От Крыма до Рима(Во славу земли русской)

ним велико­му визирю, — гяуры царицы наводят ужас на моих вер­ных подданных! Мои паши и улемы шлют со всех кон­цов Анатолии и даже из Анап, корабли неверных безна­казанно пленят и жгут наши торговые суда, изничтожа­ют всюду наши хлебные закрома и другое добро! — Сул­тан подбежал к веранде и отдернул шелковую занавесь. В бухте перед дворцом полукругом расположилась на якорях турецкая эскадра, в десяток вымпелов.

—   А перед моими глазами эти бездельники спокой­но предаются увеселениям и не подумывают о нашем спокойствии!

Великий визирь молчал, покорно склонив голову, сохраняя относительное спокойствие. Он знал, в чью сторону метал гром и молнии султан. Капудан- паша Гуссейн был его сверстником и любимым из всех при­ближенных в окружении повелителя.

— Повелеваю без промедления флоту нашему оты­скать возмутителей нашего спокойствия и проучить их, навсегда отвадить от берегов наших!

С капудан-пашой великий визирь вел разговор по-деловому:

— Что еще не хватает вам, султан гневается, мало, что уже летят головы у нерадивых мастеровых на вер­фях?

—    Вам известно давно, что мои корабли готовы выйти в море без промедления, — зло усмехаясь, раз­драженно ответил капудан-паша, — но ваши ленивые чауши не могут доставить мне необходимых людей. Не могу же я сам управляться на всех кораблях с пару­сами и заряжать пушки.

—    Сколько еще понадобится, только на прошлой неделе тебе доставлено больше сотни матросов, — пере­ходя на фамильярность, возмутился великий визирь.

—    Сотню привезли, а две сотни сбежали, — в тон ему отвечал Гуссейн, — эти бездельники не хотят слу­жить, они боятся воды и трусливы, как зайцы. Мне на­добно не меньше полтыщи матросов.

—    Будут тебе матросы, — успокоил Гуссейна вели­кий визирь, — изловим десяток беглецов и на базаре снесем им головы, остальным будет наука. Расскажи лучше о своих замыслах, как проучить неверных.

Капудан-паша надменно ухмыльнулся, приосанился:

—    Предполагаю первым делом направиться к Ли­ману. Там должны появиться ихние суда из Херсона. Об этом я достоверно знаю от наших купцов. Добыча будет наверняка и неплохая.

—    Еще что? — недовольный ответом, спросил ве­ликий визирь.

—    Теперь о главном. Думаю посадить тыщи две янычар и наведаться к Еникале. Там, я прознал, у рус­ских один-два корабля. Мы из Анап пройдем в море Азовское и выбросим янычар там, где их не ждут, у Казантипа. Но для успеха надобен смелый и умный серакасир — начальник над янычарами. Тогда наши собра­тья в Крыму придут нам на помощь и в Бахчисарае бу­дет наш человек. Я же с эскадрой пойду к Ахтиару и уничтожу русский флот.

—    Серакасира найдем тебе нужного, дейст­вуй, — упокоил визирь.

20 июня турецкая эскадра вышла из Босфора, пол­сотни вымпелов реяли на их флагштоках. В голове кильватерной колонны, под флагом капудан-паши Гуссейна, шел 80 пушечный линейный корабль «Капудание», са­мый современный корабль, недавно построенный фран­цузскими мастерами в Константинополе. В кильватер флагману держали строй линейные корабли «Падрона», «Паша гимиши», «Реал». Пятым в строю следовал «Ху-даверды», печально известный прежде русский линей­ный корабль «Мария Магдалина», занесенный при Вой-новиче штормом к Босфору и плененный турками. Всего в турецкой эскадре насчитывалось 10 линейных кораб­лей, 8 фрегатов и 36 других судов…

В этот день в Севастополе Ушаков подписал два приказа. Несмотря на большую занятость, флот гото­вился выйти со дня на день в море, флагман флота не забывал о людях. «Желательно поспешить, — извещал приказ всех командиров кораблей, — отстройкою гос­питали…»

Ушаков потребовал срочно отрядить «знающих ка­менную работу служителей всех… только на малое чис­ло дней».

Второй приказ объявлял благодарность светлейше­го князя флоту за успешные действия во время крей­серства у берегов Анатолии. Свое напутствие высказал Ушаков в последней фразе: «…надеюсь, что в последу­ющее ныне время не оставят все служащие при Севас­топольском флоте удостоверительно доказать искусст­во и храбрость, свойственные российскому флоту».

Минуло пять дней, и в Севастополь прискакал за­пыленный гонец из Очакова, от полковника Агее­ва — «27 июня… сотник Золотарев усмотрел в море, в верстах сорока, десять судов, ход имеют к Севастопо­лю». Спустя сутки у Тарханьего Кута пикеты обнару­жили неприятельский флот — 15 больших кораблей и 10 малых судов. Флагман без промедления объявил на флоте «быть во всякой готовности выйти в море».

На следующий день турецкая эскадра появилась на Дальней видимости за мысом Херсонес и скрылась вскоре в восточном направлении за Балаклавским мы­сом… В этот же день эскадра вышла на внешний рейд и флагман собрал совет командиров, чтобы объявить боевой порядок на предстоящий поход.

— Для устройства флота на случай встречи с не­приятелем, — размеренно чеканил Ушаков, — все ко­рабли и фрегаты мною разделены на три эскадры.

Ушаков приостановился и глянул на сидевшего впереди Голенкина:

— Авангардию вручаю бригадиру Голенкину, кор-дебаталия остается под моим флагом…

Подробно перечислил все линейные корабли и фре­гаты по каждой эскадре, сообщил о снабжении кораб­лей всем необходимым на поход.

— Насколько мне известно, турки следуют к восто­ку, давеча мне из Ялт донесли о том. Полагаю, не ина­че неприятель замыслил иттить к Еникале, дабы войти в море Азовское. По необходимости будем искать не­приятеля в море повсюду и атаковать беспременно.

2 июля Ушаков рапортовал Потемкину: «…Забыл случившийся мне пред сим припадок болезни21 и нахо­жу себя к предприятиям против неприятеля довольно здоровым и сей день отправляюсь с флотом в море за оказавшимся при таврических берегах неприятелем». Вот так, превозмогая недуг, устремлялся на поиск про­тивника Федор Ушаков.

Выйдем же в море вслед за флагманом и будем, не таясь, вместе с ним переживать все перипетии по­следующих событий, находясь под впечатлением под­линных зарисовок очевидца, не лишенного способнос­тей живописца, флаг-офицера, флота капитана 2-го ранга, Петра Данилова.

«Того месяца 3 дня. С полуночи.

В 8 часов для соединенного плавания приказал я флоту построиться в две колонны, с 9 до 11 часов про­изводима была на флоте пушечная экзерциция приме­ром и пушками.

С полудня.

От 4 до 6 часов произведена была по флоту пушечная экзерциция, в 7 часов по сигналу от меня флот построил­ся в три колонны, в 10 часов сигналом велено всему фло­ту прибавить парусов. При разных переменных ветрах следовал разными курсами к Еникольскому проливу».

Флагман внимательно следил за исполнением своих сигналов, подмечал недостатки, сообщал в тот же день своим подопечным о недочетах. В бою недосмотры не подправишь.

Не всем был доволен при маневрах. «Усматриваю я, что некоторые корабли и фрегаты по учиненным сигна­лам в места свои входят весьма медлительно…» Пояс­нял, как в этих случаях прибавлять паруса, не допус­кать оплошностей. Досконально разъясняя промашки при эволюциях, в то же время не сковывал инициативу капитанов. «Впрочем, нет надобности на всякий слу­чай делать подробные объяснения, господа командую­щие сами собой обозревать могут, что кому делать и ис­полнять должно». Подобные мысли высказывал знаме­нитый Нельсон десятилетия спустя…

Пушечные учения, экзерциции, всегда находились под пристальным вниманием Ушакова. Огневая мощь в бою решает успех всего дела.

«Весьма нужно, чтобы определенные к пушкам слу­жители в скорострельной пальбе сделали довольную выучку». Научить пушкарей взаимозаменяемости, в бою всякое случается. «Переменяя комендоров, на­учить исправно оной должности по крайней мере У каждой пушки по три человека. За всем этим надле­жит смотреть лично капитанам, спрос будет с них… Но при всем том научить комендоров не расходовать за­ряды впустую, бить только прицельно: «Ибо расстре­ляв заряды бесполезно, от оного можно потерпеть на­последок явное бедствие…» Приказ «делать ежедневно экзерциции пушками и большей частью скорострельно спышками» командиры получили 5 июля.

Эскадры между тем, маневрируя, склонялись к вос­току.

«Того же месяца 5 дня. С полуночи.

В 6 часу утра, пользуясь тихостью ветра, призывал я с флота сигналом офицеров и отдал нужные приказа­ния; в 12 часов пеленговал мыс Айя…

Того же месяца 6 дня. С полуночи.

В 8 часов ветр тише прежняго, в 12 часов, подходя к Феодосии, послан от меня на корсарском судне мич­ман для разведывании о неприятеле… отправлен чрез Феодосию рапорт его светлости…»

В рапорте Ушаков доносил князю: «…Поспешу ит-тить к Еникольскому проливу, а оттоль, получа сведе­ния, сообразуясь оному и способности случаев, пойду к Анапе…»

На рассвете 8 июля от норд-оста нашел густой ту­ман, эскадра лавировала при слабом восточном ветре в Керченском проливе. Спустя час туман начал рассеи­ваться. Флагман на «Рождестве Христовом» поднял сигнал: «Эскадре стать на якоря». Ушаков подозвал к борту корсарское судно, передал:

— Срочно вручить на все суда эскадры приказ.

Флагман опять выражал неудовольствие медлен­ным исполнением сигналов на перестроение. «Усмат­риваю я, что некоторые корабли и фрегаты по учинен­ным сигналам в места свои входят весьма медлительно, по правилам эволюции и военным обстоятельствам тре­буется в построении ордеров отменная скорость, посе­му в подтверждение предписываю следующее исполне­ние».

Отправив приказ, Ушаков распорядился поднять сигнал:

— Всем корсарским судам крейсировать в дозоре в поисках неприятеля!

Спустя 3 часа корсарское судно, крейсировавшее по пеленгу Анапы, пушкой дало знать: «Вижу непри­ятеля!»

В начале минувшей недели эскадра капудан-паши Гуссейна маневрировала южнее острова Теццра, распо­лагая свои галсы на пути следования кораблей из Ли­мана к Севастополю. Флагман турецкой эскадры, шу­рин султана, которому еще не исполнилось и тридцати лет, уже был возведен в чин трехбунчужного паши, ад­мирала, но при этом выходил в море первый раз в жиз­ни. Такие нравы царили в Блистательной Порте. Лич­ная преданность превышала все остальное. Правда, султан знал, что рядом с его ставленником всегда нахо­дится опытный моряк, вице-адмирал Сеит-бей.

В этот раз море было пустынно. Наверное, русские не отважились рисковать одиночными кораблями, за­видев у своих берегов неприятеля. Надлежало испол­нять волю визиря, брать десант в Анапе и высаживать войска в Крыму. Эскадра повернула на южные румбы и направилась вдоль крымских берегов к Еникале.

Капудан-паша Гуссейн не скрывал своих намере­ний от противника. Его эскадра явно превосходит сво­ей мощью весь русский флот. На его кораблях на треть больше пушек, все они медные и крупного калибра, от­литы под присмотром друзей, французских инжене­ров. Гуссейну также известно, что русские корабли ти­хоходны, их деревянные днища точат черви насквозь, они обрастают ракушками. То ли дело турецкие кораб­ли. Их подводная часть сплошь обшита медными лис­тами, как и у друзей-французов. Корабли скользят в толще воды, как по маслу. Русским нечего с ними тя­гаться в скорости…