подмигнул скелету, у которого в зубах была зажата стодолларовая бумажка. Эта достопримечательность офиса Гринфельда всегда поражала воображение посетителей. Впрочем, разве визитеры приходили к нему не за тем, чтобы немного отвлечься от своих проблем? Во время разговора с Марией Гринфельд вырезал силуэт девочки из порнографического журнала – это было его давнее хобби. Затем неожиданно взял ножницы и с садистским удовольствием разрезал ее на мелкие кусочки. «Вот так! Так тебя!» – злобно проговорил он и выбросил обрезки в ведро для мусора.
Он часто задерживался на работе, поскольку спешить ему было некуда. Жил он один и большую часть дня проводил в своем офисе. Гринфельд выглядел молодо, но создавалось ощущение, что прожил долгую жизнь, словно судьба каждого пациента была пройдена им… Волосы на висках поседели, и это расстраивало его, поскольку он боялся приближения старости. С недавних пор Гринфельд чувствовал себя очень одиноким. Правда, считал, что все выдающиеся люди должны быть одиноки, – а себя он не мог назвать человеком заурядным. И все же мысль о том, что он не так уж молод, раздражала его. Гринфельд признавался своим друзьям, что зол на многих близких людей, но больше всего злился на женщину, которую любил.
Мария казалась ему совершенной спутницей: она была спокойна, уравновешенна, не назойлива и не болтлива, к несомненным ее достоинствам относилась и тактичность. К тому же Мария была очень привлекательна. Нет, она совсем не походила на красоток с обложек глянцевых журналов, но Гринфельду и не нравились эти холеные куколки. Мария была женственна и изящна.
Сентябрь выдался теплым и солнечным. Проще всего было встретиться в одном из многочисленных кафе, что расположены на центральных московских улицах. Мария не опоздала, но Гринфельд специально пришел немного раньше и наблюдал за тем, как женщина, грациозность которой всегда ему безумно нравилась, неторопливо подходит к столику. Вот она уже поставила сумочку, улыбнулась ему. Гринфельд посмотрел на нее печально. Мария почти не изменилась за несколько лет, что он ее не видел.
Официантка тут же подошла к их столику, и они заказали два капучино. Мария откинулась на спинку стула, взмахнув распущенными волосами. «Ну, здравствуй», – кокетливо улыбнулась она. Гринфельд смутился и решил сначала поговорить о деле.
– Мой друг открывает большую платную детскую клинику, – начал он неспешно, – и ему нужен хороший педиатр. Я хотел бы порекомендовать ему тебя.
Для Марии это предложение оказалось неожиданным.
– Спасибо, мой золотой, но я не могу бросить свою клинику. Я там привыкла. – Ей даже думать не хотелось о смене места работы.
– Ну сколько ты получаешь, Маша, в своей детской «неотложке»? – Он окинул Марию сочувственным взглядом.
– Какое это имеет значение? Я довольна всем: своей клиникой, коллегами, многие пациенты привыкли ко мне, а я к ним. Не понимаю, зачем мне менять работу? – Она недоуменно пожала плечами.
– Нет, ты просто не осознаешь, какое предложение тебе делают! – Гринфельда раздражало упрямство этой женщины. Он знал, что специализация клиники, где работает Мария, – неотложная помощь, значит, ей приходится колесить весь день по городу. Это даже не участок, но… конечно, вызовов значительно меньше, чем в поликлинике.
Мария, похоже, даже не пыталась выслушать, какие ей предлагают условия. Она не любила перемены и экстравагантные поступки – именно эти качества и привлекали Гринфельда, который сам по натуре был эксцентричен.
– Честно говоря, если ты вызвал меня только за этим, мог бы и по телефону сообщить. Ради этого не стоило встречаться. – Мария улыбнулась. В этот момент она совсем забыла о вчерашних страхах и просто наслаждалась теплым ветром, встречей со старым знакомым, которая оказалась ей и не очень-то нужна.
Она вглядывалась вдаль: по аллее медленно шли женщины с колясками, на скамейках мирно болтали старушки. Потом перевела взгляд на человека, который сидел рядом с ней и пытался ее убедить изменить свою жизнь. Гринфельду показалось, что Мария скучает.
– То есть тебе в тягость со мной встречаться? Ты не рада? – совершенно не замечая ее блаженства, спросил Гринфельд. Он занервничал.
Психиатры, легко манипулируя диагнозами своих пациентов, порой забывают обратить внимание на свои собственные комплексы. Им нравится придумывать свои версии развития патологии, и, сами того не понимая, они легко усваивают схемы поведения больных. Когда Гринфельд встречался с Марией, он не отдавал себе отчета в своих действиях. Мария сводила его с ума. Все было просто. Не стоило искать сложных объяснений и мотивировок.
Ему нравилось, как она одевается, нравилась ее походка и запах духов. Она всегда выглядела элегантно, даже когда работала участковым педиатром в районной поликлинике. Удивительно, как ей это удавалось?
– Почему, дорогой? Я рада. Ты что, обиделся? – участливо спросила Мария и улыбнулась: сейчас она смотрела на Гринфельда так же, как на своих пациентов. Он казался ей обиженным ребенком.
– Нет, просто я… Конечно же я позвал тебя не только за этим… Знаешь, я ведь так и не женат… – вот этого и ждала Мария. Ей изрядно поднадоели предложения Гринфельда, но иногда все-таки было приятно выслушивать его признания в любви.
– А мы с тобой уже зрелые люди, – продолжал между тем психиатр, – многое пережили, переосмыслили… Может, нам пора пожениться? – Он исподлобья взглянул на Марию.
Гринфельд ждал ее ответа с нетерпением, как будто от этого зависела его жизнь. Если бы Мария стала его женой, он бы уже не задерживался до ночи в своем кабинете. Он был готов посвятить ей столько времени, сколько потребуется. Но тут Гринфельд лукавил: он знал Марию очень хорошо и понимал, что она никогда не станет мешать его работе и карьере.
– Опять ты об этом… – Она раздраженно махнула рукой.
У Гринфельда внезапно изменилось выражение лица. Только что перед ней сидел обиженный ребенок, теперь – жесткий мужчина.
– Я всегда буду об этом. И прошу запомнить – ты мне нужна. Я хочу мять тебя в своих руках… Мучить… – Он посмотрел на Марию озлобленно.
– О боже, Гринфельд! Ты что – маньяк? – спросила она, хотя сама в это не верила. Перед ней был интеллигентный и элегантный мужчина.
– Еще чего! Психиатры маньяками не бывают. Не знаю, но с годами я, может быть, в него превращусь… – Он закрыл глаза. – Ты мне снишься… Я тебя раздеваю… Заковываю в кандалы… Ты мне сопротивляешься, и я тебя… Убиваю!
Мария вздрогнула, вспомнив вчерашнее. И день перестал казаться таким замечательным. Она уже ругала себя за то, что согласилась встретиться с Гринфельдом. Зачем ей было это нужно? Он точно болен. Ей всегда было жаль, бесконечно жаль своего старого знакомого. Гринфельд, высказавшись, успокоился, достал белоснежный платок из кармана пиджака и вытер пот со лба.
– Гринфельд, мне с тобой страшно. Слава богу, ты назначил встречу в людном месте! – Мария нервно дернула сумочку, будто собиралась уходить.
– Я ничего не могу с собой поделать. Это моя природа. Я – мучитель, – обреченно произнес Гринфельд. Он выглядел испуганным.
– Но ты ведь сам психиатр! – возмутилась Мария. – Неужели ты не можешь справиться со своими психическими отклонениями? Попей какие-нибудь таблеточки, успокойся…Мне ли тебе советовать, Аркадий?
Она теперь была уверена, что Гринфельд немного не в себе, а возможно, и серьезно болен.
– Не могу… Я теряю голову, когда жму на газ. И еще – у меня какое-то болезненное стремление убить того, кто мне не подчиняется… Убить, понимаешь? – Он делился с Марией своими сокровенными мыслями, прекрасно понимая, что теперь она уже вряд ли согласится выйти за него замуж.
– Может быть, психические заболевания – вирусные? Дорогой, а вдруг ты заразился от пациента? – Она весело расхохоталась и поставила сумочку на место, будто передумала уходить.
Гринфельд, конечно, заметил этот жест.
