Белое безмолвие.
Но чу! – невнятный звук возникает в синем просторе небес. Он все ближе, ближе, он становится трескучим, словно январский мороз.
Что это?
Ни быстрые авиачелноки, ни массивные аэроджипы, изредка оскверняющие собою совершенный, безусловный покой, не издают шума, они пролетают, влача за собою светлый след, быстро и беззвучно, словно стыдясь своей рукотворной нелепости, особенно заметной здесь, в краю вечных льдов…
Крохотная стрекозка вырастает из темной точки, приближающейся с северо-запада, и где-то далеко, в ущельях, удивленно ухает косматый тролль. Давно, очень давно не бывало здесь таких машин, тяжелых и неуклюжих, с трудом удерживаемых в сияющем воздухе бешено вращающимися винтами. Тролль думал, что таких уже нет, что они вымерли, как мохнатые слоны, бродившие по Белым Клыкам в дни его юности, задолго до того, когда смуглые люди в тюрбанах пришли сюда и привели безволосых слонов, ни один из которых не сумел уцелеть в снегах.
Тролль ошибается. Но не очень. Ни в гражданском флоте, ни в обильных техникой вооруженных силах Галактической Федерации нет больше вертолетов. Этот – последний. По приказу, пришедшему из очень высоких инстанций, его извлекли из запасников Федерального музея, а потом, уже в ангаре, похожем на крытое дюралем футбольное поле, орава золотопогонных, сияющих большими звездами мастеровых трое суток, не смыкая глаз, копалась в чреве почтенного ветерана, по винтику, по шестеренке доводя до ума руины затребованной командованием техники.
И сейчас, лихо выводя послушную машину в крутой, щегольски выверенный вираж, седовласый пилот чувствует себя таким счастливым, каким не был даже в тот незабываемый миг, когда еще юным курсантиком узнал: триппер вполне излечим.
Что триппер!
Молодо стучит сердце, гонит кровь по сосудам ровным, упругим током, легко дышит грудь, исчезла нудная тяжесть в затылке. Ни о диабете, ни о скверной опухоли в желудке, ни даже о подагре, будь она проклята, не помнит и не собирается вспоминать сейчас отставной подполковник аэромобильных сил Федерации, семикратный кавалер «Титанового Колибри», персональный пенсионер континентального значения.
Он нужен Родине! Родина не обошлась без него!
Пилот рвет рычаги, поднимая легонький вертолет дыбом.
Никак иначе не может он выразить свою великую радость, свою безграничную признательность единственному пассажиру «стрекозки».
Кто он? Неважно.
Важно, что усы и брови его, чуть выглядывающие в прорезях спецназовской маски, серебрятся сединой, а голос не по-молодому надтреснут. Похоже, они с пилотом – ровесники. И хотя пассажир куда более поджар и спортивен и вряд ли его мучают по ночам боли в суставах, главное – не это. А то, что он тоже – из старой гвардии, из парней, любивших риск и презиравших удобства. Недаром же предпочел он старую добрую «стрекозку», злыми языками называемую
Рычаг от себя.
Толчок.
Есть!
– Когда назад, шеф? – в соответствии с инструкцией не покидая кабины, кричит пилот, и пассажир, уже стоящий на снегу, не желая перекрикивать громыхание винтов, растопыривает три пальца.
Все ясно. Через три часа. По правде сказать, пилот предпочел бы обождать здесь, не гоняя машину туда-сюда попусту: надежность надежностью, но мало ли что? Однако ничего не поделаешь, таков приказ.
Рычаг на себя!
Взвихряется, вспучивается снежная пыль.
Проводив взглядом резво рванувшуюся ввысь «стрекозку», пассажир стягивает с потной головы опостылевшую маску-шапочку. Он и впрямь далеко не молод, хотя назвать это сухощавое лицо, украшенное тонкими седыми усиками, старческим ни у кого не повернулся бы язык, а многочисленные морщины опять же нисколько не портят впечатления, скорее добавляют шарма. Его выправка идеальна, а продолговатый сверток, судя по всему, не такой уж легкий, он вскидывает на плечо без видимых усилий.
Короткий взгляд на хронометр.
Отлично. В самый раз.
Среброусый еще раз поглядел вслед вертолету, уже превратившемуся в крупную, ежесекундно уменьшающуюся темную точку. А когда треск и стук окончательно растаяли в горной тиши, двинулся вперед, к отвесной, совершенно гладкой стене, возвышающейся в нескольких десятках шагов от места посадки.
Идти было нелегко. Мешало, и крепко мешало железо, поддетое под овчинный, армейского образца полушубок. С каждым шагом идущий все жестче кривил губы, сплевывал, порой что-то неразборчиво бормотал. Как человек здравомыслящий, немало поживший и переживший, он подозревал, что выглядит сейчас довольно-таки дурацки, а когда придется скинуть полушубок, вообще превратится в шута горохового.
Подумать только – кольчуга, налокотники, наплечники…
Бред.
Впрочем, выбирать не приходится. В чужой монастырь со своим уставом, как известно, не ходят. А если кто и суется, ему не отпирают.
Подойдя вплотную к стене, седоусый снова оттянул рукав с запястья.
Подумать только, всего лишь сотня шагов, а семи минут как не бывало. Херовый результат, даже с поправкой на глубокий снег. Пр-роклятые железяки…
Ладно, хватит о грустном.
За дело!
Скинутый полушубок упал на снег. Тысячи лучиков распрыгались по насту, соскочив с добротно отполированной вязи железных колец и чешуи нагрудника. Высоко задрав голову, седоусый медленно и внятно, тщательно придыхая и бережно следя за ударениями, произнес несколько коротких, гортанных, царапающих слух слов.
Мерзкий холодок пробежал по спине. Противно дернулось сердце.
Но, как и было обещано, скала откликнулась.
Мгновенная рябь промчалась по глади, пушистые хлопья зашевелились, вскипели, холодный парок возник и тотчас опал звонкими градинами, а посреди белизны, словно смоляное пятно, возникла иссиня- черная, маслянисто поблескивающая плита.
Седоусый удовлетворенно кивнул.
В последний раз, уже без особой необходимости, почти машинально, сверился с хромированным циферблатом.
С секундами.
Пора…
Сноровисто распаковав сверток, высвободил из ветоши дряхлый, незаточенный, со следами плохо удаленной ржавчины меч.
Неодобрительно осмотрел.
Поморщился. Секунду помедлил.
Безо всякого удовольствия трижды поцеловал испещренную непонятными письменами крестовину и приложил к глянцево-маслянистой черни выпуклый алый камень, вделанный в навершие роговой рукояти. А затем, чувствуя себя уже полным идиотом, принялся вычерчивать закорючки рун.
