type='note'>[31] в «Лоренцаччио»[32], когда он вонзал кинжал в грудь тирана, я нападу на эту долбаную собаку первым, понятно вам? ДО ТОГО, как она бросится на меня. И задушу ее. И конец, и никаких проблем. А когда она придет за ней, то ее будет ждать труп. А как же иначе. Она сильно расстроится, это неизбежно, но я ей скажу, что так устроен мир, бэби, выживает сильнейший. Эта собака совершила роковую ошибку, малышка. Она меня недооценила, она набросилась на меня. Ты понимаешь, что она сделала? Она хотела впиться своими клыками мне в горло, хотела разодрать меня на куски. Поэтому она и умерла. Я защищался, малышка, у меня не было другого выхода. Или я, или она. Нет, нет, зря ты ее обнимаешь, бесполезно пытаться привести ее в чувства, она мертва, убита наповал. Я тебе это могу гарантировать. Я проверял. Она разрыдается, а я стану ее утешать, такова жизнь, малышка, и она со мной согласится, потому что они все такие, Лара, эти the Real Things, они умеют принимать боль, они даже ухитряются полюбить ее… Вот, как должно случиться, и сейчас все зависит только от меня. Я должен задушить эту собаку. Я должен сосредоточиться, приготовиться. А вот и она. Она меня обнюхивает, сволочь такая. Это ее проверенная тактика: энное количество раз обнюхать свою жертву, пока та не привыкнет к ее прикосновениям и не перестанет ее бояться, расслабится, и тогда на эн-энный раз — цак: собака вопьется клыками ей в глотку. А я что ей дурак, что ли? Что она себе думает, что я об этом не знаю? Она меня обнюхивает, точнее притворяется, что обнюхивает, потому что на самом деле мой запах ей противен, это запах Чужака, Который Хочет Занять Место Ее Королевы, и поэтому Она меня ненавидит. Она хочет меня убить. Черная собака. Что может быть еще символичнее? Это уже даже не символ исчадия ада — это дьявол во плоти. Зверь собственной персоной. Собака с большой буквы «С». У меня в доме сам дьявол, и я должен его задушить до того, как он Овладеет Мной. Но у меня еще не хватает на это сил, я чувствую, что еще не готов. Я должен собраться с силами. Я должен буду отдать все свои силы, чтобы не поддаться. В чем же я силен? В писании. Конечно же, я должен писать: вот в чем моя сила. Вот так, Лара, все и произошло, вот сейчас я помню, что я решил набраться сил, принявшись писать. Я сказал себе, надо собраться с силами, в чем я силен, мне надо писать. Я напишу Ларе письмо, а потом задушу Собаку. Вот, моя стратегия. И я пришел сюда, вышел в Интернет и начал писать тебе письмо. Я стал бороться с Исчадием ада, Лара, чтобы победить Зло. А, потом у меня появился еще один психоз, паранойя: а что если сейчас придет Симона, моя так называемая room-mate[33], она ни хрена не знает об этой собаке и, быть может, до ужаса боится собак, особенно если они Огромные и Черные, честно говоря, я не очень-то хорошо ее знаю, может быть, она страдает зоофобией, а вдруг у нее случится сердечный приступ, только от одного ее вида, только от одного слова СОБАКА, какого хрена я об этом знаю? Очень даже может быть. Допустим, она входит. Сейчас войдет. Что случится? Она закричит, упадет в обморок, а я снова стану уязвимым, конечно же, потому что в силу своего благородства я приду ей на помощь, склонюсь над ней, и в этот самый момент Собака может вцепиться мне в глотку, она может напасть на меня сзади, пока я буду пытаться спасти человеческую жизнь, понятное дело, ведь речь идет о Нем, люди, а не о каком-нибудь там придурке, мы говорим о Нем самом во плоти, он самый паршивый сукин сын, и он это сделает, да еще как сделает, сделает с удовольствием, а я погиб, он меня убьет. Он — меня. О, нет, так не пойдет. Я должен это предотвратить, я должен обо всем хорошенько подумать. Нужно повесить табличку на дверь. Ведь написать что-то на табличке — это тоже писать.
Я напишу табличку и вывешу ее на дверь.
«СИМОНА, НЕ ЗНАЮ, КАК ТЕБЕ ЭТО ОБЪЯСНИТЬ, НО У НАС ДОМА ОГРОМНАЯ СОБАКА. ПОЙДИ ПРОГУЛЯЙСЯ, Я ТЕБЕ ПОЗВОНЮ, КОГДА ЕЕ НЕ СТАНЕТ». Что-нибудь вроде этого, хорошенько так написать, чтобы все стало ясно, и повесить табличку на дверь. Я должен сделать это немедленно. А не то, она придет, она может прийти с минуты на минуту. На помощь! Она лает. Лает! На помощь. Собака лает. Перестала лаять. Снова залаяла. Снова перестала. Я закрываюсь на ключ. Я здесь, у себя в кабинете. Если придет Симона, хрен с ней. Я закроюсь у себя в кабинете, ну вот, я закрылся, а сейчас, может быть, позвонить Симоне? Конечно. Я ей скажу все по телефону, потому что моя затея с табличкой чушь собачья. Я ей позвоню, конечно. На мобильный. Это так легко, ведь мы вступили в эру Мобильной Телефонии. Ну вот я ей уже и звоню. Гудок: линия свободна. Да ответь же мне, Симона, ответь же мне скорее. Ничего подобного, она не отвечает. Она, на хрен, не слышит мой звонок. Ее мобильник звонит, чтобы спасти ей жизнь, а она, видите ли, не слышит, ненормальная какая-то, честное слово. Ну да, конечно, можно и сообщение же послать. Я пошлю ей смс. Это намного лаконичнее таблички. Ну вот — готово: «Домой не возвращайся до т. п. (что означает до тех пор, пока; молодежь в смсках всегда пользуется сокращениями) я тебе не пзню (у меня такое ощущение, что она не поймет мои сокращения, они и мне самому не нравятся, и потом Симона, конечно же, молода, но не настолько же) — позвоню: пока я тебе не позвоню». Отсылаю смс и выключаю мобильный. Старушка Симу поймет и унесет подальше ноги от этого дома, где я буду всем своим существом сопротивляться Злу. Я выдержу. Хрен вам, я открою эту дверь. Так будет намного лучше, чем задушить ее. Оставаться здесь за закрытыми дверями. Так она до меня не доберется. Но — о нет: я вдруг вспоминаю, что с минуты на минуту те типы из Канады должны мне позвонить, чтобы взять у меня интервью. Из Канады. На английском языке. Что мне им сказать? Пиццано Пицца, нет они произносят Пицано Пица, но какой еще Пицано Пица? Я здесь сражаюсь с Князем Тьмы («I'm Here Struggling Against The Dark»), а вы меня спрашиваете о каком-то Пицане Пице? («And Thou Dare Asking Me About Pizano Piza?»). Интервью, вот именно. Дерьмо. Звонит телефон. Это из Канады по поводу моего интервью. И я как идиот даю это интервью, и кто его знает, на хрен, что я, обсаженный до чертиков, там говорю, я говорю им о Демонах и Черных Собаках, и о фосфоресцирующих Real Things. И вот, я сам навсегда утрахал Канадский рынок. В Канаде люди довольно много читают, и неудивительно — там такой холод. По вечерам, сидя на краю постелей, родители читают детские книжки своим детям, они уверенные, спокойные, цивилизованные люди, вот именно, и среди этих книг могли быть и мои. Канада. Опля! Одним ударом я сам себя поимел, я загубил для себя одну из восьми самых индустриальных стран в мире. Мне кажется, что Канада входит в Большую восьмерку. Да, я больше, чем в этом уверен. Даже если это и так, это ровным счетом ничего не значит. Как, впрочем, и мы. О нет, как это несправедливо. Столько лет я потратил на это интервью с канадцами. Целую жизнь на это положил. И сейчас, когда они клюнули на мою наживку, из-за какой-то фигни все полетит в тартарары. О, Белинда, возвращайся, возвращайся же поскорее. Давай, бегом! Ты все делаешь бегом, давай, жми ко мне. Спаси меня. Это же твоя собака, все-таки. Этот Черный Демон твой. Прошу тебя, пошли на три веселых буквы твой дубляж и всю компанию. Ты ведь все равно уже облажалась. Покажи им на что ты способна, не унижайся перед ними, пошли их всех на… и возвращайся ко мне. К Ней. Знаешь, не то, что я действительно ее боюсь, нет, она и вправду мне нравится, но все дело в том, что мне нравится бояться. Вот почему я умоляю тебя: вернись. Приходи. Это не так абсурдно, как смерть, по крайней мере, мы будем вместе, когда твой демон набросится на меня и разорвет на куски. Потому что он это сделает, он непременно это сделает. Впрочем, я уже знаю, что никогда не смогу ее задушить. Чтобы я да задушил собаку? Да как такое мне только в голову могло прийти? Она Овладеет мной, непременно овладеет, но, по крайней мере, ты, Белинда, будешь со мной, когда она овладеет мной. Что за черт! Будь хотя бы рядом со мной в фатальный момент моей жизни. Давай, приходи. Возвращайся скорее. Как можно скорее. Я здесь беззащитный против Зла, Твоего Демона, один-одинешенек, как никогда в жизни. Эта твоя «травка» просто фантастическая, ты только посмотри: до сих пор, на хрен, какой от нее эффект. Белинда, приходи. Сейчас я досчитаю до трех, и зазвенит звонок. Это пришла ты. Один, два, три. Давай! Возвращайся. Прошу тебя, приди. Приди сейчас, приди. Один, два, три: приди. Сию же минуту. Твой палец прикасается к кнопке моего звонка. Один, два, три: приди… Ну же, в конце концов, приходи, приходи, приходи, а она все не приходит и не приходит. И я должен справляться сам. Ну вот, вот уже и эта мычит за дверьми. Скребется. Плачет. Ты хочешь растрогать меня, сукина дочь. Тактика номер два: Изображать Из Себя Жертву, А Кто Проглотит Наживку, Того И Накололи. Но меня на эти штучки не возьмешь. Можешь плакать, на хрен, сколько твоей душе угодно, Огромная Черная Собака, я тебя не стану утешать. Не я создал эту ситуацию. Моей вины в этом нет. Даже если, паче чаяния, ты была бы не Собакой, а самой обычной черной собакой, безобидной и доброй, брошенной твоей хозяйкой, а посему очень грустной, и тебе бы уж очень хотелось, чтобы тебя кто- нибудь приласкал, даже в этом случае я был бы прав, оставив тебя одну страдать. Я не хочу рисковать, понятно тебе. Если хочешь, плачь себе на здоровье. Твои слезы не вызовут у меня чувство вины. И ты меня вовсе не привлекаешь. И даже если бы ты вдруг понравилась мне, я бы никогда себе в этом не признался, а посему можешь даже умереть от разрыва сердца, я тебе не открою дверь, но запомни: та, что тебя бросила, бросила и меня тоже. Ну да, Собака, она нас обоих бросила, а значит мы можем стать друзьями,
