персонаж отсутствует в официальных исторических сочинениях, но прочие действующие лица существовали в действительности. И само происшествие в основных чертах исторически достоверно. В борьбе за власть после вступления в 189 г. на престол ханьского императора Шао-ди [176–190] вначале одерживает победу правитель [области Хэдун] Дун Чжо (см. 19.9, 29.32). «С тех пор Дун Чжо еще более возомнил о себе и стал буйствовать безудержно. Он присвоил себе титул шан-фу[454] и во всем старался подражать Сыну неба» [ «Троецарствие», гл. 8–9: Ло Гу- анъчжун. Троецарствие. Пер. В. Панасюка. М.: Гос. изд-во худ. лит., 1954, т. 1, с. 104]. Хотел даже стать императором с соблюдением видимости законности. Над династией Хань нависла смертельная угроза. Происходящие далее события я излагаю по современному китайскому комиксу, предназначенному прежде всего юным читателям.[455]
«В двухстах пятидесяти ли от Чананя Дун Чжо заложил крепость Мэйу, на строительство которой согнали двести пятьдесят тысяч крестьян. Стены крепости по высоте и толщине не уступали чананьским. В Мэйу были дворцы и склады с запасами провианта на двадцать лет. Дун Чжо выбрал восемьсот молодых и красивых девушек из народа, нарядил их в золото и парчу, украсил жемчугами и яшмой и вместе с семьями поселил во дворце. В Чанань Дун Чжо наезжал один-два раза в месяц. Сановники выходили встречать и провожать его за стены дворца. Дун Чжо раскидывал тут шатер и устраивал пиры. Однажды Дун Чжо собрал сановников на дворцовой башне и усадил их около себя в два ряда. Когда чаша с вином обошла несколько кругов, вошел Люй Бу и что-то шепнул Дун Чжо на ухо. «Вот оно что!» — с усмешкой воскликнул Дун Чжо и приказал Люй Бу схватить сидевшего на циновке сы- куна[456] Чжан Вэня и сбросить с башни вниз. Сановники изменились в лице. Через несколько минут слуга на красном блюде принес голову Чжан Вэня. У присутствовавших душа ушла в пятки, а Дун Чжо, улыбаясь, сказал: «Не пугайтесь! Чжан Вэнь связался с Юань Шу, чтобы погубить меня. Он послал к нему человека с письмом, но оно случайно попало в руки моего названого сына Люй Бу. Вот почему я казнил Чжан Вэня. Вам же нечего бояться, если на то нет причин». Чиновники, почтительно поддакивая, разошлись. Сыту[457] Ван Юнь, возвратившись домой, стал размышлять над тем, что произошло во время пира, и не находил себе покоя. Глубокой ночью, опираясь на посох, Ван Юнь вышел в сад. Ярко светила луна. Ван Юнь подошел к цветам и, обратив лицо к небу, заплакал. Тут ему послышалось, что кто-то протяжно вздыхает возле беседки Пиона. Ван Юнь потихоньку подкрался и увидел свою домашнюю певицу Дяо Шань. Девушка эта, с малых лет взятая в дом Ван Юня, была обучена пению и танцам. Ей едва исполнилось шестнадцать лет, и она была так изумительно красива и искусна, что ее прозвали Цикадой. Ван Юнь обращался с нею, как с родной дочерью. Услышав ее вздохи в эту ночь, он с удивлением спросил: «Послушай, негодница, не завела ли ты шашни с кем-нибудь?» Дяо Шань испугалась и, упав на колени, воскликнула: «Смею ли я смотреть на кого-нибудь!» «Отчего же ты тогда вздыхаешь по ночам?» «Позвольте мне рассказать вам все от чистого сердца», — вымолвила Дяо Шань. «Не скрывай от меня ничего, ты должна говорить мне только правду», — ответил Ван Юнь. «Вы всегда были милостивы ко мне, — начала Дяо Шань. — Вы научили меня петь и танцевать и обращались со мной так хорошо, что если бы даже я умерла ради вас, и то я не отплатила бы и за десятую долю ваших благодеяний. С недавних пор я стала замечать, что вы, господин мой, сурово хмурите брови. Причиной тому, наверно, какое-то государственное дело, и я не осмеливаюсь спрашивать. Вот и сегодня вы опять чем-то озабочены. Я вижу это и потому вздыхаю. Если бы я могла вам чем-нибудь помочь, поверьте, я не пожалела бы своей жизни». «Кто знает! — воскликнул Ван Юнь, стукнув посохом о землю. — Может быть, судьба Поднебесной в твоих руках? Идем-ка со мной!» Дяо Шань последовала за Ван Юнем в его покои. Отослав всех служанок и наложниц, Ван Юнь усадил Дяо Шань на циновку и почтительно поклонился ей. «Зачем вы это делаете?» — испуганно вскричала Дяо Шань, падая перед ним ниц. «Сжалься над людьми Поднебесной!» — промолвил Ван Юнь, и слезы ручьем хлынули из его глаз. «По вашему приказанию я готова десять тысяч раз умереть», — отвечала Дяо Шань. «Народ наш на краю гибели, — продолжал Ван Юнь, опускаясь на колени. — Связь между Сыном неба и подданными так же непрочна, как груда яиц, — тронь ее, и она развалится. Дун Чжо посягает на императорскую власть, придворные не знают, как уберечь от него трон. Никто, кроме тебя, не спасет положение! У Дун Чжо есть приемный сын по имени Люй Бу. Он высокомерен и храбр необыкновенно. Но мне известно, что оба они питают слабость к женскому полу, и я придумал план «цепи». Вот что от тебя требуется. Сначала я просватаю тебя за Люй Бу, а потом отдам Дун Чжо. Находясь в его дворце, ты должна использовать каждый удобный случай, чтобы посеять между ними смертельную вражду. Ты должна добиться, чтобы Люй Бу убил Дун Чжо. Этим ты поможешь избавиться от злодея и укрепить государство. Все это в твоих силах. Не знаю, согласишься ли ты». «Отдавайте меня им хоть сейчас, — не колеблясь, заявила Дяо Шань. — А там уж я придумаю, как действовать». «Но если тайна раскроется, мы все погибнем», — сказал Ван Юнь. «Не печальтесь, господин мой, — повторила Дяо Шань. — Пусть я умру под ударами десяти тысяч мечей, если не исполню своего великого долга!» Ван Юнь поклонился ей с благодарностью» [ «Троецарствие», гл. 8: там же, с. 104–106].
И тут начинается претворение замысла в жизнь. «На другой день он приказал искуснейшему ювелиру сделать головной убор из бесценных жемчужин и тайно отослал его Люй Бу. Вскоре польщенный Люй Бу явился к Ван Юню с изъявлениями благодарности. А Ван Юнь в ожидании этого уж приготовил на красиво убранном столе самые богатые яства. Он встретил гостя у ворот, ввел во внутренний зал своего дома и усадил на почетное место. «Я — простой воин, — сказал Люй Бу, — а вы высокое лицо при дворе. Чем я заслужил такое уважение?» «Во всей Поднебесной нет сейчас героя, подобного вам! — воскликнул Ван Юнь. — Я почитаю вас не за ваше положение, а за ваши достоинства!» Продолжая превозносить таланты Люй Бу и расхваливая Дун Чжо, Ван Юнь щедро угощал гостя и непрерывно подливал ему вина. Люй Бу радостно смеялся и пил. Ван Юнь отослал всех приближенных, кроме нескольких служанок, подносивших вино, и сказал: «Позовите мое дитя!» Вскоре две служанки ввели Дяо Шань, необыкновенно прелестную и обаятельную, и сами удалились [стратагема красавицы 31, 1-я часть]. «Кто это?» — спросил пораженный Люй Бу. «Эта девушка — Дяо Шань, — сказал Ван Юнь. — Из уважения к вам и зная, как вы добры, я пригласил ее сюда». Когда Дяо Шань по приказанию Ван Юня поднесла Люй Бу кубок вина, они взглянули друг на друга. А Ван Юнь, притворяясь пьяным, говорил: «Девушка просит вас выпить! Как знать, может быть, вся семья наша будет зависеть от вас!» Люй Бу просил Дяо Шань сесть, но та сделала вид, что хочет уйти. «Дитя мое, ведь это мой лучший друг, — сказал Ван Юнь. — Ты можешь побыть с нами, в этом нет ничего плохого». Тогда Дяо Шань присела рядом с Ван Юнем. Люй Бу смотрел на нее, не сводя глаз. Когда он осушил еще несколько кубков, Ван Юнь сказал: «Я хочу отдать вам эту девушку. Согласны ли вы принять ее?» «О! — вскричал Люй Бу, вскакивая с Циновки. — Я буду вечно вам благодарен! Всегда готов служить вам, как верный пес и добрый конь!» «Мы выберем счастливый день, и я пришлю ее к вам во дворец», — пообещал Ван Юнь. Словно зачарованный, смотрел Люй Бу на Дяо Шань, и она тоже бросала на него выразительные взгляды. «Час уже поздний. Я попросил бы вас остаться у меня ночевать, — произнес Ван Юнь, — но боюсь, как бы тай-ши Дун Чжо не подумал чего-нибудь дурного». Люй Бу поблагодарил Ван Юня и, кланяясь, удалился» [ «Троецарствие», гл. 8: там же, с. 107].
Теперь делается следующий шаг по претворению замысла сановника Ван Юня. «Прошло несколько дней. Ван Юнь зашел во дворец и, воспользовавшись отсутствием Люй Бу, склонился перед Дун Чжо до земли и молвил: «Почтительнейше кланяюсь и прошу вас ко мне на обед. Не смею спрашивать, каково будет ваше решение». «Раз вы приглашаете меня, я буду непременно!» — отвечал Дун Чжо. Ван Юнь с благодарностью поклонился и возвратился домой. Он поставил стол в парадном зале и приготовил все лучшие яства, какие только существуют в Поднебесной. Узорчатые коврики устилали полы, везде были развешаны красивые занавесы. На другой день около полудня приехал Дун Чжо. Ван Юнь в полном придворном одеянии вышел ему навстречу и поклонился дважды. Дун Чжо вышел из коляски и, окруженный сотней своих латников, направился в дом. У входа в зал Ван Юнь опять дважды поклонился. Дун Чжо уселся на возвышении и указал хозяину место рядом. «Высоки ваши добродетели, господин тай-ши! — воскликнул Ван Юнь. — Даже И Инь и Чжоу-гун не смогли бы подняться до них!» Дун Чжо ухмылялся, чрезвычайно довольный. Внесли вино, заиграла музыка. Ван Юнь льстил гостю без всякой меры. Поздно вечером, когда вино сделало свое дело, Ван Юнь пригласил Дун Чжо во внутренние покои. Дун Чжо отослал охрану, а Ван Юнь, поднеся ему кубок, сказал так: «С малых лет я изучал астрологию и по ночам наблюдаю небесные явления. Судьба Хань уже свершилась! Ныне слава о ваших подвигах гремит по всей Поднебесной, как гремит слава Шуня, который наследовал Яо, и как слава Юя, продолжавшего дело Шуня, сообразуясь с волей неба и желаниями людей». «Э, да ты перехватил! Где уж мне с ними равняться!» — воскликнул Дун Чжо. «Разве я преувеличиваю? Ведь говорили же древние: «Идущие по правильному пути уничтожают сбившихся с него, и не имеющие добродетелей уступают место обладающим ими». — «Если по воле неба власть действительно перейдет ко мне, то быть тебе моим первым сподвижником!» Ван Юнь поблагодарил глубоким поклоном. В зале зажгли разноцветные свечи. Все слуги удалились, кроме прислужниц, подававших вина и яства. «Музыка, которую вы только что слушали, недостойна услаждать вас, — сказал Ван Юнь. — Но есть у меня одна танцовщица, и я осмелюсь обратить на нее ваше внимание». «Прекрасно!» — отозвался Дун Чжо. Ван Юнь приказал опустить прозрачный занавес. Послышались звуки бамбуковых свирелей. В сопровождении служанок явилась Дяо Шань и стала танцевать по ту сторону занавеса [стратагема красавицы 31, часть 2]. Окончив танец, Дяо Шань по приказанию Дун Чжо вышла из-за занавеса. Приблизившись к Дун Чжо, она дважды низко поклонилась. Пораженный ее красотой, Дун Чжо спросил: «Кто эта девушка?» — «Это певица Дяо Шань». — «Так она не только танцует, но и поет?!» Ван Юнь велел Дяо Шань спеть под аккомпанемент тань-баня. Дун Чжо восхищался безмерно. Приняв кубок из рук Дяо Шань, он спросил: «Сколько тебе лет, девушка?» «Вашей служанке только два раза по восемь», — ответила Дяо Шань. «Она восхитительна!» — воскликнул Дун Чжо. «Я хотел бы подарить эту девушку вам, — молвил Ван Юнь вставая. — Не смею спрашивать, согласитесь ли вы принять ее» [подготовка стратагемы раздора 33]. «Как мне отблагодарить за такую щедрость?» — произнес Дун Чжо. «Если вы возьмете ее к себе в служанки, это будет величайшим счастьем в ее жизни», — отвечал Ван Юнь. Затем он приказал подать закрытую коляску и лично проводил Дун Чжо и Дяо Шань во дворец. Там он откланялся, сел на своего коня и отправился домой. Но не проехал он и полпути, как увидел два ряда красных фонарей, освещавших дорогу: это ехал Люй Бу на коне с алебардой в руках. Он остановился и, поймав Ван Юня за рукав, сердито произнес: «Вы обещали отдать Дяо Шань мне, а теперь отправили ее к тай-ши. Вы подшутили надо мной!» «Здесь не место для таких разговоров, — перебил его Ван Юнь. — Прошу вас зайти ко мне». У себя дома после приветственных церемоний он спросил Люй Бу: «В чем вы упрекаете меня, старика?» «Люди сказали мне, что вы тайком отослали Дяо Шань во дворец тай-ши, — отвечал Люй Бу. — Что это значит?» «Вы неправильно поняли! — воскликнул Ван Юнь. — Вчера во дворце тай-ши сказал мне, что собирается посетить меня по делу. В его честь я устроил пир, и он во время пиршества сообщил мне: «Я слышал, что у тебя есть девушка по имени Дяо Шань, которую ты обещал отдать моему сыну Люй Бу. Я решил проверить, не пустые ли это слухи, и кстати взглянуть на нее». Я не осмелился ослушаться и позвал Дяо Шань. Она вошла и поклонилась князю князей. «Сегодня счастливый день, — сказал тай-ши, — я возьму эту девушку с собой и обручу ее с моим сыном». Судите сами, мог ли я отказать всесильному?» «Вы ни в чем не виноваты, — произнес Люй Бу. — Я действительно неправильно понял. Приношу вам свои извинения». «У девушки есть приданое, — добавил Ван Юнь. — Когда она перейдет в ваш дворец, я пришлю его». Люй Бу поблагодарил и ушел. На другой день он отправился во дворец Дун Чжо разведать, что там делается, но ничего не узнал.
Тогда он вошел во внутренние покои и стал расспрашивать служанок. «Вчера вечером тай-ши лег в постель со своей новой наложницей, — сообщили ему служанки, — и до сих пор еще не вставал». Люй Бу пришел в бешенство и прокрался под окна спальни. В это время Дяо Шань причесывалась, стоя у окна. Вдруг она заметила в пруду отражение высокого человека, на голове которого была шапка с перьями. Узнав Люй Бу, Дяо Шань скорбно сдвинула брови и стала вытирать глаза своим благоухающим платочком [стратагема нанесения себе увечья 34]. Люй Бу долго наблюдал за ней, затем отошел и вскоре появился в доме. Дун Чжо сидел в приемном зале. Увидев Люй Бу, он спросил: «Все благополучно?» «Да», — ответил Люй Бу. Он стал рядом с Дун Чжо и, оглядевшись, заметил за узорчатым занавесом Дяо Шань, украдкой бросавшую на него нежные взгляды. Люй Бу впал в смятение. Дун Чжо заметил это, и в его душу закралось ревнивое подозрение. «Если у тебя нет никаких дел ко мне, можешь идти», — сказал он. Люй Бу вышел быстрыми шагами.
