– Болит?
– Нормально,- сказал Вересаев.
– Будет, не нормально. Будет очень больно и при этом нестерпимо стыдно и унизительно,- пропела Надежда, ласково водя дулом нагана по саднившему рубцу на шее ненастоящего мага.
Викентий приказал себе не дергаться и ко всем заявлениям этой дамы относиться философски. Попал психиатр в лапы буйных психов с маниакальными наклонностями - будь добр тихо, психов лишний раз не заводя, сидеть, все подмечать, а чтоб самому умом не тронуться, повторять про себя правила техники безопасности при сеансе электросудорожной терапии. Викентий этим и занялся, не без иронии подметив, что заученные фразы из старого справочника очень уж близки к теперешнему его положению.
«Электросудорожная терапия осуществляется в специальном помещении». Да уж, помещение - специальнее некуда! И лечащий состав подобрался просто на редкость.
«Сеанс проводится натощак, в противном случае у больного может возникнуть тошнота и рвота». Опять аналогия налицо. Викентий уж и не помнит с этими приключениями, когда в последний раз нормально поесть сумел, так что желудок его пуст, хотя и молчалив - со страху, наверное. Тошноту от присутствия Надежды и Озулии Викентий еле удерживает, поскольку перед врагами стыдно терять лицо и следует вести себя достойно, в противном случае… А выражение-то какое! «Противный случай»! Воистину, именно он, скотина, свел дипломированного мага с этой бабьей бандой и лишил его покоя!
«Перед сеансом больного укладывают в постель». Да, выспаться тоже не помешало бы. Нормальным, здоровым сном, а не этими идиотскими… обмороками-мороками. Да только кто его, Викентия, в постель положит! Злонамеренная Надежда явно не для того ему наганом по затылку постукивает:
– Эй, господин Вересаев, оставьте ваши думы! У меня к вам важный разговор. Будете молчать - при…
– …стрелю. Слышал. Не ново. Что, уже в жертву меня приносить собираетесь?
– Нет, mon cher. Вопрос у меня и моей африканской подруги к вам имеется. Постарайтесь на него ответить с максимальной правдивостью.
– Вам - и правду? Не много ль чести?
– Не много. В самый раз. Солжете - будет оч-ч-чень больно.
– Ой, какие страсти. Слушаю вас… сударыня.
Надежда приставила наган к уху бывшего психиатра и с нежным придыханием спросила:
– Вы навещали своего друга в больнице?
– Степана?
– Да, Степана.- Голос у Надежды становился ну прямо как жидкий шелк, а вот глаза блестели не по-хорошему. Не глаза - пули. Готовые вылететь из дула и разнести в щепки все, во что хозяин дула прицелится.
– Конечно, навещал.
– Давно?
– Глупый вопрос. Как раз перед тем, как попал сюда. Еще перестрелка в метро была…
– Адрес больницы помните?
– А вам зачем? - напыжился Викентий.
– Говори! - Сразу надвинулась на него золотой горой Озулия.
– Навестить хотим,- улыбнулась Надежда.- Апельсинов принести, тортик «Причуда».
– Ему сладкого нельзя…
– Адрес!!!
– Кажется, Старосергиевская, четыре.
Надежда хлестнула Викентия по щеке, слава богу, ладонью - не револьвером:
– Лжешь! Мы проверяли - там его нет! И вообще в больнице по этому адресу идет срочный ремонт. У них электропроводка вся сгорела!
– Ничего не знаю,- твердо стоял на своем Викентий. Хотя внутри его зацарапало беспокойство за Степана.- Я был именно в той больнице и по указанному адресу. Хотя… Если у них вдруг ремонт образовался, может, Степана в другую больницу перевели.
– В какую? - Опять револьверное дуло у уха.
– Откуда я знаю!
– Мы проверили все, слышишь, скотина, все московские и даже подмосковные больницы, санатории и частные клиники! Твоего проклятого приятеля нигде нет! Вот уже неделю…
– Неделю? - взвыл Викентий.- Вы держите меня здесь уже неделю?!
– Заткнись! - Еще одна пощечина.- Мы тебя будем держать здесь до тех пор, пока не скажешь, где твой Степан!
– Ну и держите,- устало выдавил из себя Викентий.- Дуры.
И получил очередную мощную пощечину, свалившую его со стола и силой инерции подкатившую к креслу, в котором безвольно обвисало тело Элпфис.
– Напрасно ты его бьешь, Аукера Ненасытная.- Голос Озулии был холоден и ровен.- Он действительно ничего не знает. Я заглянула в его душу.
– Тогда что нам делать? - сорвалась на визг Надежда.- Без того полудурка мы не можем…
– Аукера, ты знаешь мои силы. Я не только искала. Я насылала проклятия на его тело. Не до смерти, конечно. Но он сейчас как немощный старик, ему не убежать от нас и не унести…
– А если? Если убежит?
– У нас этот самозванец. Неужели друг не придет выручить друга?
Надежда рассмеялась в ответ. Слезла со стола, подошла к Озулии. Посмотрела на жалкое зрелище, образованное группой из полумертвой (или уже мертвой?) Элпфис и скорчившегося на полу от боли бывшего психиатра Викентия Вересаева.
– Да уж,- скривила она губы,- придется подождать, пока расползутся слухи. И все это время убирать за ним дерьмо. Но зато потом… Потом можно будет покончить со всем этим дурацким балаганом.
– Покончить придется сейчас!
С этим возгласом с потолка точнехонько на Озулию и Надежду рухнула тяжелая бронзовая люстра с кучей хрустальных подвесок. Злодействующие дамы не успели отскочить и попали в эпицентр хрустально-бронзового взрыва. Визг их не поддавался описанию. Викентий аж выпучил глаза от такого зрелища: люстра падающая да еще и говорящая! Вот это глюки!
Но дальше все стало еще удивительнее.
С крюка, где когда-то висела люстра, пружинисто спрыгнула Элпфис. В правой руке она сжимала свой странной формы пистолет, левую протянула Викентию:
– Вставайте!
– А-а…- только и промычал Викентий, указывая на тело в кресле.
– Потом объясню! - отмахнулась Элпфис и загородила собой очумевшего психиатра.
Потому что перед нею уже стояла Надежда.
– Научилас-с-сь,- прошипела повелительница змей.- Сумела-таки.
– Да. Ты сама говорила - мы ведь не чужие.
– Вам не выйти.
– Выйдем.
– Не спрятаться. Они - везде.
– У меня на этот счет другое мнение.
Надежда выстрелила. Элпфис отмахнулась от пули, как от комара.
– Поздно,- усмехнулась девушка.- Теперь я тоже умею делать коктейли из чужих снов.
И она выстрелила в ответ. Только не в пошатнувшуюся Надежду. А в голову гигантской змеи с золотистой чешуей, которая с шипением выползала из-под софы, потревоженная шумом и стрельбой.
Викентий посмотрел на обезглавленную змею, и ему впервые за все это время стало дурно. Может, потому он и не заметил, как Надежда с воплем рухнула на ковер, заливая его хлынувшей изо рта, носа, ушей кровью, в тот самый момент, когда Элпфис прострелила башку чешуйчатой твари.
Следующим выстрелом Элпфис разнесла небольшую фарфоровую тарелку, висевшую для пущей красоты на стене. Что-то скрежетнуло в утробе комнаты, и стена рухнула, являя за собой все тот же неизбежный коридор.
– Все. Финита ля комедия,- сказала Элпфис и, не глядя на залитую кровью Надежду, двинулась в коридор, таща за собою, разумеется, и Викентия.
«После окончания сеанса электросудорожной терапии голове больного придают возвышенное положение». Еще одна мудрая фраза из учебника почему-то мелькнула в несчастной голове бывшего психиатра и ненастоящего мага, но он отказался от каких-либо ее комментариев.
Уж слишком невозвышенно стала выглядеть его доселе вполне благополучная жизнь.
