Однако пока блуждал я по степям своим, встретились мне два бессмертных брата и приветствовали меня. То были ангел лености и ангел сонливости. Их страны соседствуют с моим государством, которое сыны неба называют Ничто. И вот, так сказали мне оба брата:
— Глупец ты, владеющий Ничто и желающий построить себе дом в степи, по ту сторону дыхания жизни. Разве не простирается твое государство жирными, как сгустившееся масло, языками в мир дыхания?
Туда доходят твои владения!
Множеством судоходных потоков катится Ничто по груди Вселенной.
Там, в сердце Вселенной, и властвуй, господин!
Так говорили ангелы сонливости и лености. Я последовал их совету и искал мою область, лежащую в стране дыхания жизни, чтобы найти в ней свое жилище и властвовать над нею.
Увидел же я, что дышащие создания горько страдают в зонах моего государства, что проникает им в души и не знает ни холода, ни тепла, ни цветов, ни плодов, и ночами глаза живущих наполняет глумливая ухмылка страха, а уши их — кошмарный шум скрытых водопадов, над которыми я — господин.
Однако я поклялся, когда все плодотворное было в груди живущих, что и мое государство станет плодотворным, для чего освобожу от немоты всех, в ком вечно ухмыляющейся пустотой растут мои владения.
Когда я в раздумье обводил взглядом горизонт огромного, населенного людьми города, крыла моего коснулся ангел, властвующий над принятием решений, выслушал мою речь и сказал:
— Спеши, брат, к пучкам того растения, что называется Ночные Тени.
Там ты найдешь таящуюся в желтоватых бутонах пыльцу семени, которое на языке Зрящего В Цветах называется «Знание обо всем». Набери этого семени, носи с собой и засевай пашни своей страны, куда бы ни распространилась она по миру живого дыхания. Щекотать и зудеть будет пустыня, и даст побеги пустота.
Я сделал так, как посоветовал мне брат, и засеял борозды пустоты семенем, что называют тут «Знание обо всем».
Смотри же, отец: едва я бросил семена в почву владений моих, не знавшую ни жизни, ни смерти, как рыхлая свежевспаханная земля начала бродить, сжиматься, и повсюду страна моя в груди дышащих людей стала чихать. Я же ликовал и восклицал: «Бесплодное для меня плодотворно! Ничто чихает по воле моей! Теперь я знаю наконец мое место, теперь я построю свой дом на чихании Ничто. А ничтожных освобожу от их страданий».
Посмотри сам на мою работу, отец!
Так сказал Самиэль, падший ангел, и разрубил мечом занавес, отделявший храмовое пространство божественного ковчега от менее значительных таинств.
Глазам отца и глазам ангела предстал зал с колоннами, окруженный со всех сторон слепыми зеркалами. За маленькими столиками сидели очень толстые и очень тощие мужчины, покрытые смертельной бледностью. Время от времени кто-нибудь задерживал дыхание и говорил что-то, после чего разражался блеющим смехом прямо в ухо слушающего.
Господь же сказал, услышав этот хохот: «Да, он существует. Но я его не создавал. С этим смехом царство, которое я дал тебе, станет могущественнее».
Тут ангел отрицания Самиэль тоже засмеялся и сказал:
— Ничто чихает в них, отец, — ведь я вспахал его в больном духе ничтожеств и обильно набросал туда семя, называемое «Знание обо всем».
И каждый раз, когда в большом зеркально-колонном зале произносилось слово и раздавался смех, повисала новая капелька гноя на мчащемся вдаль шаре Творения, который вскоре стал походить на запотевший бокал.
Теология
Взгляните: Бог создал Жизнь, чтобы найти Ты для своего Я.
Когда же была Жизнь сотворена, вошла она в такое движение, в такой ритм, который вовсе не был Божьим и ничего общего не имел с самовлюбленным добродушием его ежевечерних прогулок.
Тут охватил Господа ревнивый гнев, и сказал Господь Жизни:
— Что ты делаешь, что ты резвишься, куда мчишься, зачем суетишься?
Не для того ли Я создал тебя, чтобы существование твое во Мне пребывало, чтобы ты вечно наблюдала вёсны Моего внутреннего вращения, прижималась к колокольне Моих игр, чтобы в зеркале твоих глаз видел Я Самого Себя?!
— Ради Бога, не останавливай меня, — сказала Жизнь. — Если б Ты знал, — ведь я обо всем должна помнить! Не позаботься я, ничего бы не происходило, ничего!
Ученик Якоб Баузевич забыл дома учебник по латинскому синтаксису.
В настоящее время ведется 58 987 577 войн.
Сенегальский носорог № 7790 получил тяжелое воспаление кожи ног.
На Кассиопее V возникла серьезная эрозия.
У меня столько всего в голове — ни секунды времени. Я должна вечно в себя всматриваться. Ни на кого нельзя положиться! Иначе ничего не произойдет, совсем ничего!
— Ты не можешь глаз отвести от этого надувательства? — вопросил Господь, хватаясь за голову.
Что проку Мне от этих сновидений моего пятичасового пробуждения? Горе им, что они существуют! Ты не хочешь взглянуть на Меня? Посмотри же на Меня! Я хочу отзвука от тебя! Я хочу в тебе ощущать себя, видеть, насколько Я совершенен! Люби меня! Люби меня!
— Что за слова Ты говоришь мне, господин? — ответила Жизнь. — Как бы я пришла к Тебе?
Ты Господь! Не забудь, что я происхожу из гущи народной.
Мой удел — работа. Ничего другого я не умею — только трудиться. Я необразованна, только в начальную школу ходила.
Но я не могу больше разговаривать.
Иначе ничего себе не добуду.
Внимание! Там, там и там!..
Господь застонал:
— Так проклинаю тебя! Чтобы тебя больше не было! Зачем тревожишь Меня своим шумом? Приказываю тебе: не будь! Эй, ты, не будь!
Жизнь сказала, вытирая мимоходом кувшин:
— Я больше не завишу от бытия. Я не виновата, что Ты уже не можешь забрать обратно Свои галлюцинации, что я у Тебя на глазах должна надрываться. Мне самой работа не в радость. Но должно ведь что-то происходить! Если я за это не возьмусь, ничего не произойдет.
— Почему должно что-то происходить?
— Этого я не знаю. Ты-то знаешь?
— Ты надо мной издеваешься? Погоди же!
Он схватил прогулочную трость, взмахнул ею над головой и погнал Жизнь по необыкновенно длинной анфиладе комнат. Не отставая от нее ни на шаг, он кричал:
— Ты будешь Я! Ты будешь Я!
Жизнь без особенных усилий и одышки держалась на постоянной дистанции от преследователя.
Он был явно выраженной флегмой.
Охота наконец продолжилась на не слишком широкой лестнице дома. Жильцы выбегали из квартир, бранились и снова захлопывали двери.
Пока этот яростный клич — «ты будешь Я! ты будешь Я!» — перекрывал топот шагов, преследуемая женщина находила еще время тут — одним движением начистить до блеска мутную дверную ручку, там — подобрать кожуру и бумагу, и в легком, при своих довольно-таки широких бедрах, беге приводить в порядок
