— У него не может быть никаких болезней, — Игорь ловко орудовал пальцами — пока не остыли, щипал. — В нашем возрасте не бывает никаких естественных болезней. Если врождённое что-то — то до нашего возраста человек просто не должен доживать. А приобретенное — это уже не естественное. Приобрести можно что-то от того, что не тем дышал, не то пил, не то ел, не там жил. То есть, это не от природы, это против естества. Если человек дожил до одиннадцати лет — он должен быть здоров. А значит, природа всегда поможет сделать его здоровым, надо только уметь попросить. Полуденица умеет… — Игорь закатал левый рукав и показал тонкий шрам повыше локтя. Тимка видел его и раньше. — Мне было одиннадцать лет. И мне оторвало руку тросом. Почти совсем, она держалась на коже и куске мышц. Пока везли к Полуденице — рука была уже холодная и синяя, — Игорь несколько раз сжал и разжал кулак. — Через месяц я уже и представить себе не мог, что почти её лишился. Вот так. А в Христофоровке тебе ещё и не такие вещи расскажут — и они не врут… Вы мне будете помогать, или всё это одному разделывать?
18. Д О В Е Р И Е
Столкнувшись у входа с Найденом, Тимка опешил. Славка разговаривал с Вячеславом Тимофеевичем, это само по себе было ерундой. Изумляло то, что Найдён был одет в мешковатую майку с какой-то кретинской надписью, джинсовую куртку с обтрёпанными обшлагами, старые джинсы и разбитые кроссовки — от такой одежды Тимка успел напрочь отвыкнуть.
— Ну так я пошёл ждать, — Найдён протянул Вячеславу Тимофеевичу
руку, они обменялись пожатием и мальчишка вышел наружу, явно направившись в сторону импровизированной вертолётной площадки. Дядя, не замечая Тимку, смотрел ему вслед.
Тимка решился. Он и в самом деле был не очень-то развитым мальчишкой — но сообразительным от природы, упорным. И некий инстинкт толкнул его к собирашемуся уже уходить Вячеславу Тимофееевичу
— Я хочу поговорить, — сказал Тимка и, едва он произнёс эти слова, как решимость покинула его, мальчишка почувствовал, что подошёл совсем близко к какой-то пропасти… и дальше — прыгать или падать, потому что сил шагнуть назад уже не будет. Точнее описать свои чувства он бы не смог. И. постаравшись не отводить глаз от взгляда дяди, продолжал: — Я хочу поговорить…
— Слушаю, — кивнул Вячеслав Тимофеевич, не сводя глаз с племянника. — Предположим, ты меня привёз сюда, чтобы устроить мне запоминающиеся каникулы, — Тимка вдохнул поглубже. — Тогда у тебя это уже получилось, спасибо. Серьёзно — спасибо. Но я не слепой и не дурак. Я вижу, что тут у вас дела делаются. И я хочу участвовать. По полной.
— Ради наколки? — без насмешки спросил дядя.
— К чёрту наколку, — прямо сказал Тим. — Я хочу быть… — он осекся, по-тому что опять-таки не хватало слов, и в досаде треснул кулаком по стене. Взглянул на Вячеслава Тимофеевича снова, ожидая, что тот поможет найти эти слова, как уже не раз бывало, но тот не стал помогать и спросил:
— А если я распространяю наркоту? Представь себе на секунду, что это так. Ты и в этом хочешь участвовать?
— Ты не распространяешь наркоту, — без промедления ответил Тимка. — Ты… — он не договорил, и дядя вдруг быстро и почти зло сказал:
— Что ты хотел сейчас говорить, быстро!!! Договаривай!
— Ты воюешь, — закончил Тимка.
Вячеслав Тимофеевич несколько секунд изучал своего племянника. Прикрыл глаза. И так, не открывая глаз, сказал:
— На любой войне бывают потери. На любой, Тимофей.
— Разреши полететь с Найденом, — сказал Тимка. Дядя открыл глаза:
— С Найденом? — переспросил дядя. Тимка продолжал:
— Ты не можешь пожаловаться на меня. Я делал, что мне говорили в поле и на воле, как сказал бы Зима. И не требовал награды.
— А теперь требуешь? — прищурился дядя. — И какую же?
— Доверие, — отрезал Тимка. Вячеслав Тимофеевич то ли сделал удивлённое лицо, то ли искренне изумился:
— Ого…Но люди заслуживают доверие годами, а не неделями. И такой товар в кредит я не отпускаю.
Тимка молчал. Он сказал уже всё и сейчас отчаянно искал ещё аргументы, понимая, что не найдёт их. Вячеслав Тимофеевич доброжнелательно рассматривал его; потом неожиданно спросил:
— Зачем тебе это нужно? Чтобы быть равным среди равных?
— Разве этого мало? — буркнул Тимка. Дядя засмеялся:
— Ничтожно мало. Это значит, что ты в первую очередь думаешь о себе… Найдён! — резко крикнул он. И коротко свистнул.
Славка Найденов быстрым шагом вошёл в коридор через полминуты. Стрельнул глазами, вопросительно поднял брови. Вячеслав Тимофеевич подбородком указал на Тимку:
— Возьмёшь с собой в К…ск?
— Возьму, парень надёжный, — без раздумий ответил тот.
— Тогда веди его переодеваться… Ведиведи, если вертушка прилетит, я придержу…
…Город встревожил и оглушил Тимку. Он и не подозревал, насколько отвык от многолюдства и шума. Всю дорогу в вертолёте Найдён молчал, а Тимка ничего не смел спрашивать. Только перед самой посадкой на каком-то окраинном небольшом аэродромчике старший мальчишка заговорил:
— Если хочешь — сейчас полетишь обратно. Вертолёт пойдёт в Братск. Там по реке тебя ктонибудь доставит до Христофоровки.
Не думай, это не стыдно и ты никого не предаёшь. Просто… нам придётся прожить тут не меньше недели и это будет тяжёлая неделя. Прямо сразу, с ходу. Если будешь мне мешать — или не сможешь помочь — рискуем оба потерять головы. Ну?
— Я с тобой, — решительно ответил Тим. Найдён никак не выразил одобрения — или недовольства — а просто отвернулся к иллюминатору.
Когда они отошли по запущенной аллее на полкилометра от аэродрома (впереди полыхали огни и слышался шум), Найдён остановился и без слов передал Тимке несколько сотенных купюр, раскладной ножпружинник и кастет. Глядя, как Тим рассовывает это всё по местам, сказал:
— В случае чего — всё выбросишь подальше. Деньги тратить не смей, от меня ни на шаг, если не прикажу. Пошли…
Аллея вывела в сквер — небольшой, на городской окраине. Гадостно воняло смесью автомобильных выхлопов и откровенных нечистот. Раньше Тим этого никогда не замечал в городах, сейчас запах терзал ноздри. В сквере было темно и тихо, только впереди цепочкой светили фонари. Тим нарушил молчание:
— Мы туда идём?
— Угу, — отозвался Найдён и опередил второй Тимкин вопрос: — По делу. По беспризоронму делу; мы с тобой и есть беспризорники, понял?
— Понял, — засмеялся Тимка.
На бульваре, в отличие от парка, было шумно и полно народу. Толпы текли туда и сюда, объединённые одним желанием: убить время и по возможности разжиться счастьем в виде халявной прибыли хотя бы на тех же игровых автоматах или в казино, игровых залах — да где угодно и как угодно. Это желание читалось на лицах и группки подростков, и вылезающего из роскошной машины мужика в дорогом пиджаке, и двух женщин, входящих в зал казино…
— Овощи, — пробормотал Найдён. — Двуногие овощи… Сюда, за мной,
Молчи, — коротко приказал он, поворачивая к лавочкам вдоль ограды парка, забитым народом. Толпа обтекала беспризорников, не замечая их, и Тимке вдруг захотелось крикнуть: 'Люди! Вы что, не видите?! Тут двое пацанов, им некуда идти и нечего есть, вы понимаете?!'
Но он не крикнул, потому что услышал в общем шуме гитарные аккорды и голос уличного певца:
Молодой парень — лет 20–25 — в потрёпанной джинсе, широко расставив ноги в офицерских сапогах по обе стороны немецкой каски, в которой лежала мелочь и несколько бумажек, подыгрывал себе на гитаре и пел. Около каски стоял плакатик с надписью:
101.
Найдён подошёл ближе. Тимка услышал, как гитарист, не отрываясь от проигрыша между куплетами, тихо сказал:
— Вон там, около фонаря. К ним подъедут минут через десять. Удачи, — и продолжал:
Около указанного фонаря стояли, переговариваясь и нервно посмеиваясь, человек пятьшесть мальчишек лет по 915. По кругу ходила сигарета. Мальчишки были явно тоже беспризорниками. Найдён, подойдя вплотную, коротко сказал:
— Брысь.
