– Он не должен покидать мое жилище, – ответил за раненого сэр Тустэн.
– Вы меня не поняли, сэр рыцарь, мое дело может быть завершено здесь, – улыбнулся незнакомец.
Эдмунд с трудом поднялся; он вынужден был опираться на толстую палку, поданную ему оруженосцем. Боже! Какая боль пронизала его покрытую синяками спину, когда он попытался выпрямиться.
Выглянув из палатки, Эдмунд увидел своего коня в полном снаряжении. Рядом стояли двое пажей, державшие в руках кольчугу, шлем и оружие, которые он проиграл графу.
– Милорд, – громко возвестил молодой рыцарь, – граф Рейнульф из Принципата полагает, что поступил бы бесчестно, если бы согласился принять вооружение благородного рыцаря, который, сознавая, что вступает в бой в неблагоприятных для него условиях, все же показал себя с наилучшей стороны. Поэтому граф отказывается принять знаки своей победы и просит вас и вашу сестру оказать ему честь и пожаловать нынешним вечером в его шатер.
Глава 2 1 БАРИ, АВГУСТ 1096 ГОДА
В лазурной гавани Бари в графстве Апулия, под защитой древнего форта, над которым красовалось знамя герцога Боэмунда, стояла на якоре венецианская галера. Удлиненные контуры судна свидетельствовали о счастливом сочетании скорости и устойчивости. Судно «Святой Лев», хотя и торговое, находилось под надежной защитой. В эти тревожные времена никто не рискнул бы выйти в море без достаточного количества воинов на борту.
Направляясь из Венеции в Константинополь, «Святой Лев» обогнул восточное побережье Италии и после захода в Бари должен был обойти мыс Салентина и причалить к Таранто. После стоянки в этом оживленном порту судну надлежало пересечь Адриатику, дабы войти в относительно безопасные воды одряхлевшей Византийской империи, живущей воспоминаниями о былом величии.
День был тихий и жаркий, настолько жаркий, что многие рыбаки вернулись с моря раньше обычного; они подогнали свои лодки к причалу и устроились отдыхать в тени их залатанных коричневых парусов. Даже раскормленные портовые чайки, утомившись летать, опустились на воду.
Стоя на зубчатых стенах крепости Боэмунда, высившейся неподалеку от Бари, три рослых норманна рассматривали тихую гавань и охранявший ее форт. Рыжеволосый герцог повернулся к своему не менее рыжеволосому собеседнику.
– Недели через три, сэр Эдмунд, ты войдешь в пролив, называемый греками Геллеспонтом. Затем пройдешь в Мраморное море и, если того пожелает Бог, еще через несколько дней причалишь в заливе Золотой Рог, который, как мне говорили, и является портом Константинополя. – Он сплюнул через парапет, нахмурился. – Много лет тому назад я мечтал править в этом богатом и славном городе, но Бог решил иначе. Но все равно, запомните оба, – голос его зазвенел, а его челюсть упрямо выдвинулась вперед, – в один прекрасный день я добьюсь своего и взойду на престол Византии.
Сэр Тустэн рассеянно оглядывал многочисленные жилища под черепичными крышами, видневшиеся между кронами сосен и кедров.
– Могу заверить вас, милорд: мы сделаем все, что в наших силах, чтобы выполнить свой долг и представить вам отчет об истинных намерениях Алексея Комнина.
Эдмунд де Монтгомери взглянул на длинную, окрашенную в красный цвет галеру, на которой еще до заката он, его сестра, сэр Тустэн и милая, томная и загадочная леди, известная как графиня Сибилла, поплывут к величайшей метрополии христианского мира.
Эдмунд невольно склонялся к мысли, что все эти недели, затраченные на восстановление его смутных знаний иностранных языков, были проведены не зря, хотя и не приличествовало рыцарю признавать, что он умеет читать и писать.
– Если бы я владел искусством правописания, – заявил однажды сэр Тустэн, – то уже сейчас бы правил на южных берегах Понта Эвксинского [12].
– Каким же образом?
– Один бесчестный переводчик, заметьте, переводчик – тот, кто может читать и писать на чужом языке, в то время как толмач лишь говорит на нем, – посоветовал мне поставить свою метку на пергаменте, который, вместо передачи мне владения, обещанного Михаилом Седьмым, обязывал меня служить его величеству еще шесть долгих лет… и за малое вознаграждение. Но прежде чем закончилась моя служба, басилевс, или император, как мы на западе называем такого властителя, был сброшен с трона, и я не получил даже обещанного мне вознаграждения. Поэтому, друг мой, постарайтесь владеть пером так же, как мечом, если не хотите потерять за столом переговоров то, что вы добыли в кровавом бою.
К счастью, за месяц до этого сэр Тустэн нашел преподавателя, толстого веселого торговца вином, который за несколько обильных обедов согласился натаскать старого рыцаря и его рыжеволосого друга в греческом языке.
Стоя под палящими лучами полуденного солнца, Эдмунд размышлял о том, что ожидает его в Константинополе, – где бы он ни находился, этот город. Ему вспоминался вечер, когда Боэмунд высказался следующим образом: «Между прочим… Знаете ли вы, для чего я посылаю в Константинополь двух эмиссаров? Для того, чтобы хоть один из них уцелел, если другому суждено умереть».
Рыцари присели в тени невысоких сосен; их раскидистые кроны, напоминавшие огромные зонты, благоухали под жаркими солнечными лучами. Все трое думали об одном и том же – впрочем, в этом не было ничего удивительного. В самом деле – удастся ли захватить Иерусалим? И если удастся, то какой ценой? Что такая победа могла бы дать христианам? Можно ли хоть в чем-то верить хитрым византийцам и их наемникам?
Внезапно Эдмунд оживился:
– А сколько воинов рассчитываете вы, мой герцог, иметь под своим началом, когда пойдете на Иерусалим?
Боэмунд разразился громким смехом. Пощипывая свою короткую рыжую бородку, он сказал:
– Если говорить начистоту, то последние сообщения из Сицилии разочаровывают. В данный момент я смог бы повести не более десяти тысяч; ратников. Поэтому я разослал посланников к не слишком враждебно настроенным ко мне правителям, владения которых лежат к северу от моего герцогства. Если удастся убедить их последовать за моим штандартом, наше войско может увеличиться на треть.
Сэр Тустэн разомкнул свои тонкие губы.
– Помолимся Святой Деве, чтобы под вашим командованием выступило не менее двадцати тысяч крестоносцев, милорд. – Он озабоченно покачал головой. – Но боюсь, слишком многие из них заболеют или потеряют интерес к походу. И, конечно, немало рыцарей погибнет в мелких стычках по дороге к Константинополю.
– Вы мудрый воин, – кивнул герцог. – Буду удивлен, если доберусь до Византии, сохранив хотя бы две трети своего отряда.
Затем Боэмунд поручил старому рыцарю осмотреть подношения, предназначенные византийским; чиновникам. Как только тот скрылся в замке, герцог пригласил Эдмунда пройти с ним в небольшое помещение с каменным полом. Опустившись в огромное кресло, Боэмунд сказал:
– А теперь, сэр Эдмунд, раз уж ты стал моим вассалом, присягнувшим мне на верность, выслушай внимательно совет, который я собираюсь тебе дать. От этого, возможно, зависит твоя жизнь…
– Да, милорд… – Силуэт англо-норманна четко вырисовывался на фоне узкого окна, в которое врывался освежающий ветерок; скрестив на груди руки, рыцарь приготовился слушать.
– Ты, быть может, уже знаешь, что графиня Сибилла лишь наполовину итальянка, а по отцовской линии происходит из очень древней и знатной семьи Бриенниус. – Герцог с едва заметной усмешкой взглянул на Эдмунда. – Моя милая подружка с Корфу хотела бы, чтобы я поверил, будто она всегда блюдет мои интересы, и я дал ей понять, что если мой поход закончится благополучно, то она станет герцогиней. – Боэмунд сплюнул на каменный пол. – Так вот, мы оба лгали, – продолжал он. – Я подозреваю, что ей платит Византия. Что ни говори, а император – величайший хитрец. К сожалению, приходится это признать. Увы, я пока не в силах доказать, что графиня в сговоре с Алексеем… Это надлежит сделать тебе и сэру Тустэну. И скажу тебе откровенно, – он подмигнул совсем по-мальчишески, – я скорее обращусь в мусульманство, чем сделаю эту леди своей герцогиней. – Он пристально взглянул на Эдмунда. – Полагаю, тебе теперь ясно, что не случайно я уговорил твою очаровательную сестру сопровождать графиню Сибиллу в качестве ее придворной дамы?
– Да, теперь я понимаю, мой герцог. Но раньше мне это не приходило в голову…
Боэмунд с удивлением посмотрел на собеседника:
– Тогда тебе следует об этом подумать. Если вы хотите остаться в живых, не доверяйте никому. У тебя совсем не тупая голова, сэр рыцарь, так что пошевеливай мозгами и не будь нормандским простаком, У которого одни сражения на уме. – Затем герцог из Таранто переменил тему разговора. – Скажи-ка мне, я заблуждаюсь или леди Розамунда действительно вспыхивает при всяком упоминании о четрарце? Она что, ненавидит его? Или, возможно, испытывает влечение к этому беспокойному выходцу из Ломбардии? Англо-норманн невольно потупил взор.
– Какое может быть влечение?… Ведь этот человек ее оскорбил… и едва не лишил меня жизни. – На высоких скулах Эдмунда выступил легкий румянец. – Я запомню ваши слова, мой герцог. Но уверен: такого быть не может.
– Возможно, ты прав, – кивнул Боэмунд. – Что ж, вернемся к нашим делам. Мой казначей выдаст тебе кошель, чтобы вам было чем расплачиваться по прибытии в Византию. Но предостерегаю. – Герцог лукаво взглянул на Эдмунда. – Тебе будет нетрудно избавиться от этих денег, если все, что рассказывают о тамошних женщинах, окажется правдой. Увы, кошель не очень-то увесистый, но ты, наверное, и сам успел заметить, что мои владения неплодородны и мало населены. К тому же мне приходится платить за снаряжение… Я беден, сэр Эдмунд, беден!
Герцог откинулся на спинку кресла. -Глаза его грозно сверкнули.
– Вот почему я хочу отвоевать у неверных христианские земли! И я своего добьюсь! Не сомневайтесь, сэр рыцарь.
Боэмунд поднялся, подошел к Эдмунду и похлопал его по плечу.
– При всех наших разногласиях, сэр рыцарь, я очень высоко ценю тебя, поэтому на борту галеры ты найдешь от меня подарок – кольчугу без рукавов из тонких, легких, но крепких стальных колец. Носи ее, где бы ты ни оказался. И самое главное: пуще всего остерегайся яда! Если у тебя возникнут какие-либо подозрения, ссылайся на переполненный живот или настаивай на особой чести обменяться кубками с твоим хозяином. Никогда не
