Стратагемы. О китайском искусстве жить и выживать. ТТ. 1, 2

и стала произносить заклинание. В тот же миг у волшебника началась мучительная головная боль, он выронил из рук копье и стал кататься по земле. А Прекрасный царь обезьян, наблюдая все это, посмеивался. «Ну что, мерзкая тварь, вернешь ты теперь рясу или нет?» — спросила бодисатва. «Я готов сделать это сейчас же, — поспешил ответить волшебник. — Только пощадите меня». Между тем Сунь У-кун, боясь, как бы дело не затянулось, решил избить волшебника, но бодисатва остановила его. «Не причиняй ему вреда! — сказала она. — Он мне еще пригодится». — «Да на что может пригодиться это чудовище, убить его надо, вот и все», — сказал Сунь У-кун. «Часть горы Лоцзяшань, где я живу, — сказала бодисатва, — сейчас никем не охраняется. Я возьму его с собой и сделаю небожителем, хранителем этой горы». — «Ты поистине милосердна и всегда выручаешь из беды, — сказал, смеясь, Сунь У-кун. — Тебе жаль погубить всякое живое существо. Вот если бы я знал это заклинание, то наверняка прочитал бы его не меньше тысячи раз. Однако здесь ещё осталось много духов, надо и с ними кончить». Волшебник Тем временем пришел в себя. Он катался по земле и жалобно кричал: «Пожалейте меня! Я готов вступить на путь Истины» Тогда бодисатва опустилась на облаке вниз и, возложив руки на голову чудовища, взяли с него обет монашества. Затем она заставила волшебника взять копье и следовать за ней. Наконец-то лихие помыслы Духа черного медведя исчезли, и строптивый характер его был усмирен. «А ты, Сунь У-кун, возвращайся теперь обратно, — приказала бодисатва, — и как следует служи Танскому монаху. Смотри, чтобы в дальнейшем не было никаких упущений или безобразий». — «Прости, бодисатва, что доставил тебе столько хлопот и заставил ехать в такую даль, — сказал Сунь У-кун. — Позволь мне проводить тебя немного», — добавил он. «Нет, не нужно», — отвечала бодисатва. Тогда Сунь У-кун взял рясу и, распростившись с бодисатвой, отправился в монастырь. А бодисатва в сопровождении Духа черного медведя пустилась в обратный путь к Великому морю» (У Чэньэнь. Путешествие на запад. Пер. А. Рогачева. М.: Худ. лит., 1959, т. 1, с. 293–327).

Данный отрывок из романа Путешествие на Запад [ «Сиюц-зи»; издан в 1592] У Чэнъэня (около 1500– 1582) во многих китайских книгах о стратагемах приводится как типичный пример использования стратагемы 19. «Если встречаемые царем обезьян в его путешествии на Запад чудища слабее его, он побеждает их походя. Но когда собственных сил не хватает, он обращается к той силе, против которой у чудищ нет никакого средства, позволяя ей вмешаться в ход событий» (36 стратагем с примерами. Тайбэй, 1972).

19.14. Сугубо преобразователи сельского хозяйства

После 1948 г., как пишут в гонконгской книге о 36 стратагемах, Коммунистической партии Китая удалось использовать так называемых «демократических деятелей», чтобы те пожаловались правительству США на беспомощность чанкайшистско-го режима в борьбе с царящей там коррупцией. Вместе с тем китайские коммунисты слезно уверяли американцев, что в отличие от вынашивающих планы мирового господства русских коммунистов они всего лишь стремятся преобразовать свое сельское хозяйство. К преобразованиям в сельском хозяйстве в те времена в Америке относились с большим сочувствием. Таким образом, США пришлось решать, приостанавливать помощь гоминьдановскому правительству Чан Кайши или нет. Под напором прокоммунистической пропаганды в критический для гоминьдановского правительства 1949 г. США сворачивают экономическую помощь Чан Кайши. Этот шаг подорвал моральный дух поддерживавшей гоминьдановское правительство части китайского населения, что ослабило внутреннее и внешнее положение режима. Известно, что вскоре после этого китайские коммунисты пришли к власти на материковом Китае.

19.15. Покинутые зачинщики мятежа

В период правления династии Северная Сун (960—1127) СюэЧанжу [1000–1061] был назначен [тунпань, ] помощником правителя трех областей, в одной из которых, Ханьчжоу (в нынешнем округе Гуанхань, провинция Сычуань), он и расположился. Однажды воины одной из областей взбунтовались. Они покинули казармы, устроили поджоги и вознамерились расправиться с правителем области и его военным помощником. Оба чиновника не решились на побег. В этот критический момент на место событий спешно прибыл Сюэ Чанжу и обратился к мятежным воинам со словами: «У вас у всех есть отец с матерью, жены с детьми. Почему же вы решились на подобные действия, грозящие вам и вашим близким смертью? Пусть те, кто лишь примкнул к беспорядкам, соберутся вон там!» Все так и вышло: случайные соучастники беспорядков собрались в одном месте, никуда не двигаясь. И только восемь человек, зачинщиков разбоя, тайком попытались скрыться в близлежащих деревнях. Вскоре они были схвачены. Люди поговаривали: «Не будь Сюэ Чанжу, несдобровать бы городу».

Данный пример успешного применения стратагемы 19 приводит самый древний трактат о 36 стратагемах. Поступок Сюэ Чанжу, пишет У Гу в книге 36 стратагем с пояснениями (Чан-чунь, 1987), наглядно показывает, как можно подорвать моральный дух противника и лишить его боеспособности. Однако анализ У Гу не затрагивает всей полноты стратагемных, не ограничивающихся одним лишь подрывом морального духа противника действий. Несомненно, сама смелость Сюэ Чанжу во многом лишила мужества мятежников. Однако одного бесстрашил Сюэ Чанжу здесь было бы мало. Его краткая, стратагемно выстроенная речь оказалась тем решающим ударом, которым удалось пресечь корни мятежа. Вначале Сюэ Чанжу привлек внимание всех мятежников к печальным последствиям их действий. Не только они, но и их родные (исподволь высказанная угроза) подвергались опасности смертной казни. Затем Сюэ Чанжу обращается к примкнувшим к беспорядкам, давая им понять, что в случае добровольной сдачи их ждет снисхождение (см. стратагемы 15 и 33). Таким образом, Сюэ Чанжу удалось лишить зачинщиков мятежа поддержки. Оказавшись одни, они вынуждены были бежать.

19.16. Умыкание лучших

Живший в танскую эпоху Цзя Линь в своем комментарии к Военному искусству Сунь-цзы [гл. 8] к средствам нанесения вреда противнику причисляет переманивание в свой стан способных и умных людей, лишая тем самым противника советников [ «Есть только один способ смутить удельного правителя: нужно опорочить мудрых людей среди его приближенных и подослать к нему людей испорченных, дабы они расстроили управление в его землях» («Китайская военная стратегия». Пер. с кит. В. Малявина. М.: Астрель, 2002, с. 169)]. К такому способу прибегал уже [уский] военачальник времен Троецарствия Люй Мэн (178–219), победивший Гуань Юя (ок. 162–219) и вернувший стратегически важный для царства У город Цзянлин (см. 8.3).

Царства У и [Хань-]Шу заключили союз против северного царства Вэй. Но затем У вошло в тайный сговор с Вэй, надеясь тем самым вернуть находившийся в руках наводящего ужас шуского воина Гуань Юя город Цзянлин. Для достижения своей цели Люй Мэн среди прочего, как пишет Вэй Тан в [выходящем на шести языках: китайском, немецком (China im Aufbau), испанском, английском, французском и арабском] журнале Китай на стройке [Чжунго цзяньшэ] [с 1990 г. переименован в Китай сегодня (Цзиньжи Чжунго] (Пекин. Январь, 1985), прибегает к стратагеме «вытаскивания хвороста из очага»: он переманивает на свою сторону многих офицеров Гуань Юя, все больше сужая круг его соратников.

Действия Люй Мэна вызывают в памяти другие образы другой эпохи, например, шаги Израиля, охарактеризованные «Особой комиссией по расследованию соблюдения Израилем прав человека в отношении палестинцев и других арабов в оккупированных областях» ООН следующим образом: «…the government of Israel hoped to enervate the community by depriving it of intelligent and active leadership, and thereby to reduce the community to a state of passive subservience to the occupying power» (Лотар Куль (Kuhl): Die Untersuchungs und Berichtstatigkeit des «Special Committee to Investigate Israeli Practices» der Generalversammlung der Vereinten Nationen. Берлин, 1995, с. 387). Привожу данный пример не для того, чтобы высказать собственную позицию, а для того, чтобы показать всеобщность одного из приемов хитрости.

19.17. Наставник без учеников

«Поезд замедлял ход, собираясь сделать остановку. Кое-кто из пассажиров вставал, снимал уложенные чемоданы, увязывал на верхних полках узлы или облачался в халат либо куртку… За окном проплыла зеленеющая роща, до слуха пассажиров донеслось стрекотание цикад. Поезд пошел еще тише и через мгновение резко затормозил у платформы.

Из вагона вышел высокий человек лет тридцати, с гордой осанкой. Из-под полей шляпы светились его глаза, живые и проницательные. У него был только портфель, зажатый под мышкой, и в помощи носильщика он не нуждался. Молодой человек не суетился, как другие пассажиры. На перроне, где сразу же после прихода поезда поднялась обычная вокзальная сутолока, он напоминал одинокого журавля среди мелких щебечущих пташек. Молодой человек вышел с вокзала, протиснулся сквозь толпу рикш, зазывавших седоков, и зашагал по песчаной дороге вдоль берега реки.

На противоположном берегу высилась городская стена. Древняя кирпичная кладка почти сплошь покрылась мхом, и сейчас, в лучах заходящего солнца, она казалась зеленой, под Цвет чайных листьев. Уходившая ввысь пагода строго возвышалась на фоне синего неба, как бы стремясь нарушить картину унылого однообразия.

Река была довольно широкой, но совершенно спокойной. В Ней четко отражались небо и городская стена. И там, в реке, они выглядели даже красивее, чем в действительности.

По мере того как человек удалялся, вокзальный шум постепенно затихал, пока наконец не исчез вовсе. У молодого человека возникло какое-то необычное ощущение, уши давила непривычная тишина, словно окружающий воздух был до предела разрежен. На стенах пагоды, на реке — на всем лежала печать седой старины. Но в этой старине было немало привлекательного, и суетные мирские дела, казалось, уплывали куда-то в туманную даль, словно маленькие облачка на краю неба. Человек остановился, приподнял поля шляпы, внимательно осмотрелся по сторонам и подумал: «Как мне дороги эти старинные стены и рвы. Рвы подобны артериям старика, в которых течет старая кровь. Но я хочу избавить их от старой крови и влить свежую, чтобы вернуть моему городу цветущую молодость. И когда в жилах его не останется ни капли старческой крови, а взору откроется прекрасный облик седой старины, то ничто