От Крыма до Рима(Во славу земли русской)

ору­дий десятки турецких кораблей. Загремели в вражес­ком стане громадные медные барабаны, набаты, затру­били трубы. «И подошли они совсем близко к городу. И, сойдясь, стали они кругом города по восемь рядов от Дона до самого моря, взявшись за руки. Фитили при всех мушкетах у янычар блестят, что свечи горят».

Однако лихих донцов не смутили несметные враже­ские-полчища. Всего-то крепость обороняли 7590 от­борных казаков, но порешили они биться до последне­го, не посрамить «казачьего прозвища».

Не скрывая своего превосходства, расположившись в шатрах вокруг крепости, турки для начала устроили в своем лагере устрашающий шабаш. «Началась тогда у них в полках игра долгая, в трубы многия, великия, поднялся вой великий, диковинный, звуки страшные, басурманские. После того началась в полках их стрель­ба из мушкетов и пушек великая. Как есть страшная гроза небесная — и молнии, и гром страшный, будто с небес от Господа. От стрельбы той огненной до небес поднялся огонь и дым. Все укрепления наши в городе потряслись от той огненной стрельбы, и солнце в тот день померкло и в кровь окрасилось. Как есть наступи­ла тьма кромешная! Страшно, страшно нам стало от них в ту пору, — описывал очевидец светопреставление в стане неприятеля, — с трепетом, с удивлением неска­занным смотрели мы на тот их стройный подступ басур­манский. Непостижимо было уму человеческому в на­шем возрасте и слышать о столь великом и страшном со­брании войска, а не то чтобы видеть своими глазами!»

Под вечер постепенно затихло войско пришельцев, и под стенами крепости появился янычарский полков­ник с толмачом. Знали-таки недруги стойкость дон­ских казаков, не хотелось им рисковать своими людь­ми, авось согласятся донцы отдать крепость без. боя. Полковник янычарский начал речь с похвалы в адрес казаков.

— О люди Божий, слуги царя небесного… как орлы парящие, без страха вы по воздуху летаете, как львы свирепые, по пустыням блуждая, рыкаете!

Длинную речь держал посланец султана, уговари­вая казаков покинуть Азов без боя, обещая за это много денег, платье с золотым шитьем, золото с клеимом самого султана и другие несчетные богатства.

Достойно отвечали янычару донские казаки, долго перечисляли всю подноготную историю Войска Дон­ского, перипетии взятия Азова у турок. «…Не воров­скою хитростью — взяли приступом, храбростью своей и разумом… А мы взяли Азов-город по своей казачьей воле, а не по государеву велению… Не почитают нас там на Руси и за пса смердящего. Бежали мы из того го­сударства Московского, от рабства вечного, от холоп­ства полного, от бояр и дворян государевых, да и посе­лились здесь в пустынях дальних, живем, взирая на Бога, а запасов хлебных к нам из Руси никогда не быва­ло… Кормит нас, молодцов, царь небесный в степи сво­ею милостью, зверем диким да морскою рыбою… Так питаемся подле моря Синего. А серебро и золото у вас за морем находим».

Свой ответ казаки закончили полной уверенностью в своей победе. «Потерять вам под Азовом своих турец­ких голов многие тысячи, а не взять вам его из рук на­ших казачьих до веку!» Но, чувствуя безысходность своего положения в грядущем, завершали пророчески: «Разве уж, отняв у нас, холопей своих, государь наш царь и великий князь Михайло Феодорович, всея Руси самодержец, вас, собак, им пожалует. Тогда уж по-прежнему ваш будет. На то его воля государева!»

Первыми на приступ крепости двинулись немецкие полки, 6000 солдат. За ними вплотную шли 150 тысяч янычар. Они стали рубить топорами башни и укрепле­ния, приставлять лестницы, карабкаться на стены. Ка­заки метким огнем орудий и ружейными залпами ус­пешно отбили первый приступ, но штурм продолжался до темноты. В первый день под стенами Азова полегло 23 тысячи янычар и почти все немецкие полки. Едва рассвело, турки прислали толмача, просили выдать те­ла погибших янычар, обещая за каждую голову по зо­лотому червонцу.

Донцы засмеялись, ответили янычарским пашам:

— Не продаем мы никогда трупов вражеских, но дорога нам слава вечная. Это вам от нас, из Азова-го-рода, игрушка первая. Пока мы, молодцы, ружья свои только прочистили. Всем вам, басурманам, от нас так будет! Иным вас потчевать нечем!

Турки начали вести подкопы, возводить вокруг кре­постных стен земляной вал. На вершине вала установи­ли сотни осадных орудий, прямой наводкой 130 осад­ных орудий открыли бешеную пальбу по городу. Запо­лыхали склады и укрытия, жилища казаков и церкви. Все до единой церкви разрушили турки. Осталась целе­хонькой только одна лишь церковь Николина, да и то наполовину, потому что стояла под горой на склоне к Донцу. И второй приступ отбили казаки. На своих по­дворьях вырыли ямы для укрытия, соорудили простор­ные подземные палаты. Каждый день посылал Ибра­гим-паша на штурм крепости по 10 тысяч янычар и в помощь им несметные полки татар, ногайцев, ка­бардинцев. Все атаки отбили казаки. Мало того, сами сделали внезапную ночную вылазку, перебили не одну тысячу врагов, захватили орудия. Изловчившись, тур­ки решили сделать подкопы под крепость, взорвать ка­зацкие укрепления, задавить их своей несметной си­лой, ворвавшись в крепость. Но казаки перехитрили янычар, еще раньше провели свои подкопы во вражес­кий стан. В прорытые 28 потайных ходов заложили донцы бочки с порохом и взорвали «…и разорвало тут их порохом многие тысячи». С того дня поостыли, пе­рестали мудрить турки и делать подкопы, поняли, что казаков им не перехитрить.

Испробовали неприятели огненные ядра и «всякие немецкие хитрости». Немало от того полегло казаков, а янычары стали штурмовать крепость и днем и ночью, без роздыху. В это самое время подоспела помощь. С Дона прорвались 1000 братьев-казаков с провизией и боевыми припасами на юрких казацких челнах. Спустя месяц из Черкасска прорвался еще один отряд в 2000 казаков. Тогда турки перегородили Дон часто­колом свай, а казачья ватага не сдавалась.

Вскоре наступила осень, похолодало, татарские ко­ни остались без корма, и крымский хан увел свою кон­ницу. Вслед за ним, не добившись успеха, погрузились на суда и отправились восвояси турецкие войска. На поле брани оставили они 50 тысяч соплеменников. 93 дня и 93 ночи сдерживали натиск врага донские ка­заки, но и у них полегло 6000 храбрецов. Остальные были сплошь раненые да калеки.

Привели в порядок казаки крепостные укрепления, отстроили кое-как свои дома, перевязали раны, стали размышлять, как дальше жить.

Атаман Осип Петров собрал на Дону большой сход, Круг казачий. Дымили трубками старые казаки, чеса­ли затылки, кто помоложе.

—    Спровадили султана турецкого честь по чести!

—    Небось нынче сечет головы своим пашам за по­зорные действа!

— Не скоро соберутся к нам гости пожаловать! Старики качали головами, раскуривая трубки.

—    У басурман сила несметная, у каждого гарем, по десятку женок, плодовиты турки!

—    Мало того, сколь стран под владычеством осман­ским!

—    Султану тьму войск собрать раз плюнуть!

Долго судачили донцы и пришли к одному мне­нию — без подмоги из Москвы следующую осаду им не выдержать. А по слухам, султан грозится прислать еще большее войско. Порешили послать гонцов в Белока­менную, просить царя о подмоге.

В конце октября 1642 года в Москву прибыла депу­тация от донских казаков — атаман Наум Васильев, есаул Федор Иванов, а с ними 24 человека.

Принял царь атамана, и тот передал ему просьбу Круга донских казаков. «Просим мы его, сидевшие в Азове, и те, кто по Дону живет в городках, чтоб велел он принять из рук наших свою государеву вотчи­ну — Азов-город, ради образов светлых Предтечи и Ни-колина, ради всего, что им, светам нашим, угодно тут. Тем Азовом-городом защитит он, государь, всю Украи­ну свою, не будет войны от татар вовек, как сядут наши в Азове-городе». А надобно казакам «для сидения осад­ного 10 тысяч людей, 50 тысяч пудов всяких припасов, 20 тысяч пудов пороха, 10 тысяч мушкетов, а денег на все то надобно 221 тысячу рублей». Созвал царь Зем­ский собор. Недолго судили-рядили земцы и решили, что не стоит затевать войну с султаном, царь «велел донским атаманам и казакам Азов-город покинуть».

Удрученные казаки разрушили крепость, срыли го­род до основания и ушли на Дон. Спустя два года цар­ский престол занял Алексей Михайлович.

Новый царь оказался смышленей своего отца, к морскому делу неравнодушен. И здесь вскоре сыс­кался ему в этом новом для династии деле добрый по­мощник.

Псковский городовой дворянин из захудалых поме­щиков Афанасий Ордин-Нащокин приглянулся царю Алексею Михайловичу в первые же годы его правле­ния. Второй по счету царь из рода Романовых правил не только «заведенным порядком и государевой во­лей», как было прежде. Алексей Михайлович сразу стал присматривать среди окружения людей умных, прозорливых. Однако промеж родовитого московского боярства таких лиц в то время было не сыскать днем с огнем.

Наделенный недюжинным умом, псковитянин с детства штудировал математику, знал латинский, не­мецкий, польский. Поневоле с юных лет сталкивался он с иноземцами-купцами, дельцами, польскими людьми. Проявил себя еще при Михаиле Романове, улаживая пограничные ссоры со Швецией, ездил в Молдавию. Скоро призвал его на службу и новый царь.

Первый и довольно долгий военный раздор Алексей Михайлович по воцарении затеял с поляками из-за Правобережной Малороссии.

Не прерывая войны с Польшей, он сделал попытку вернуть захваченные Швецией земли на берегах Балти­ки. Но за двумя зайцами не угонишься…

Летом 1656 года из Полоцка отправилось царское войско на стругах вниз по Западной Двине. Крепость Двинск сдалась после первого приступа. Через две не­дели отряд боярина Стрешнева без особого сопротивле­ния занял Кукейнос. Войска вскоре начали осаду Риги, главной цитадели на пути к морю.

В Кукейносе же царь посадил воеводой Ордин-На-щокина:

— Осмотрись помаленьку и начинай сторожевые суда ладить, к морю пойдем, к Варяжскому. Нам бы только Ригу полонить.

Прежде всего Нащокину пришлось наводить поря­док в Кукейносе. Горожане присягнули безропотно на верность московскому царю, а вошедшие в город каза­ки по привычке начали грабить мирное население. Трудно приходилось воеводе, но справедливость для него была превыше всего. «Лучше бы я на себе раны ви­дел, — писал он царю, — только бы невинные люди та­кой крови не терпели; лучше бы согласился я быть в за­точении необратном, только бы не жить здесь и не ви­дать над людьми таких злых бед».

Жизнь в городе налаживалась, и Нащокин спешно начал строить флотилию судов. Десятки морских галер покачивались через полгода на волнах Западной Дви­ны. Воевода между тем управлял вскоре всей Ливони­ей, не забывая и своей заветной цели — Балтийского моря. Для этого надо было победить шведов. И галеры стояли наготове, ожидая приказа. Но царь осенью, не добившись успеха, снял осаду Риги, а потом решил просить замирения со шведами.

— Ни к чему это, государь, — смело возражал ему Нащокин, — надобно мириться с поляками. Вместе с Речью Посполитой, Данией и Бранденбургом одолеть бы шведов и завладеть бы морем.

Царь не соглашался, поляки, мол, Малороссию не признают за нами.

Для Нащокина намного важнее казалось устано­вить общение и торговлю с Европой.

— Покуда Бог с ней, с Малороссией, — увещевал он царя Алексея, — ихние казаки то и дело изменяют нам, как тот же Богдан Хмельницкий. Так стоят ли они того, чтобы стоять за них, поменяв на Балтийский берег?

Царь понимал, что море нужно, и писал Нащокину грамоту на переговоры: «Промышляй всякими мера­ми, чтобы выговорить у шведов в нашу сторону в