30. О том, как пали тевтоны
— Из всех воинственных рыцарских орденов более всех досаждали Мелисенте недалекие, но агрессивные и чванливые тевтоны.
Возвели они огромную башню и неприступные стены и весьма гордились ими. И вострили мечи, и громко распевали сложенную ими хвастливую песню, так что слыхать их было и в Каире, и в Дамаске.
Вот эта песня:
///
И вот настало в Иерусалиме утро, когда спали все мертвым сном, истомленные вчерашними ночными видениями. И королева спала у себя во дворце, ибо свершилось задуманное ею и стала Евангелина Комнина супругой Балдуина Иерусалимского. И пока она спала, доставили ей такую весть от моего отца:
«Сын твой поражен был проказою за грехи свои и, раскаявшись в них перед Богом латинских франков, был исцелен Им. Однако остались у него грехи, о которых он забыл и которые были совершены им перед мусульманами и потому каяться в тех грехах должен он был перед Аллахом. Но не покаялся Балдуин перед Аллахом, ибо забыл он о том, что это надлежит сделать. И потому вновь появились на его теле пятна проказы. И если скажут, что возможно его исцеление от христиан-лекарей или чудотворцев — не верь. Лишь в Дамаске получит он спасение. Покажи это письмо твоему сыну».
Но королева не успела ничего предпринять, ибо весь Иерусалим был пробужден страшным криком:
— Цитадель пала! К оружию, братья!
Это кричали госпитальеры.
Спесивые тевтоны, построившие и удерживавшие иерусалимскую цитадель, были вырезаны во сне коварными англами во главе с нечестивым и буйным Генрихом Плантагенетом.
В который уже раз планы Мелисенты рушились по вине чужой глупости или беспечности. Тевтоны не потрудились даже выставить на башне часового с арбалетом — так гордились они своими стенами.
— Ваше величество, — обратилась к Мелисенте Агнес де Вуазен, которая вовсе не потеряла присутствия духа, — вам необходимо немедленно покинуть город. Здесь оставаться слишком опасно.
Бормоча проклятия и молитвы, королева надела облачение монахини-бенедиктинки, надеясь, что в этом обличии ее не узнают — хотя бы издалека. Спрятав в рукаве нож, она осторожно подошла под стены цитадели. Там кипел бой. Госпитальеры предпринимали отчаянные попытки изгнать наглых захватчиков.
Воззвав к Господу и вложив в Его милосердные руки свою грешную душу, Мелисента выскочила из ворот и со всех ног побежала прочь, всякое мгновение ожидая встретить смерть от стрелы, пущенной со стен цитадели. Однако на этот раз Аллаху было угодно сохранить Мелисенту живой и невредимой, и так добралась она до лагеря гулящего гарема, где остановился на ночлег юный Балдуин. Королева поздравила себя за предусмотрительность: сыну ее, во всяком случае, ничего не угрожало.
Не узнав в смиренной босоногой страннице королеву, «мамочки» Балдуина, перебивая друг друга, принялись рассказывать ей о «своем мальчике»: и как подобрали его, и как кормили-воспитывали, и как он оказался королевским сыном, как был исцелен и, едва лишь обретя мать-королеву, стал именовать их не «матушками», а «тетушками». И о том, какая неблагодарная мерзавка эта королева — обещала щедро наградить за заботы о ее болезном сыне, сама же ни грошика не дала.
Положив про себя одарить «матушек» деньгами, украшениями и иными ценностями — ибо эти шумные, непочтительные, но простые и добрые женщины пришлись Мелисенте весьма по душе — «монахиня» поведала им о падении Иерусалимской цитадели. Сама же она направлялась в Византию просить императора Комнина о помощи, ибо теперь, благодаря браку между сыном Мелисенты Иерусалимской и дочерью Мануила Комнина Иерусалим породнился с Константинополем.
Однако королеву опять ждало жесточайшее разочарование. Мятежный и развратный Мануил зашел в своем конфликте с патриархом Константинопольским слишком далеко, был низложен и удалился в изгнание в город Никею, где и осел со своими женами, наложницами, гистрионами, певцами и иными, чинящими ему на потеху разные непотребства.
Поблагодарив «матушек» за завтрак, Мелисента направилась к поселению шотландцев-наемнков. Увы! Тех уже не было — погибли все до единого.
///
— Сестра, — остановил кто-то Мелисенту на дороге.
Она вздрогнула от неожиданности, нащупала в рукаве нож — и вдруг успокоилась. Перед нею стоял, в берете набекрень, одетый менестрелем, человек из тайной папской канцелярии. Он улыбался слегка виноватой улыбкой.
— Тысяча извинений, мадам! Мы не успели выполнить ваш заказ.
— Я заметила, — сухо проговорила королева.
— Наш человек, который работал в нужном вам регионе, убит… Для нас настали трудные времена. Как выражается Старец Горы: а кому сейчас легко?
Мелисента позволила себе разозлиться.
— Вы, профессионалы, допустили ошибку! За двадцать талеров вы не сумели найти и устранить Генриха — и вот его головорезы хозяйничают в Иерусалимской цитадели и льют кровь моих подданных, как водицу! Клянусь Распятием, моя хрупкая фрейлина Агнес справилась бы с этим делом совершенно бесплатно и уж конечно не позволила бы себе промахнуться!
Наемный убийца в ответ только рассыпался в извинениях, разводил руками и отвешивал поклон за поклоном.
31. О том, какой благодарностью Мелисента отплатила Евангелине Комнине
— Возвращение в Иерусалим было для Мелисенты тяжелым. Пока королева металась по стране, пытаясь найти солдат, события развивались слишком стремительно. Англов в Иерусалиме уже не было — над цитаделью победно развевалось зеленое знамя Пророка.
Не веря глазам своим, королева приблизилась к стенам. Долго ждать не пришлось: со стены глянула на нее хитрая рыжебородая морда — так потом описывала она моего отца своей фрейлине Агнес. (Мой отец красил бороду хной).
Наслаждаясь каждой долей мгновения, мой отец проговорил:
— Ты просила меня избавить тебя от тевтонов, Мелисента. Как видишь, я выполнил твою просьбу.
Безмолвная ярость, глодавшая внутренности Мелисенты, была столь велика, что королева даже не осведомилась у моего отца, как вышло, что он столь
