запах кофе наполнял квартиру, мы сидели друг напротив друга, ноги Киры покоились у меня на коленях.
– Помнишь, я тебе говорил, что у меня здесь на кухне вроде как домовой живет?
– Нет, не помню. Впрочем, говорил что-то. Ну и?
– Ну так вот. Оказалось, а экспериментировал я много, что при некоторых обстоятельствах он может передавать послания, которые иногда носят вполне материальный характер.
– Ну-ну. Рассказывай. С фантазией у тебя всегда было все в порядке, какие нужны обстоятельства? Я тоже хочу пообщаться.
– Необходимо, просто-таки обязательно, чтобы сумма чисел дня составляла семь.
– Сегодня двадцать пятое. Как раз. Что еще?
– Нужно, чтобы месяц шел на убыль, и были осадки.
– Месяц не знаю, а осадки – вот они, снег идет.
– Теперь нужно сказать: «Йоршик, Йоршик, приди, приди». Говори. Только громко.
– С тобой интересно… Но помнишь, с летающими тарелками ты лоханулся. Не боишься, что и твой Йоршик не явится?
– Не боюсь. Если не появится, значит он сейчас чем-то занят, может быть, на летающей тарелке улетел. Или, возможно, сегодня месяц на прирост идет. Если он не даст о себе знать, ты и не удивишься. А вот если появится, это будет событие. Стоит рискнуть.
– Ну и правильно. Интересен сам процесс. Результат в данном случае большой роли не играет.
– Знаешь, философ, хватит рассуждать. Йоршика зови. В результате я уверен, как никогда.
– Ну ладно. – Кира подняла голову и огляделась, вероятно, чтобы удостоверится, что я заранее не позвал кого-нибудь исполнить эту роль. – Йоршик, Йоршик, приди, приди. – Кира позвала громко и с видимым удовольствием. Потом вопросительно повернулась ко мне.
– Вот, слушай. Слышишь шаги? Слушай, слушай.
– Это соседи ходят сверху. Слышимость как во всех панельных домах.
– А чувствуешь эффект присутствия, у меня волосы даже дыбом на руке стали. Вот смотри. – Я показал ей руку. Волосы, естественно дыбом не стояли. Но это было и не важно. Мы оба понимали, что это только игра. Я сделал страшные глаза, надеясь, что они вполне заменят волосы дыбом.
– Чувствую, чувствую. А где материальные свидетельства, мой дорогой вызыватель духов?
– Теперь, насколько я понимаю, а понимаю я немало, надо включить микроволновку на семь секунд. Включай.
– Ой, я так хорошо сижу. Включи сам. Тем более, я абсолютно уверена, что микроволновка здесь ни при чем. Из нее кто-то вылезет?
– Ну, не знаю, не знаю. По крайне мере, если что-то и появляется, то всегда в микроволновке. Включай.
– Ну смотри… – Кира лениво поднялась с кресла. – Включаю.
– Только на семь секунд, не перепутай. Это очень важно.
Кира повернулась ко мне и изобразила на лице гримасу, которая должна была дать мне понять, насколько сильно она мне верит.
Микроволновая печь негромко загудела, внутри зажегся свет.
– Кирилл, там что-то было внутри, вон крутится.
– Не было, а появилось, послание, наверное. Прозвенел колокольчик. Кира открыла дверцу печки.
– О, картина. Прикольно. Сам нарисовал? Или это Йоришь или как его там?
– Конечно, а кто же еще. А что там? – Я смотрел снизу вверх, сидя в кресле с чашкой в руке.
Кира молчала, рассматривая лист бумаги. Долго молчала. Выражение лица менялось. Сначала оно выражало интерес, потом замешательство, а в конце панику.
– Это кто нарисовал?
– Откуда я знаю, Йоршик, наверное. Ты же сама его звала, сама что-то там в микроволновке нажимала, я-то тут при чем? Сижу, кофе пью, со стула не встаю.
– Сейчас же перестань. Это не шутки, кто это нарисовал? – Кира повысила голос.
– Йоршик! – Я чувствовал, что еще рано сдаваться. Интрига не исчерпала себя.
– Если ты сейчас же не скажешь, я… я… я не знаю, что сделаю. Быстро говори, кто здесь был. – Кира за несколько секунд превратилась в фурию. Я не ожидал, что картина произведет на нее такой сильный эффект. Но это и к лучшему, картина по замыслу должна была привлечь Кирино внимание.
– Ну ладно, ладно. Ты чего завелась так сразу? Хорошая картина, это я нарисовал. А чтобы было интереснее, положил в микроволновку. Ведь получилось интересно?
– Сейчас же брось. Кто здесь был? Ты в жизни так не нарисуешь. Кто был у тебя?
Вот так узнают правду. До этого момента Кира всегда говорила, что ей нравятся мои картины. На меня свалилась тотальная, абсолютная меланхолия. Этакая грусть об утраченных иллюзиях. Я даже подумал, а вдруг вся эта история с другими реальностями, убийствами, существами из параллельных миров, Америкой и кодами сознания только для того, чтобы до меня дошло, что я плохой художник. Вот и дошло. Конец.
