— Нет, нет, я сам!— поблагодарил я.
— Извините за нескромный вопрос... У вас есть семья?— полюбопытствовала она.
— Нет... И вряд ли будет,— ответил я, вспомнив школьный бал и Наташу.— Кто же захочет связать свою судьбу с инвалидом?— вслух заметил я.
— У Николая Бирюкова есть же,— возразила она,— а его заболевание ведь серьезнее, чем у вас.
— Да, ему повезло,— ответил я и, чтобы уйти от больного для меня вопроса, стал расспрашивать об орехово-зуевских краеведах.
— Самый заядлый краевед у нас доцент нашего пединститута Авраам Алексеевич Кайев,— ответила библиотекарь,— у него очень богатая библиотека, ведет он и картотеку.
И в тот же день я пошел в пединститут. Мне повезло. Доцент Кайев читал лекцию по литературе. По тишине, которая стояла в аудитории, можно было понять, что лекция была интересной. В перерыве я подошел к Кайеву и представился.
— Вы занимаетесь библиографией Подмосковья!— воскликнул он.— О, как не хватает такой библиографии! Вам правильно сказали. У меня действительно есть картотека по ореховским заводам. Оставьте адрес, я вам пришлю список. Скажите, вы знакомы с купавинским краеведом Матвеем Ивановичем Эдемским? А Александра Ивановича Могилько из Егорьевска не знаете? Обязательно познакомьтесь. Именно у них вы найдете целый клад.
— Большое спасибо, Авраам Алексеевич, я воспользуюсь вашим советом.
— Ну что вы, ведь общее дело делаем. Что вам еще посоветовать? Думаю, не пожалеете, если побываете на Орехово-Зуевском комбинате имени Николаевой, где была знаменитая Морозовская стачка. И конечно, поезжайте на Дулевский фарфоровый завод. Там найдете Александра Афанасьевича Коновалова, редактора заводской многотиражки. Полагаю, и он может оказаться вам полезным. А вообще, хорошо бы иметь библиографию по всей Московской области,— мечтательно добавил мой собеседник.
— Это, конечно, хорошо. Но одному человеку эту работу не поднять,— ответил я.
— Зачем одному?— возразил Кайев.— Надо объединить всех краеведов. В нашем подмосковном крае есть что изучать. Вы меня извините, сейчас у меня лекция.
Музей экспонатов Дулевского фарфорового завода был похож на сказку, застывшую в фарфоре. «Хозяйка медной горы» со своими несметными богатствами. Фарфоровые статуэтки персонажей пушкинских сказок, тридцать три богатыря.
— Да у вас тут волшебники живут!— сказал я сопровождавшему меня Александру Афанасьевичу Коновалову.
— Почему волшебники? Самые обычные люди, любящие свое дело. Идемте сюда,— продолжал он таинственным голосом и ввел меня в соседнюю комнату.
— Видите вот это?— указал Коновалов на огромную вазу, занимавшую чуть ли не половину комнаты. Это была тончайшая ювелирная работа.
— Кто же сотворил такое чудо?— спросил я.
— Мастер Кузнецов! Начал он ее делать за несколько дней до начала войны, а окончил в День Победы. В армию его не брали по инвалидности. Но всю войну он продолжал работать на заводе, А свободное время отдавал этой вазе.
Рассказ Коновалова взволновал меня. Я еще раз взглянул на вазу, и подумалось мне: в каждом рисунке частица души мастера.
— Александр Афанасьевич, познакомьте меня с этим мастером.
— Если бы я мог это сделать!— вздохнул Коновалов.— Насколько лет назад Кузнецов умер. А ваза вот осталась. Я часто смотрю, и мне кажется, что мастер жив.
— Неужели никто из писателей не заинтересовался вашим заводом?
— Как это никто? Есть у нас свой писатель, Александр Владимирович Перегудов. Его первый роман «В те далекие годы» посвящен нашему заводу.
— А где же он живет?
— У нас, в Дулеве.
Вскоре я уже беседовал с «летописцем» Дулевского фарфорового завода. Александр Владимирович Перегудов напечатал свои рассказы в журнале «30 дней» в двадцатые годы. В одном рассказе описывается дулевский завод дореволюционного периода.
О себе Перегудов рассказывал мало, больше о судьбах мастеров дулевского завода — героев его книг, с которыми его связывала многолетняя дружба. Потом писатель поинтересовался моей библиографией, посоветовал ряд неизвестных мне изданий и на прощание подарил свою книгу «Сердце художника».
С помощью Федора Андреевича я привел в порядок свои записи. В машбюро перепечатали мою работу, и вот я в кабинете Богачева. Он листает страницу за страницей, а я, затаив дыхание, жду.
— Вы кому-нибудь показывали свою библиографию?— спросил Богачев.
— Нет, Павел Михайлович. Вы первый смотрите.
— Надо посоветоваться со специалистами из справочно-библиографического бюро... Да, вот еще что... Побывайте в Центральном государственном архиве Октябрьской революции. Может, там найдете список литературы о московских предприятиях.
Он дал мне еще несколько советов, потом позвонил опытному библиографу — Зинаиде Васильевне Збруевой и направил маня к ней.
— Трудную тему вы избрали,— проговорила она.— Боюсь, что она вам не под силу.
— Значит, я с ней не справился?— с испугом спросил я.
— Нет, почему же, вы проделали большую работу. Теперь нужен хороший редактор.
— А где его взять?
— Этого я не могу сказать...
К Зинаиде Васильевне обратился читатель, и нашу беседу пришлось отложить.
В тот же день я вновь побывал у Богачева и сообщил ему мнение Збруевой.
— Что ж, справедливые замечания,— согласился он.— Их следует учесть. Об этом мы еще потолкуем. А теперь вот что, есть возможность полечиться в клинике нервных болезней 1-го медицинского института.
— Знаю эту клинику,— обрадовался я,— когда-то там был на консультации.
— Вот и прекрасно. Езжай по этому адресу, бери направление и лечись на здоровье.
Глава 2
В небольшой палате четыре койки. Одну занимает неподвижно лежащий человек, обросший седой щетиной. Зовут его Ипполитыч. Другой обитатель палаты, высокий, худой, лет сорока, назвался Михаилом.
— Давно здесь?— спросил я его.
— Третью неделю, а голова все не проходит.
— Ты, Миша, сам виноват,— вступил в разговор сосед.— Врачей не слушаешься!.. Тебе говорят: не кури, а ты?..
— Душа-то болит. Как дальше сложится жизнь? Переведут на инвалидность, и крышка.
— Тебе так и так с морем придется расстаться. С этим ты должен примириться,— заметил Ипполитыч.
— У меня трое пацанов!.. Их кормить и учить надо!
— У тебя же руки есть,— рассердился Ипполитыч.— Будь у него такие руки,— кивнул он на меня,— парень был бы самым счастливым человеком.
— Руки-то есть, а кто возьмет со 2-й группой на работу?
— Есть же артели инвалидов,— подсказал я.
— Да я же рыбак! Пойми!
— А я милиционер,— прервал Ипполитыч,— это тоже понять надо.
Вошла Ангелина Никитична, наш лечащий врач.
— Ну как наши дела, Голованов?— обратилась она к Михаилу.
— Да все так же... Голова все еще болит.
— Ишь какой быстрый, принял несколько процедур и думает — все!— улыбнулась Ангелина Никитична.
Она измерила ему давление.
— Ну что же, лечение идет своим чередом. Пройдете весь курс, и вам будет легче. А пока... Скажите, опять много курили? Поймите же, Голованов, табак и вино — ваши враги...
Она подошла к Ипполитычу.
— Ну а ваши как дела, Бодров?
— Плохо, доктор!
— Так уж и плохо?— усмехнулась Ангелина Никитична и начала осмотр.— Пожалуй, пора учиться ходить! Ну-ка вставайте, смелее — я вас держу!
Ипполитыч с трудом поднимается, делает попытку, другую, третью встать на ноги, ноги не повинуются. Обессиленный, он опускается на кровать.
— Отходился я,— с отчаянием говорит он, и крупная слеза исчезает в густой щетине.
— Зачем же так сразу падать духом?— укоризненно произнесла Ангелина Никитична.
— Падай, не падай... А кому теперь нужен калека!
— Как вам не стыдно, а я думала, вы мужественный человек... Вы же совершили подвиг...
— Очень прошу вас, доктор, не нужно об этом,— прервал ее Ипполитыч.
— Ну хорошо, хорошо, не буду...
Позже я узнал тайну Ипполитыча, встретив однажды Ангелину Никитичну в Ленинской библиотеке.
