наглеть починают.
Разговор невольно свернул в сторону.
— Государь-то к ним благоволит, — заметил Федор.
Андрей криво улыбнулся:
— Доверчив он, будто дитя малое. Сам-то все в отъезде, а его зазноба на Кукуе шашни бесстыдно водит. Пол-Москвы об этом толкует, а Петру Алексеичу невдомек…
Разговор Петра с адмиралтейцем получился обстоятельным. Начали с кораблей. Первым делом Петр спросил о «Предистинации».
— Малость застопорилось, Петр Лексеич. — Апраксин видел, что царь нахмурился. — Плотников, искусных в отделке, нынче в Воронеже нет, которые были, померли от болезней, иные хворают. Не каждому на твоем корабле работу доверить мочно. Федосейка два месяца хворал, а без него ни один гвоздик на корабле не забьют.
— Сие правда твоя. Что на «Старом Орле»?
Петр допытывался о каждом корабле дотошно, как о своем детище, интересовался делами в Азове, Таганроге.
— С матросами и особо с офицерами на кораблях в Азовском флоте худо, государь. Нынче корабли в море отправить немочно, экипажа нет.
— Ведаю про то, — нервно оборвал Петр. — Отбери преображенцев сотню-другую, из бывалых, которые в Москве, обучай в Воронеже. А по весне заберу у тебя Крюйса, Памбурга.
— Ей-ей, государь, в море-то кто поведет корабли?
— Пришлю тебе офицеров, сам поведешь, мню, нынче султан в море утвердится. А мне эти люди потребны. Сам ведь баил про Нюхчу? То-то, в кампанию туда двинемся.
— Великое дело замыслил, государь.
— Слава Богу, уразумел.
Петр вдруг замолчал, подошел к замерзшему окошку. Вслух делился мыслями с Апраксиным:
— Ныне шведы в Польшу ушли. В Европе со смертью короля гишпанского сеча великая разгорается, война общей сделалась. Дай Боже, чтоб протянулась. Нам хуже не будет. — Царь обернулся с довольной ухмылкой, продолжал: — На Воронеже спустишь на воду те кораблики, что я указал. Еще поимей в виду, адмиралтеец, вскоре на Севере о море почнешь заботиться. Чаю, тебе братец похвалился?
— Есть малость, Петр Лексеич, мы друг дружке доверяем.
— Так ты не откладывай, точи блоки, юнферсы, канаты для такелажа плети. Указ тебе будет. Морскую силу станем ладить и для Балтики.
Разъезжались Апраксины в разные стороны: Петр на север, Федор на юг. Следом в Новгород пошел царский указ:
Пытливым взором присматривался Петр I к заварившейся бойне в Европе за испанское наследство. Одну из противоборствующих сторон он воочию на блюдал и в «низах», и в «верхах» во время своего путешествия по Европе в конце прошлого века.
Голландия и Англия запечатлелись в его памяти как две державы, могущество которых покоилось на морской силе. По сути, эта столетиями взращенная громада на море — флот — приносила обильные доходы от торговли с заморскими странами, расширяла границы метрополий новыми землями в океанах и морях.
Успел побывать Петр I и у «сухопутного» союзника Англии и Голландии, в империи Габсбургов. Не успел разглядеть ее изнутри, но зато потешные царя, Скляев и другие, досконально штудировали корабельное строение в имперской вотчине, на верфях и в арсеналах Венеции.
О стороне противостоящей, Франции и Испании, Петр I знал понаслышке, но неоспоримо ведал, что эти державы также являли собой примерно равную соперникам морскую мощь своих флотов.
Поводом для схватки двух коалиций стал спор об испанском престолонаследии после кончины в конце 1700 года бездетного короля Карла II Габсбурга.
Каждая из сторон жаждала отхватить лакомый Кусок. А «делить» было что: Миланское герцогство,
Неаполь и Сицилию в Средиземном море, Фландрию в Европе, богатые колонии в Атлантике и Америке.
Если на сухопутье после стычки французских и австрийских войск в Северной Италии наступило затишье, то на морских путях к Испании англичане потеснили французов. До больших сражений еще не дошло, но адмирал Рук лихим налетом на порт Виго захватил крупный конвой, только что прибывший из американских колоний. В руки англичан попало весьма много серебра, ценных товаров на большие суммы.
Пламя войны разгоралось, ее ненасытное горнило требовало хлеба и корабельных припасов. Все это торговали английские и голландские купцы до сих пор только в Архангельском. За событиями в этом крае пристально следил царь Петр I.
Так уж привелось, что при царе Алексее Михайловиче в царских покоях без какого-либо покровительства обосновались осиротевшие отпрыски скромного стольника Матвея Апраксина, давно погибшего от татарских лиходеев в Астраханских степях…
Старшую сестру, Марфу, присмотрел себе в жены царевич Федор Алексеевич. Видимо, пришлись по сердцу царю Алексею Михайловичу ее малолетние братья Петр и Федор. Их царь взял в стольники к своим сыновьям, к старшему Ивану и младшему Петру, будущим самодержцам.
За долгие годы царевич Петр сроднился со своим стольником Федором.
«Ты мой дядька», — частенько говаривал он в детстве Федору, который был старше него на одиннадцать лет.
Третий десяток лет на исходе, рядом с царем оба брата. Старший, Петр, командовал полками еще в Азовских походах. Младший, Федор, воеводствовал в Архангельском. Оставил о себе там добрую память. При нем в Соломбале сошел со стапелей первый парусник…
Эту вторую, военную, весну встречал в северных краях Петр Апраксин. Он, Ладожский воевода, окольничий, с самого начала войны оборону от шведов в своем крае держал надежно. Правда, досаждала безнаказанная наглость шведского адмирала Нумер-са. Вход в Неву сверху, с Ладоги, и обратно, из Фин ского залива, сторожили две добротные шведские крепости — Ниеншанц и Нотебург. Нумере свободно ходил с кораблями из Швеции до Кексгольма по Ла дожскому озеру. Базируясь со своей флотилией в Выборге, он с наступлением лета обычно заявлялся с десантом бригантин, галиотов и опустошал незащищенные русские деревеньки на восточном берегу озера. Безнаказанность порождает у наглых людей благодушие, тем паче, когда на их стороне сила. Видимо, Шеблад на свой лад делился со своими приятелями и успехами, намеренно похваляясь.
Покуда Татищев был занят поиском места для верфи, Петр Апраксин, не ожидая царского указа, решил действовать:
— Будет Нумерсу, отвадим его от нашего бережка.
В мае, как обычно, шведская флотилия объявилась в Нотебурге, потом без хлопот перешла на север в Кексгольм и по старой привычке начала грабить и жечь русские селения на восточном берегу.
Апраксин не спускал с них глаз. Узнав от сторожевых постов о разбое шведов, он наказал подполковнику Островскому:
— Бери сотни четыре солдат, сажай на струги. Нынче объявился Нумере у Вороны. Прихвати с собой, кроме пищалей, фальконеты и дай затравку шведам.
Островский соскучился по настоящему делу, на стругах его солдаты возили припасы и провизию поредким заставам. Апраксин собрал поручиков и сер жантов, всем пояснил, что к чему. Генерал напомнил Азовский поход. Там казаки лихим налетом абордажем на стругах отогнали турецкую эскадру.
— Подождем, пока стихнет ветер. Без парусов нам шведы не страшны, — сообразил Островский, — тогда мы Нумерса без опаски настигнем. А мои солдатики не подведут.
Июньские ночи здесь светлые. Батальон двинулся в путь на лодках ближе к полуночи, когда солнце спустилось к горизонту. Пробирались скрытно, вдоль берега.
После очередного разбойного набега шведы отсыпались на рейде в устье Вороны.
— Одна, две, три бригантины, — подсчитал Островский, всматриваясь в утреннее марево.
Солнце не взошло. Легкий ветерок изредка рябил гладь озера.
— Значит, всего осьм посудин. Заходить будем с двух сторон. Пищалями борта скрозь не порубишь, а людишек пошерстим, бить будем в упор, — передал по цепи подполковник.
Шведов крушили сонными. Перебили для начала гребцов, спавших вповалку на двух небольших лодках. На бригантинах и галиотах поднялась паника, забегали матросы. Одного за другим их снимали меткими выстрелами. Шведы заполошно тянули канаты якорей, низко пригибаясь к палубе. Потом начали от стреливаться из пушек. Островский приказал отходить. Спросонья шведы, не разобравшись в чем дело, струсили, заспешили убраться восвояси. На флагманской бригантине «Джоя» сияли дыры в парусах, болтались перебитые снасти, в трюме корчились раненые, на палубе лежали убитые. Следом тянулась шнява «Аборес» не в лучшем виде…
Минуло два месяца. Апраксин послал полковника Тыртова на тридцати стругах в главную базу шведов — Кексгольм. Теперь на стругах установили фальконеты.
— Перед тем пройдешь вдоль берега шведского, повороши ихние места. Они вовсе пороху не нюхали, — приказал Апраксин Тыртову. — Потом Нумерса вызволи из Кексгольма, старайся подгадать в штиль.
Все началось по замыслу Апраксина. И шведов на побережье попугали, и флотилию выманили из базы. Как раз заштилело. Паруса у шведов обвисли.
— Братцы, навались, — крикнул Тыртов, обнажая саблю, — возьмем шведа на абордаж
Шведы открыли огонь из пушек, отстреливались из мушкетов. Но через несколько минут русским удалось сцепиться с пятью шведскими судами.
Они ринулись на палубу, и завязалась рукопашная. В начале боя картечью сразило полковника Тыртова, однако солдаты не растерялись, а подполковник бросился в гущу схватки. Тогда две шхуны сожгли, две пленили, одну потопили.
Потеряв триста человек, не испытывая больше судьбу, Нумере покинул озеро и ретировался в Выборг.
Покидая Ладогу, Нумере бранился и плевался. Никогда он не терпел такого позорного исхода на море. Только теперь он вспомнил намеки Шеблада, что русские увальни не только несмышлены, а в схватках стоят насмерть…