Имеется несколько основных центров зарождения первоначального земледелия – Восточное Средиземноморье (зона так называемого благодатного полумесяца), Юго-Восточная Азия, Мезоамерика, Андский регион)[20].
В настоящее время большинство исследователей отмечают, что данные преобразования имели скорее эволюционный, чем революционный характер. Последствия перехода к производящему хозяйству не были столь однозначными (более тяжелый труд, ухудшение питания, появление заразных болезней и эпидемий и проч.). Во многих регионах мира неолитические культуры продолжали заниматься охотой, собирательством и рыболовством, тогда как на Ближнем Востоке были обнаружены очаги производящей экономики еще до изобретения гончарства (так называемый докерамический неолит). Наконец, в ряде мест было обнаружено, что керамика вообще была изобретена в палеолите (древнекаменном веке).
Возможно, такова судьба любой концепции. Под давлением новых фактов старые схемы рушатся и уступают место новым, более гибким построениям. Тем не менее в главном Г. Чайлд оказался прав – переход к производящему хозяйству стал важной, революционной вехой в истории человеческой цивилизации. С этого времени раннепервобытные локальные группы сменились устойчивыми, оседлыми формами общины, численность которых составляла от многих десятков до нескольких тысяч человек. В ряде благоприятных для ведения производящего хозяйства мест возникают крупные протогородские центры (Иерихон, Чатал-Хююк и др.). Внутри общин усилилось неравенство, возникли возрастные статусы, имущественная и социальная дифференциация, появились зачатки власти старейшин. На основе родственных, брачных, экономических, культурных, идеологических и других принципов общины объединялись в неустойчивые надобщинные образования (в том числе в племена).
Археологические критерии (различия в размерах жилищ и находках, дифференциация захоронений по обряду и инвентарю, появление предметов, символизирующих власть, и проч.) свидетельствуют о появлении на данной стадии социальной эволюции неравенства, сложной системы общественных статусов. К сожалению, археология мало что может сказать о конкретных формах лидерства. Однако по этнографическим материалам можно представить, каким мог быть лидер данного времени.
Для ранних и развитых земледельческих обществ характерен широкий спектр форм политического лидерства (Sahlins 1963: 285-303). На одном полюсе – лица, которые обладали только индивидуальным авторитетом и могли лишь эпизодически влиять на поступки соплеменников. Их лидерство могло достигаться с помощью различных личных качеств: физической силы, агрессивности, хозяйственных и организационных навыков, способности урегулировать конфликты, умения убедить сородичей, везения, владения тем или иным редким ремеслом, военных заслуг и т. д.
В разных обществах значение этих качеств было неодинаковым. Даже в пределах одного региона можно обнаружить значительные вариации. Так, в Новой Гвинее в одних обществах лидерами становились наиболее авторитетные воины, в других – лучшие земледельцы, в третьих – наиболее искусные ораторы и др. В целом функции предводителей этого типа примерно сопоставимы с обязанностями лидеров обществ охотников-собирателей.
Одним из примеров подобного предводительства является вождь у индейцев юго-западной Бразилии намбиквара. Намбиквара чередуют охоту и собирательство с подсечно-огневым земледелием. Термин, обозначающий предводителя, переводится с их языка как 'тот, кто объединяет'. Лидер руководит охотой, рыбной ловлей, земледельческими работами, строительством сезонных поселков. Его позиции основываются на личном авторитете. Но если предводитель является плохим организатором, недовольство членов группы постепенно растет и семьи одна за одной покидают его деревню (Леви-Стросс 1984). Еще один пример – 'вождь в леопардовой шкуре' скотоводов нуэров, живущих в верховьях Нила. Его реальное положение мало чем отличается от положения других общинников. Единственное, что внешне выделяет его, – знаменитая леопардовая шкура. Статус вождя связан с выполнением посреднических функций при урегулировании конфликтов между представителями различных родственных групп. Его задача – убедить враждующие стороны не устраивать кровную вражду, а ограничиться выкупом. Однако никакой реальной власти у вождя нет. Поэтому ему приходится прибегать к уговорам или к угрозам применить свои магические способности. Иногда вождю не остается ничего иного, кроме как бегать между шеренгами противостоящих воинов и совершать ритуальные действия, вскапывая мотыгой землю. Впрочем, и эта мера оказывается действенной, как правило, только в пределах племени и его подразделов. В межплеменных делах они не пользуются высоким авторитетом (Эванс-Причард 1985).
На противоположном полюсе – крупные общины оседлых земледельцев, состоящие из отдельных домохозяйств, линиджей и т. д. Они возглавлялись наиболее авторитетными представителями общинных ячеек (отцами семейств, главами рода, бигменами и проч.). Из данных лиц на уровне всей общины появлялись влиятельные лидеры. Они являлись организаторами общественных работ (коллективные охоты, рыбалки, сельскохозяйственный труд, строительство хозяйственных, общественных и церемониальных сооружений), руководили распределением территории и добычи, представляли свои группы в межобщинных отношениях, выполняли религиозные ритуалы, возглавляли военные походы и занимались урегулированием внутренних споров. Однако, как и у охотников-собирателей, власть раннеземледельческих предводителей основывалась исключительно на личных качествах, возрасте и авторитете, умении убедить и подчинить всех членов группы. Впрочем, антропологам известны случаи, когда лидеры общин земледельцев (например, у воинственных яномама в Южной Америке или у папуасов таирора на Новой Гвинее) добивались подчинения от своих подданных путем физической расправы.
Наиболее интересным примером лидерства в раннеземледельческих обществах является институт бигмена (англ, bigman), который изучен преимущественно по этнографическим данным Меланезии, Юго-Восточной Азии, Северной Америки (Sahlins 1963; Van Bakel, Hagestejn, Van de Velde 1981; Treide В., Treide O. 1982; Treide B. 1985-1990; Brown 1990).
Для более глубокого изучения данного феномена можно воспользоваться, например, недавно переведенной на русский язык книгой известного американского антрополога Маршалла Салинза 'Экономика каменного века' (Sahlins 1972; Салинз 2000). В этой работе развиваются его ранние идеи о типах политического лидерства в архаических обществах. Кроме этого, в Приложении В собрано много выдержек из различных этнографических произведений, в которых приведены красочные характеристики различных меланезийских бигменов.
Принципиальное отличие власти бигменов от власти вождей – это ненаследуемый характер их общественного статуса. Бигменами становились, как правило, наиболее инициативные люди, которые выделялись разнообразными способностями, обладали физической силой и отличались трудолюбием, являлись хорошими организаторами и могли улаживать конфликты. Они были храбрыми воинами и убедительными ораторами, некоторым из бигменов приписывали даже особые магические способности, умение колдовать. Благодаря всему этому, непосредственно участвуя в производственном процессе, бигмены увеличивали богатство своих семей и общинных групп. Однако накопление богатства не вело автоматически к повышению социальных позиций.
Источник высокого статуса бигмена – это его престиж, который он получал за счет организации массовых пиршеств и раздач. Это давало возможность ему создать сеть зависимых лиц, что дополнительно способствовало его преуспеванию. Однако влияние бигмена не было стабильным и полностью зависело от его способностей поддерживать клиентные связи с соплеменниками и требовать возвращения долгов, от его умения подчинить амбиции членов группы своим собственным интересам.
Для того чтобы преуспеть, бигмен вынужден много и интенсивно трудиться. 'Его руки постоянно в земле, а со лба то и дело стекают капли пота' (цит. по: Салинз 2000: 130). Полигиния (многоженство), привлечение младших родственников и зависимых клиентов являются дополнительными средствами увеличения производительности.
Положение бигмена нестабильно. Он постоянно находится под угрозой потери своих приверженцев. Он вынужден демонстрировать свой высокий статус, тратить значительные средства на организацию коллективных церемоний и пиров, раздавать своим соплеменникам подарки. У меланезийских лезу 'богач заплатит пять тсера за свинью, которую другой купил бы за четыре. Чем выше престиж человека, тем он больше платит' (цит. по: Салинз 2000:225). Ну чем не 'новый русский' из анекдота последнего десятилетия XX в.? Однако в отличие от 'нового русского'
Бигмен копит не для того, чтобы использовать для одного себя, а для того, чтобы раздавать это богатство. Каждое важное событие в жизни человека – свадьба, рождение, смерть и даже постройка нового дома или каноэ – отмечается пиршеством, и чем больше пиршеств устраивает человек, с чем большей щедростью выставляет он угощения, тем выше его престиж (Салинз 2000: 225).
Во многих обществах бигмены символизировали политическое единство общины и нередко представляли экономические интересы своей группы во взаимоотношениях с другими коллективами. Они вступали в соперничество с бигменами других общин и, демонстрируя свою большую щедрость, становились неформальными лидерами более крупных территориальных объединений.
Таким образом, модель бигмена демонстрирует, как массовые раздачи повышали престиж и авторитет организатора церемоний, привлекали к нему сторонников и последователей. Однако политическая власть и статус бигмена были персональны (т. е. не могли передаваться по наследству) и нестабильны, поскольку зависели исключительно от личных качеств кандидата, его способности обеспечивать свое престижное положение посредством раздачи массовых подарков и случайного стечения обстоятельств. Кроме того, слабость политических позиций бигмена заключалась в том, что он, как правило, не являлся единственным претендентом на лидерство и находился в постоянной конкуренции с другими бигменами. Это мешало закреплению высокого статуса и руководства по наследству. До тех пор пока доступ к основным ресурсам оставался более или менее равным и редистрибутивные отношения не получили преобладания над реципрокацией, лица с высоким личным статусом не имели возможности наследственно закрепить свои социальные позиции.
Понятие племени является одним из самых неопределенных в антропологической науке. Его можно понимать двояким образом: как один из типов этнических общностей на ранних этапах исторического процесса или как специфическую форму социальной организации и структуры управления, характерных для первобытности (см.: Бромлей 1982). В политантропологическом ракурсе важен второй подход к термину 'племя'.
Характеризуя племенной уровень политической интеграции, Сервис (Service 1962) акцентирует внимание на том, что это надобщинная политическая структура. Каждый сегмент племенной организации (община, линидж, патронимия и т. д.) экономически независим. Лидерство в племенах, как и в локальных группах, является личным. Оно основано исключительно на индивидуальных способностях и не предполагает каких-либо формализованных должностей. Однако в племенах существует определенный механизм урегулирования конфликтов путем посредничества, ограничения агрессивности противостоящих сторон. Данные функции могут быть возложены как на племенные сегменты, так и на их представителей или наиболее авторитетных лиц.
Нередко в специальной литературе говорят о двух и даже более (Eisenstadt 1959) исторических формах племенной организации. Более ранние архаические племена представляли собой аморфные, не имеющие четких структурных границ и общего руководства совокупности сегментов различных
