– Да, сэр Эдмунд… не убивайте меня. У меня… слишком много грехов… чтобы встретить смерть, – прохрипел он.
Сквозь пелену пота, застилавшую глаза, Эдмунд бросил взгляд туда, где стояли носилки графа Тюржи, охраняемые его сыновьями. На груди Хью пылал крест.
– Тебе будет сохранена жизнь, – пообещал Эдмунд, – но при одном условии.
– Назови его! – Из груди поверженного бойца вырывались булькающие звуки.
– Поклянись предпринять путь во имя Бога и взять на себя обет крестоносцев! – выпалил Эдмунд.
– Как Бог мне судья, я… готов! – прохрипел побежденный рыцарь.
Раскачиваясь от усталости, с гудевшей, как пустой котел, головой, Эдмунд стоял над телом поверженного противника.
Только теперь Эдмунд де Монтгомери заметил, что толпы закованных в железо людей с обеих сторон хлынули на ристалище. Раздались призывные звуки горна, и все собравшиеся подняли головы. Обмениваясь рукопожатием с сэром Хью, Эдмунд увидел, что выражение его лица вдруг изменилось.
– Бог мой! Прибыл Боэмунд фиц Танкред.
Небольшая группа превосходно вооруженных рыцарей подъезжала к ристалищу. Ее приближение в разгар противоборства было просто никем не замечено.
Сэр Робер, скинув шлем, низко поклонился, сидя в седле. Спешенные рыцари и сержанты пали на колени, когда в огражденное пространство въехал массивный всадник в плаще алого и черного бархата. Не говоря уж о торжественном наряде, вновь прибывший с его ярко-рыжими волосами представлял собой очень колоритную фигуру. Подобной бывшему графу Аренделскому еще не доводилось видеть.
– Добро пожаловать в Сан-Северино, милорд герцог! – поспешил приветствовать нового гостя граф Тюржи из-за позолоченных кожаных занавесок носилок. – Трижды добро пожаловать, – продолжал он. – Видит Бог, я не заметил вашего приближения и не был заранее предупрежден о вашем приезде.
Боэмунд, герцог Тарантский, громко рассмеялся, направив своего прекрасного серого коня прямо к носилкам.
– Всемогущий Бог! Тюржи, мой давний соратник, – снисходительно гудел он, – мог ли ты предложить мне лучшую встречу, чем это живописное сражение. Клянусь Богом, это была самая искусная потасовка. Такой я не видел уже очень давно…
Сэр Хью и его брат, покинув коней, поспешили поцеловать широкую, веснушчатую руку герцога.
– Мы всегда готовы смиренно услужить вам, милорд, – громко заверил Робер. – Бога ради простите нам неумышленную неучтивость.
– А почему бы и нет, – прогремел их широкоплечий сюзерен. – Никто из вас не заметил бы и приближения отряда ангелов! Тюржи, – обратился к своему вассалу герцог Тарантский, – пошли немедленно за тем могучим рыцарем, который так доблестно проявил себя в бою.
Глава 14 БОЭМУНД, ГЕРЦОГ ТАРАНТСКИЙ
Глазами, еще слезящимися от песчинок, попавших под веки, сэр Эдмунд де Монтгомери разглядывал бородатую фигуру верхом на высоком коне. Герцог Боэмунд очень прямо сидел в седле.
При первом же взгляде англо-норманн обнаружил, что густые вьющиеся волосы у герцога еще более огненно-рыжие, чем у самого Эдмунда, и подстрижены довольно коротко – на одном уровне с ушами. Из-под полей плоской шляпы из небесно-голубой кожи смотрели небольшие, но проницательные голубые глаза. Застигнутый врасплох, Эдмунд чувствовал себя неловко, сознавая, что лицо его покрыто потом, а руки все еще дрожат мелкой дрожью. Но это все же не помешало ему рассматривать всадника. Живота у герцога не было, узкие бедра и недостаточно развернутая грудь составляли контраст массивным плечам и очень мускулистой шее. Морщинки у рта, с одной стороны, свидетельствовали о чувстве юмора, но с другой – указывали на его жестокость.
– Мне говорили, сэр рыцарь, что родом вы с отдаленного острова, называемого Англией? – проговорил Боэмунд скрипучим гортанным голосом. – Наслышан, что англичан много и в стране моего уважаемого врага, Алексея из Романии. Кого вы считаете своим законным господином? – поинтересовался, герцог.
Стараясь дышать ровнее, Эдмунд объяснил, что он сейчас не находится в вассальной зависимости.
– Хорошее дело. Не правда ли, ваша светлость? – Герцог обернулся к округлой фигуре с позолоченным крестом епископа. На взгляд Эдмунда, этот человек больше был похож на воинственного барона, чем на прелата Святой Церкви. – Сэр рыцарь, – обратился к Эдмунду Боэмунд, – я бы охотно наградил такого доблестного воина. Воистину нечасто можно видеть столь ожесточенную и достойную схватку. – Он подозвал своего эсквайра: – Жиль! Одари этого благородного человека кинжалом, который возьмешь в моем дорожном сундуке. Это сарацинский клинок с украшенной аметистами рукояткой.
Герцог Боэмунд с медвежьей силой пожал победителю руку. Затем, пришпорив, развернул коня, чтобы оказаться перед Дрого из Четраро, у которого изо рта еще стекала струйка крови. Эсквайр поддерживал своего господина.
– Бог мой! Ведь это Дрого, мой бывший лейтенант, мы вместе провели немало времени в Фессалии! – воскликнул он. – Клянусь, никогда не поверил бы, что тебя можно победить.
Не успев еще толком прийти в себя, ломбардец тяжело упал на колено и поцеловал мощную руку Боэмунда.
– Милорд, мне горько от сознания, что именно вам довелось увидеть мое единственное поражение. – Он поднял багровое, все в кровоподтеках лицо и с трудом изобразил на нем улыбку. – Но, сэр, я признаю, что побежден в справедливом бою.
– Ну что же, мой старый соратник, я рад этой встрече, – доброжелательно произнес герцог, – поскольку я намеревался посетить владение, которым ты управляешь от моего имени.
Барон Дрого покорно склонил голову и произнес:
– Я полагаю, господин мой герцог не получал лживых докладов, бросающих тень на преданность Четраро?
Герцог поджал тонкие губы широкого рта. Глаза испытующе глянули на Дрого.
– Были слухи, что недавно ты развязал незаконную войну против соседей, которые, как и ты, мои вассалы! И почему же ты не возложил на себя крест, раз я подал тому пример?
Темные глаза Дрого беспокойно забегали. Он уклонился от ответа на первый вопрос.
– Нет, господин мой герцог, я поклялся предпринять это так называемое странствие во имя Бога.
– Да, – сухо заметил сэр Тустэн, – после того, как английский рыцарь приставил тебе кинжал к горлу.
– Ты принял обет крестоносца? Что ж, когда и при каких обстоятельствах, уже не имеет значения. – Герцог Боэмунд усмехнулся. – А теперь соблюдай свой обет, барон Четраро. Иначе я сотру в порошок и тебя и твою крепость.
Дрого сплюнул кровь и вытер подбородок.
– Как и в Греции, мой лорд, я всегда буду верно служить вам по мере сил.
В замке Сан-Северино развернулись лихорадочные приготовления. Непросто было развлекать внушавшего всем страх сюзерена Кампании, Апулии и Калабрии. Он и его сводный брат, Роджер, после ожесточенных споров поделили владения отца. Жестокий старый Робер Гюискар отбил эти земли у арабов, византийцев и различных итальянских государств.
Когда в большом зале замка Сан-Северино герцог Боэмунд и его приближенные уселись за праздничные столы, барон Дрого был среди них. Заметно пострадавший и прихрамывавший, он тем не менее вел себя на удивление жизнерадостно и приветливо.
В окружении герцога Боэмунда находились заслуженные воины: братья Ричард и Рейнульф из Принципата, граф Уильям из Апулии и Жирар, веселый, большеносый епископ из Ариано. Он прекрасно умел управляться как с булавой, так и с мечом – оружием, запрещенным для всех служителей церкви. Этот отпрыск древнего рода, как заметил герцог Боэмунд, был весьма практичным клириком, полагая, что там, где не подействует проповедь, булава в состоянии помочь укрепить веру.
Под воздействием третьей чаши малаги, приправленной специями, шутки Боэмунда фиц Танкреда сделались еще острее, а его подтрунивание над Дрого стало более язвительным.
Должно быть, сам святой Михаил побудил Эдмунда заставить Дрого присоединиться к крестовому походу! Да, конечно, за это следует поблагодарить святого покровителя. Ведь с его помощью не только удалось заполучить ценного рекрута для армии Креста Господня, но и обезопасить Сан-Северино на то время, пока его защитники будут отсутствовать, отправившись в Святую Землю, лежащую где-то далеко. Только те, кому пришлось воевать в чужих землях, как, к примеру, герцог Боэмунд, сэр Тустэн и Дрого, да и то очень смутно – и каждый по-разному, – представляли, где находится Иерусалим.
Во время пиршества Эдмунд мало общался с окружающими, однако не в силу врожденной скромности – такая черта не была свойственна норманнам. Он все еще чувствовал себя слабым: от удара булавой по шлему болела и гудела голова, а от удара, расколовшего щит, ныли плечо и в особенности рука.
И все же Эдмунд испытывал большое удовлетворение. Разве не стал он теперь хозяином серого боевого коня Дрого, владельцем прекрасного, хорошо обученного животного, не говоря уже об отличной кольчуге и высшего качества вооружении?
Уже подали огромный окорок оленины, когда герцог Боэмунд постучал по столу, призывая к тишине. Он стучал до тех пор, пока епископ из Ариано не отодвинул с неохотой деревянную чашу, которую собирался выпить.
– Тише вы, жадные глотки! – Боэмунд поднялся на ноги. Сверкнули бриллианты ожерелья, надетого поверх темно-зеленой туники, – это украшение было скопировано с древнеримского саркофага. Герцог вертел из стороны в сторону львиной головой, стараясь держать в поле зрения всех собравшихся. – Я хотел бы поставить вас в известность, что намерен созвать всех своих вассалов в Бари, – заявил он, – в конце августа, когда урожай уже будет убран.
