Серафима глянула на ноги толстухи, и ее чуть не стошнило.
Она перевела взгляд на светлоголовую девчонку, похожую на замученную уроками десятиклассницу. Возле нее сидела на краешке кровати свекровь, которая доставала из сумки икру, свеклу, гранаты.
– Ешь, ешь...
Плечи больной, как тощие вязанки хвороста, выскользнули из-под рубашки. Очнувшись от забытья, девочка посмотрела на банки с едой и захныкала: видимо, это было ее постоянным занятием – глаза страшно опухли.
– Я не знаю, как жить... – и снова слезы.
– Она вчера потеряла ребенка, – шепнула толстуха Симе.
После ухода свекрови девчонка затряслась от рыданий:
– Он хотел сына, и был бы мальчик, но я не смогла...
– Нельзя быть такой тряпкой! – рявкнула на нее толстуха.
– Как только выйду, сразу попытаюсь снова... – отупело бубнила худышка.
– Дура! Да разве так мужиков привязывают? Что ты сопли распустила!.. На такую размазню бледнолицую кто посмотрит...
Толстуха, достав банку с салатом, начала сосредоточенно хрумать.
Маша, очнувшись от лекарств, лихорадочно заметалась:
– Больно, тянет внизу... Доктора позовите. Доктора!!!
Серафима, напрягшись и побледнев от страха, доплелась до ординаторской.
– Больной плохо, подойдите.
Дежурный врач, увидев алую кровь на подкладной, покачал головой:
– В операционную.
– Выскабливать?! – с ужасом расширила глаза Маша.
– Ничего не сделать, лапуля. Шейка на два пальца открыта.
– Не-ет!!
Врач пожал плечами. И, что-то шепнув медсестре, вышел.
– Нет!!! – Маша сжалась в комок. – Сейчас все пройдет. Все пройдет...
Она накрылась с головой, спрятавшись от мира.
Медсестра раздала вечерние уколы и таблетки.
Погасили свет, воцарился покой. Затихли всхлипывания «десятиклассницы».
Серафима отчаянно пыталась думать о хорошем.
Через некоторое время тишину прорезали крики.
– А-а-а! А-а-а! – Маша орала в полный голос, хватаясь руками за живот.
Девчонки зажгли свет, Серафима увидела окровавленную простыню под соседкой и пошла искать медсестру. У самой тело тряслось и колотилось сердце.
Вернувшись из сестринской, услышала, что Маша вопит уже не в палате, а в туалете, линолеум до которого густо измазан алым.
Вдруг звериный крик вырвался из санузла и отозвался в Симином животе резонансной болью.
– Машка родила, – спокойно констатировала толстуха, заглянув за ободранную дверцу. – Зародыш в унитазе плавает, хочешь – погляди...
После увиденного Серафима опять поплелась на пост и упросила сделать себе магнезию и димедрол.
Машку на каталке промчали в операционную – чистить. Через некоторое время ее сбросили на койку: пустую и спокойную.
Скрючившись пополам, Сима в третий раз побрела к сестре.
– Не спится, все болит. Сделайте что-нибудь: я потеряю ребенка!
– Чего ты выдумываешь! Матка спокойная, выделений нет. Выпей пустырник и спи.
Палата была непереносима...
Сима натянула свитер и легла спать на кожаной танкетке в коридоре.
Едва смежила веки, две сгорбившиеся тени в темноте потащили мимо больничный матрас.
– Мы напротив. К барменчику в пивбар. Не выдашь?
Беременная кивнула. Ну и ну! Обоим теткам осложненные аборты сделали. А они к барменчику.
На следующее утро привезли тихую Ларису. Немолодая, некрасивая, очень спокойная – до безразличия ко всему. Врачи ломали головы над ее состоянием: беременности нет, но матка увеличена, кровотечение, температура сорок, и еще что-то настораживало. Истаскав пациентку по кабинетам, врачи выбили из нее признание – подпольный аборт. Соседка помогала Ларисе вытравливать плод: скребла матку чем-то вроде заостренной спицы, пока не прорвала стенку насквозь. Врачи проверили – точно, сквозная дыра.
– Если б вы признались на сутки раньше, матку можно было бы сохранить... – вздохнул хирург. – Клизму и ничего не есть...
Лариса даже не переменилась в лице. Ей было все равно. Она никогда не испытывала оргазма.
Усатая продолжала сочно описывать оральные ласки. Машка, очнувшись, настаивала, что и в рабоче- крестьянской позе можно получать удовольствие – главное чтоб с душой.
– Зачем же ты с мужем, если без оргазма? – удивились обе.
– Да вроде так мужик роднее становится.
– И все?!!
– Все.
После удаления матки Лариску отвезли в реанимацию.
– Это потому что без оргазма. – Толстуха искренне жалела плохо выебанных баб.
Жалела она и Лизу – неряшливую обжору с двурогой маткой. И с одной-то маткой сладу нет, а тут с двумя. Лиза жила в палате третью неделю, а ведь пришла на денек – аборт сделать. Не заладилось...
После первой чистки каким-то чудом осталось живое плодное яйцо. Посмотрели на ультразвуке, у Лизки сердце дрогнуло:
– Ладно, пусть останется, раз такое живучее.
Накупила горку салатов в буфете – ребеночка после чистки подкармливать.
– Девчонки, а как вы думаете, ему там ничего не срезали – ножку или ушко?
– Все отлично будет, сколько таких недочищеных выживает.
Лизка еще и пирожков набрала – жует, как все беременные. Разулыбалась, довольная...
Перед выпиской на всякий случай посмотрели матку еще раз на ультразвуке, а яйцо почему-то умерло. Лизку опять повели на чистку. Запутавшись в лабиринтах двурогой матки, аборт сделали неудачно: матка не сокращается, полости заполнены кровью, температура. Прокололи антибиотики, промыли растворами. А Лизке все хуже. На обходе беседуют неохотно и, избегая комментариев, бурчат:
– Понаблюдаем...
Успевшая представить себя мамашей, Лизка теперь уже горюет о малыше во всю сентиментальность женского сердца, будто и не сама приперлась на аборт.
Светка на Лизку не похожа – холеная, павушка. Вплыла в палату в понедельник, сопровождаемая любящим мужем. Он стирал ей трусы и не изменял НИ-КОГ-ДА.
Застелил жене кровать и ласково погладил ее мадонновые руки. Она вся была – белокожая иконописная спокойница. Муж Светы утомительно долго сидел сначала в палате, потом в коридоре, не сводя взгляда с лица жены – вдруг чего-нибудь попросит? Потом вырезал ножичком на грейпфруте «Сетя» и, поцеловав ангельскую щечку, ушел. Светка легла обследоваться на четырнадцатой неделе: у ребенка перестало биться сердце.
Уже на следующий день поставили диагноз: замершая беременность. Оказалось, зародыш умер на десятой неделе, но не разлагался, а кальцинировался в матке. Отчего? Кто знает. Беременности замирают с такой же неопределенностью, с какой останавливаются часы.
Светке советовали родить мертвого младенца естественным путем. Для здоровья матери так предпочтительнее. Накололи стимуляторами, и она разрешилась на том же унитазе, где и Машка. Зародыша выловили и положили в полиэтилен, чтобы отправить на исследование в лабораторию. Вдруг чего
