тартарон!
– Врешь! Я никогда не отдаюсь меньше чем за серебряный динарий!
Уличная девка с большими глазами и сальными патлами, ниспадающими на ее тощие плечи, казалось, изнывала от страсти. Она уцепилась за рукав Эдмунда и уставилась ему в лицо.
– Вкуси меня господин! Пойдем ко мне! Мое уменье превращает мальчишек в мужчин, а мужчин – в мальчишек.
– Тихо, ты, мерзкое отродье! – прозвучал голос столпника с колонны. – Тихо, ты, нарядный франк, облачившийся в одеяние нашего Господа и тем самым оскверняющий его!
Эдмунд покраснел, поднял взор на неописуемо неопрятную фигуру, возвышавшуюся футах в шестидесяти над ним, и заметил свисавшую с площадки деревянную бадью, с помощью которой столпник поднимал наверх пищу, приносимую его почитателями.
– Пусть чума поразит проклятого негодяя! – взревел норманн. – Когда он говорит, что я недостоин носить плащ крестоносца, он лжет, оскверняя свою пасть.
– Бога ради, сохраняй спокойствие! – вмешался Тустэн, заметив настороженные, даже угрожающие взгляды, устремленные на его спутника. – Такие монахи-столпники обладают огромной властью. Толпа боится их, как рогов дьявола.
Шлюха запрокинула голову, провизжала что-то на непонятном языке в сторону возвышавшегося на колонне пугала и бросилась в толпу. Но прежде чем исчезнуть, она на мгновение обернулась, чтобы послать воздушный поцелуй рыжеволосому франку. Встревоженный возраставшей враждебностью толпы, Эдмунд обнажил свой меч и в сопровождении Тустэна отступил дальше в проем двери.
– Мир вам, дети мои! Пусть шлюха убирается в свой притон! – прокричал столпник и опустился на четвереньки, чтобы лучше видеть происходящее внизу. – А ты, рыжий, выходи и не бойся. Гидеон из Тарсуса взглянет на тебя и, быть может, предскажет твою судьбу.
Толпа отступила, оставляя двум норманнам свободное место, где они встали, широко расставив ноги, с обнаженными мечами в руках.
Теперь юродивый заговорил по-гречески; он молился, а когда закончил молитву и толпа начала подыматься на ноги, указал своим костлявым пальцем на бывшего графа.
– Взгляни же на меня, несчастный беженец из страны англов, и внемли! – закричал он. – Вот что я тебе предрекаю: в стране Израиля ты найдешь гробницу!
Толпа загудела, но тотчас же смолкла, когда Эдмунд прокричал в ответ:
– Но ведь каждый человек когда-нибудь находит свою могилу!
– Я сказал гробницу, норманский дурень, а не могилу! – закричал Гидеон из Тарсуса, и его седая борода задралась вверх, как у козла. – Прислушайся же хорошенько к моим словам!
Слабый стон пронесся над площадью; многие осеняли себя крестом в ожидании прорицаний, которыми славился Гидеон.
Столпник внезапно выпрямился и высоко поднял обе руки над своей косматой головой:
Свое предсказание столпник завершил стенаниями и воплями. Потом он уселся, скрестив ноги, на своем пьедестале и накрыл голову рваным плащом, уже не обращая ни малейшего внимания на толпу внизу.
«Льва и Орла Леопарду не стоит опасаться.
Но Соловей и Вепрь приближают его погибель», – эти слова звучали в ушах Эдмунда.
– Пойдем, – убеждал его Тустэн, – не то опоздаем к торжественному богослужению.
Двое норманнов начали подниматься к величественному храму Святой Софии, при одном взгляде на который дух захватывало, и вдруг Эдмунд почувствовал, что его дергают за плащ. Бросив взгляд через плечо, он с удивлением узнал уличную девку по имени Хлоя.
– Пожалуйста, знатный рыцарь, – прошептала она, – я ничего не ела с утренней зари, и я… я… Жажду ваших объятий. Я…
– Убирайся, паршивая уличная кошка! – Сэр Тустэн дал девчонке шлепок, от которого она свалилась на грязный булыжник.
Она лежала тихо, сонно моргая глазами, и с таким несчастным видом, что Эдмунд сжалился над ней. Покопавшись в своем кошельке, он вложил в грязную ручонку жалкого создания серебряный динарий, с которым ему очень нелегко было расстаться.
Потаскушка захлопала глазами. Затем взглянула Эдмунду в лицо:
– А… динарий? Ах, благородный господин, я лгала. У меня нет жилья, нам придется поискать местечко под арками ипподрома.-
– Нет. Купи себе чистую одежду, еду и вымойся. Видит Бог, что ты в этом отчаянно нуждаешься.
Когда они влились в людской поток, устремившийся к знаменитому храму, воздвигнутому Юстинианом Первым, Тустэн с отвращением фыркнул:
– Черт бы подрал твое добросердечие! Эта шлюшонка плетется за нами.
Эдмунд оглянулся и увидел Хлою, юркнувшую за проезжавшую мимо повозку. Она все еще бродила у собора Святой Софии, когда оба рыцаря покидали это величественное здание.
Глава 3 КУРЬЕР
На почтительном расстоянии от красивых бронзовых ворот, ведущих во дворец Бардас, притаился человек с грубыми чертами лица, одетый как моряк. Когда сэр Тустэн и его спутник проходили мимо, он выпрямился и вполголоса произнес:
– Пожалуйста, задержитесь у портала, милорды. У меня для вас известие.
Вскоре, следуя за кривоногим незнакомцем в пропитанном солью плаще, они зашли в узкий проулок между домами. Там они остановились.
– Кто из вас сэр Эдмунд де Монтгомери? – спросил кривоногий.
– Я. А кто вы такой и что вам нужно?
– Сэр Уго из Палермо. Я приехал по указанию герцога Боэмунда, – сообщил незнакомец громким шепотом. – Покажите мне кольцо, которое некогда было вручено вам.
Установив, к своему удовлетворению, тождественность орнамента, сэр Уго провел рыцарей в уютную винную лавчонку, в которой в это время не оказалось ни одного посетителя. Тем не менее сэр Уго внимательно осмотрел помещение и лишь после этого уселся спиной к стене.
– Как же вы добрались сюда? – спросил сэр Тустэн.
– Судном из Бари.
Единственный глаз старого рыцаря подозрительно уставился на посланца.
– Как же так? Уже много дней в Золотой Рог не прибывало ни одного судна с Запада.
Сэр Уго едва заметно улыбнулся:
– Возможно, так оно и есть. Но прошлой ночью, когда венецианская галера, на которой я плыл, вышла в воды Галлиполи, я сошел на берег и дал взятку капитану посыльной галеры императора. Капитан и доставил меня сюда. – Он ухмыльнулся, явно довольный собой.
Эдмунд задумался.
– А как продвигаются приготовления моего государя? – спросил он наконец. – Спешат ли явиться его рыцари и вассалы?
Негромкая брань сорвалась с уст сэра Уго. Он отвел глаза, сгорбившись над столом.
– Было слишком много опасных проволочек. Когда я уезжал, вассалы все еще задерживались, а от многих и вовсе не поступало никаких известий.
– Как же тогда? – допытывался Эдмунд. – Значит, герцогу придется отложить переправу через Адриатику?
Курьер опасливо осмотрелся. Затем наклонил свою лохматую голову:
– Придется отложить по крайней мере на месяц.
– На месяц?! – рявкнул Тустэн, потирая веко, закрывшее потерянный глаз.
– Да, к сожалению…
– И чем грозит такая задержка? – спросил Тустэн.
– Другие западные властители прибудут задолго до герцога Боэмунда.
– И тогда? – Эдмунд подался вперед.
– Тогда император Византии получит возможность направить значительную часть своих войск для действий в Фессалии!
Все трое понизили голос, так как в лавку забежала маленькая девочка. Она взглянула на рыцарей своими ясными глазами и исчезла за украшенной бусинами занавеской.
– Вы хотите сказать, что Алексей Комнин замышляет напасть на нашего герцога? – с сомнением в голосе спросил Эдмунд.
– Они старые враги, – напомнил Тустэн, – и император как чумы боится герцога Боэмунда.
Сэр Уго пожал плечами:
– Я не утверждаю, что дело обстоит именно так. Только милорд полагает, что было бы лучше, если бы император не узнал о намеченной им дороге – через горы Греции.
– Весьма разумная предосторожность, – заметил Тустэн.
