал якорь посредине вхо­да на Керченский рейд. Для экипажа потянулись сутка­ми беспрерывные вахты, а в бухте, на кораблях, маля­рия косила людей. Осенью похоронили командира «но­воманерного» корабля «Журжу» капитан-лейтенанта Якова Развозова. Еще весной уволился со службы «за болезнью» дружок Федора Ушакова, его бывший ко­мандир, капитан-лейтенант Иван Апраксин. Когда «Курьер» сменился с брандвахты, Ушаков проводил в запас «за болезнью» своего недавнего командира Ио­сифа Кузьмищева. Правда, его перед увольнением по­жаловали в капитаны 2-го ранга. Следом такая же участь постигла командира корабля Илью Ханыкова…

События в начале кампании 1773 года подтвердили опасения вице-адмирала Сенявина. После разгрома ту­рецкой эскадры в Патрасском заливе Турция возобно­вила перемирие и начала мирные переговоры с Россией в Бухаресте. К этому времени отношения Англии с Рос­сией явно охладели. Британские политики были опре­деленно озабочены усилением русского флота в Среди­земноморье и появлением военных кораблей в водах Черного моря. «Английская дипломатия своими уси­лиями и двусмысленным поведением преследовала оп­ределенную цель — уменьшить русские требования к Турции». Не отставала от «подзуживания» турок и Франция, издавна имевшая большие торговые связи в Восточном Средиземноморье.

На первом же заседании послов в Бухаресте высту­пил опытный дипломат Алексей Обресков.

—   Отныне правительство ее величества, государы­ни нашей Екатерины Алексеевны, отвергает и призна­ет отмененными все прежние, несправедливые догово­ры с Портою. — Вспоминая о прошлом, Обресков, ко­нечно, в первую очередь подразумевал унизительный для России Прутский договор 1711 года, вынужденно заключенный Петром I.

—   Кроме того, мы требуем, дабы Порта возместила России все убытки, причиненные настоящей войною, без всякой законной причины объявленной.

Закончив выступление, Обресков вручил турецко­му послу Абдул-Резаку ноту недвусмысленного содер­жания, в которой, в частности, говорилось. «Чтоб ком­мерция и кораблеплавание на морях были освобожде­ны от порабощения, в коем они до сего времени были, беспосредственным соединением между подданных обеих империй для вящей их пользы и взаимного бла­годенствия и через сие сделать сохранение мира тем бо­лее важным и необходимым для народов и, следова­тельно, еще более драгоценным для тех, кто ими управ­ляют».

На словах Абдул-Резак не возражал против свобод­ного мореплавания торговых судов по Черному морю, но Россия должна возвратить султану Еникале и дру­гие порты на Черном море.

— Помилуй Бог! — сразу же возразил Обресков. — Как же так? Свобода плавания по морю, где нет ни одного порта для приставания купеческих судов? Турецкий посол взмахнул руками, засмеялся:

— Мы дружить станем, пусть ваши купцы в любом нашем порту пристают на здоровье, хоть в Константи­нополе.

«Хитрый, стервец», — размышлял, покачивая го­ловой, Обресков, а турок не унимался:

— Зачем русским купцам порты на Черном море? У вас есть много портов на море Балтийском, пускай там и разгружаются. Тут уж Обресков не выдержал:

— Возьмите, достопочтенный Абдул-Резак, карту и взгляните, какой путь от моря Черного до Балтийско­го. — А про себя подумал: «Проговорился, голубчик. Стало быть, через Босфор и Дарданеллы для наших су­дов будем оговаривать свободное плавание».

На очередной встрече Алексей Обресков напомнил Абдул-Резаку о свободном пути русских купцов через проливы.

Турецкий посол понял свой промах и начал выкру­чиваться:

— Мы возражать особенно не намерены, но каждый раз купцы должны платить высокочтимой Порте деньги. Обресков тут же нашелся:

—   Мореплавание и торговля должны быть утверж­даемы ни на каком воздаянии. Море всем должно быть свободное, а коммерция полезная. — Эти аргументы русский посол отложил в своем сознании давно, но не было случая выговориться.

—   По всякому праву, — продолжал Алексей Обре­сков, — на одних только реках можно делать такие запрещения, а море по естеству и есть всем свобод­ное. — Абдула-Резак терпеливо слушал не перебивая, опустив веки. Видимо, русский посол переходил в на­ступление с давно обдуманных позиций. — И самый Константинопольский канал, не будучи делом рук че­ловеческих, равно должен быть свободен и служить, к чему натура его произвела, для сообщения из моря Средиземного в Черное.

Обресков сделал паузу, мимолетно взглянув на ер­завшего в кресле Абдул-Резака, который давно тара­щил глаза на соперника по переговорам.

— А к доводу, уважаемый Абдул-Резак, — Обрес­ков слегка поклонился в сторону турка, — позвольте напомнить вам пример европейский, на море Балтий­ском. Тамошние проливы Зундские в Северный океан во владениях датских находятся и потруднее канала

Константинопольского, однако всякого рода и каждой нации суда свободным пользуются через него сообще­нием из одного моря в другое.

Абдул-Резак, видимо, не был готов к диалогу и от­ветил односложно:

— У короля датского одни порядки, а Порта живет по законам высокочтимого султана…

Переговоры в Бухаресте затягивались. Османская империя имела еще достаточно сил для сопротивления, особенно на Черном море. Абдул-Резак настойчиво воз­ражал и протестовал о соглашении с крымским ханом, отказывался признать право России на покровительст­во православным в Османской империи и слышать не хотел о свободе русского судоходства через проливы.

В конце января 1773 года Обресков получил из Пе­тербурга рескрипт, которым ему предписывалось кате­горически настаивать на свободе мореплавания всяких судов через проливы.

Спустя неделю турецкому послу был вручен ульти­матум. Во-первых, Турция признает независимость Крыма, оставляет за Россией города Керчь, Еникале, Азов, Кинбурн. Разрушает крепость Очаков. Земля между Днепром, Южным Бугом и Днестром объявляет­ся ничейной, «бартерной».

Во-вторых, признается Турцией свобода мореплава­ния «всякого рода российских судов без малейшего при­теснения по всем морям без изъятия, смещающимся между областями или омывающим берега Блистатель­ной Порты, со свободным проездом из Черного в Мрамор­ное море, так и обратно, как и в реку Дунай. Русские куп­цы обладают той же свободой торговли, с теми же приви­легиями и выгодой, кои дозволены другим европейским народам, наиболее с Блистательной Портою дружествен­ными, как-то: французам, англичанам и прочим».

Если турки принимают указанные условия, то Рос­сия готова уступить один из островов у берегов Крыма, возвратить все острова в Архипелаге, а также Молда­вию и Валахию.

Долго, больше месяца раздумывали в Стамбуле над предложениями Петербурга, прежде чем пришел ответ султанского Дивана. Порта требовала вернуть все заво­еванные земли, за что заплатит России 40 мешков де­нег — 12 миллионов рублей. Россия получает право ог­раниченного плавания по Черному морю. К России пе­реходят города Керчь, Еникале, за что Россия заплатит 30 мешков денег — 9 миллионов рублей.

Русский посол Обресков с ходу отверг предложения турецкой стороны. Мирные переговоры на этом закон­чились, время перемирия истекло. Слово для разреше­ния спора между соседями в дальнейшем предоставля­лось пушкам…

* * *

Обычный ледовый покров у берегов Азовского моря и в Керченском проливе сходит на нет к середине мар­та. Но еще задолго до этого Сенявин приказал начать вооружать суда флотилии. Теперь нет-нет да называл он подопечные морские силы флотом. И в самом деле, к весне 1773 года на Керченском рейде собралась вну­шительная сила. Шесть фрегатов, десяток переделан­ных для плавания по морю и подновленных «новома­нерных» кораблей, палубные боты, полтора десятка разведывательных и транспортных судов.

Как и прежде, перед началом кампании Сенявин со­брал офицеров. Такое собрание, где пояснялись цели и задачи предстоящих действий на море, знакомило всех офицеров с намерениями флагмана, проясняло, чем будут заниматься соседи ближние и дальние, нако­нец на нем флагман, пользуясь случаем, представлял офицеров, вновь прибывших на флотилию для прохож­дения службы. Чаще всего офицеры, как правило, уже знали, кто и откуда перевелся, но добрая половина зна­ла о них понаслышке.

Первым Сенявин назвал прибывшего с Балтики, не по годам тучного, контр-адмирала Баранова, челове­ка средних лет. Некоторые офицеры знали его по со­вместной службе на эскадре и отзывались о нем с по­хвалой. Вторым Сенявин назвал никому прежде незна­комого офицера, иностранца, принятого на русскую службу.

— С Дунайской флотилии определен к нам Адмиралтейств-коллегией флота капитан второго ранга Кинсберген Иван Генрихович, прошу любить и жало­ вать.

Из первого ряда приподнялся молодцеватый, тоже средних лет, но стройный, с щегольскими усиками офицер, слегка поклонился и сел.

— Для сведения в виду имейте, што службу нашу Иван Генрихович знает, четверть века с лишком в изве­стном вам флоте голландском обретался, а как будет на деле, кампания выявит.

Сразу же Сенявин изложил цели предстоящей кам­пании, пояснил, кто, где и как будет противостоять не­приятелю.

— Наши супротивники на дальней стороне Черно­го моря все еще мнят себя хозяевами всей акватории. Предстоит нам и собратьям в море Средиземном дока­зать, что оное суждение ложно, и показать султану, что права наши издревле остаются незыблемыми. Сенявин подошел к развешанной на стене карте:

— Генеральная задача флотилии нашей — не допу­стить неприятеля к берегам крымским и, упаси Бог, допустить прохода турецкой эскадры Керченским про­ливом в Азовское море.

Сенявин ткнул указкой в карту:

— Контр-адмиралу Баранову с одним фрегатом, че­тырьмя «новоманерными» кораблями и в придачу па­лубным ботом надлежит крейсировать от Кафы до Це­месской бухты. Там турки устроили базу свою для эс­кадры. Капитану первого ранга Сухотину с четырьмя же «новоманерными» кораблями закрыть наглухо про­лив Керченский подле мыса Тузла. Капитану второго ранга Кинсбергену надлежит с фрегатом о тридцати двух пушек, двумя «новоманерными» кораблями и в придачу ботом «Куриер» крейсировать от Кафы вдоль крымского берега до Балаклавы, дабы обезопа­сить сии места от десанта турецкого. Соответственно вышесказанному все командиры получат надлежащие приказы мои и инструкции. Сенявин оперся об указку:

— На сем, господа офицеры, закончим, и памятуй­те, што лучшая оборона от неприятеля есть нападение на него и лихая атака…

В середине мая все три отряда заняли исходные по­зиции и приступили к крейсированию в заданных ак­ваториях. Но не прошло и недели, как случилось несча­стье. Во время похода на шканцах фрегата «Первый» флагмана отряда, контр-адмирала Баранова, сразил намертво сердечный приступ. Сенявин без промедле­ния назначил вместо него Сухотина, а сам принял ко­мандование отрядом в Керченском проливе.

Отправляя Сухотина в плавание, Сенявин преду­предил: