Втроем мы довольно быстро доверху набили коробку экспонатами. Я налегал на газеты, Анджей, не устояв, прихватил польские злотые, Кейт – еще какую-то ерунду. Одним словом, профессору оставалось только постанывать от ужаса.
– Ну вот, – подытожил я, когда свидетельства богопротивных опытов (а иначе я не мог назвать то, что творилось в этой лаборатории) наполнили ящик. – Теперь пора уносить ноги. Хотя до этого ответьте на пару вопросов, профессор.
– Сколько угодно. – Поняв, что трогать его не станут, Талбот впал в расслабленное благодушие.
– Для чего все это?
Профессор поник.
– И вы туда же? – вздохнул он. – Я трачу драгоценные нервные клетки, объясняя важность фундаментальной науки этим имбецилам в опереточных мундирах, – очевидно, имелись в виду минитмены, – а вы спрашиваете о том же. Возможно, открытие патахронов – это величайший научный прорыв со времен Эйнштейна! Один только обмен научными достижениями мог бы окупить все расходы на поддержание деформирующего поля…
– Это та установка под геодезическим куполом? – догадался Андрей.
– Именно. – Старикан с одобрением покосился на него. – Только там – убогое подобие. Настоящий деформатор должен был позволить открывать порталы в радиусе сорока миль! А этот едва пять захватывает.
– Порталы… – Я попробовал непривычное слово на вкус. – Ворота в иные миры?
– В патахроны, – поправил меня Талбот. – Это ведь не просто чужие миры – они имеют с нашим общую историю, общее прошлое. Это мы, какими мы могли бы стать. Представьте, чему мы могли бы научиться у них!
Наивность этого умного, казалось бы, человека меня поразила. Он отдал свое творение людям, которые, как Бурбоны, «ничего не забыли и ничему не научились», и ждал, что они начнут тащить из патахронных миров чистые знания. Я был уверен, что они употребили эту установку отнюдь не на благо людям.
– А вы знаете, для каких, как вы выразились, сомнительных политических целей пытаются применить вашу машину? – осведомился я.
– Нет, – покачал головой Талбот. – Этим занимается сенатор Аттенборо, это его затея. Но едва ли это что-то серьезное. Машина не доработана, порталы едва пропускают человека.
– Если я правильно вас понял, – медленно проговорил я, – ваш деформатор может открыть ворота в патахрон в любом месте в радиусе пяти миль от лаборатории, и в эти ворота может пройти человек?
– И не один, – подтвердил профессор. – Просто ворота узкие и низкие.
– Спасибо, – вздохнул я, – больше вопросов нет. Профессор, подскажите, где бы вас запереть, чтобы вы не подняли тревогу раньше времени?
– Моего слова вам, конечно, будет мало? – без особой надежды поинтересовался Талбот. Наверное, он вычитал эту фразу в авантюрном романе.
– А вы на моем месте поверили бы? – ответил я вопросом на вопрос.
– Тогда, если можно, в уборной, – смущенно пробормотал профессор.
– Коллега, проводите, – скомандовал я. Андрей предупредительно подхватил старика за локоток да так и вывел за дверь. Кейт усмехнулась.
– Суровый вы человек, мистер жандарм, – заметила она. – Оставить пожилого человека на ночь просиживать холодный унитаз…
– Суровый? Я? – в тон ответил я. – Да что вы! Он ведь до сих пор жив. И кстати, – добавил я уже серьезно, – я не жандарм, а агент по особым поручениям.
– А какая разница? – отмахнулась Кейт.
– Такая же, как между следователем по особо важным делам и постовым полицейским, – объяснил я. Андрей вернулся, ухмыляясь до ушей.
– Мистер Талбот не заскучает, – сообщил он. – У него там книжная полка.
– Хокинг и Данне? – понимающе кивнул я.
– Нет, – покачал головой Заброцкий, – Смит и Мервин Пик.
Я попытался представить себе характер человека, читающего «Горменгаст» в уборной. У меня не получилось.
– Пойдемте отсюда, господа, – вздохнул я.
Как мы выбирались с территории, я описывать не стану – совершенно ничего примечательного с нами за это время не случилось. Как вошли, короче говоря, так и вышли.
Коробку с уликами мы закинули в багажник, к чемоданам. Садовый инвентарь я, после краткой борьбы с совестью, разрешил бросить на месте преступления.
– Куда едем теперь? – поинтересовалась Кейт, садясь за руль.
– Не знаю, – вздохнул я. – Возвращаться к вам – нелепо. Ехать к сенатору сейчас… Боюсь, пока мы доберемся до этого Манассаса, пока найдем виллу, его уже известят о случившемся и пробраться к нему станет сложновато. Кроме того, сама затея вызывает у меня неприязнь. – Я глянул на часы, потом – на небо, затянутое непроглядными тучами. – Мне даже в посольство ехать страшно. Думаю, мистер Брант освободился достаточно давно, чтобы его соратники торчали там плотным кольцом.
– Им и не надо, – сообщила Кейт. – Вокруг вашего посольства стоят демонстранты. Уже второй день стоят. Требуют вернуть Аляску и приплатить за прокат.
Держу пари, не случайно они там размахивают плакатами.
– Тогда я бы предложил вообще покинуть Вашингтон и его окрестности. Хотя бы на день. Ничто так не деморализует противника, как отсутствие сопротивления.
Тактика, достойная Фабия. Если кто хочет обвинить меня в трусости, прошу.
Кейт моя идея очень понравилась. Андрей поморщился, но ссориться не стал, и мы втроем забились в салон, чтобы кое-как развернуть на заднем сиденье нашедшуюся в «бардачке» карту.
– Куда поедем? – спросил я у Кейт.
– Да в любой городок, – ответила она отрешенно, изучая редкую паутину дорог. – Вот, по берегу Чесапикского залива, тут их много – Джефферсонс-Бич, Санни-Бич…
– Ой! – воскликнул Андрей. – Хочу в Варшаву!
– А не далековато? – иронически вопросил я. Оказалось, зря усмехался.
– Нет, Сергей, смотрите! – Андрей азартно ткнул пальцем в карту. – Тут есть город Варшава. Двадцать тысяч жителей, центр округа. И всего сто шестьдесят километров. Хочу в Варшаву!
– Зачем? – изумилась Кейт.
– С таким названием там могут жить только поляки, – объяснил ей Заброцкий. – Спорим на двадцать долларов, что я там найду родственников?
– Ты же говорил, что все твои родственники в Сибири! – возмутилась Кейт.
– Не все, – гордо ответил Андрей, – а только ближайшие. Есть еще виленские Заброцкие, и краковские, правда, это Шпых-Заброцкие. Так что если кого-то и сюда занесло, я не удивлюсь.
Я не стал спорить, хотя здорово сомневался, что, например, в городке со смешным названием Немецкий Угол проживали исключительно пруссаки.
– В Варшаву так в Варшаву, – согласился я. – Три часа езды – не крюк. Как лучше ехать, Кейт, по первому шоссе или по девяносто пятому?
Кейт поводила пальцем по карте.
– По девяносто пятому, – решила она. – Все курортные городки на берегу сейчас пустуют, машин на дороге почти нет. А первым ближе не будет.
– И давайте я сяду за руль, а вы подремлете сзади, – предложил я. – У вас была тяжелая ночь, а мы привычные.
Арлингтон, штат Виргиния,
29 сентября 1979 года, суббота.
Анджей Заброцкий
