уклада дали столь зримые всходы: ведь мидкемиец мог стать отцом четырнадцатилетнего мальчика только в одном случае - если он ранее содержался в Империи как военнопленный и раб.
Еще совсем недавно сама мысль о том, что сын раба может стать Императором, стала бы причиной жестокого кровопролития, войны не на жизнь, а на смерть под предлогом отстаивания чести, хотя подлинным мотивом были бы тайные амбиции каждого властителя.
Однако теперь, вглядываясь в лица тех, кто стоял внизу, Мара видела по преимуществу любопытство, удивление и искреннее восхищение. В сознании всех, за исключением горстки самых отъявленных ретроградов, Законы Великой Свободы уже пришли на смену Игре Совета. Все чаще сыновья титулованных отцов стремились занять должность при императорском дворе, вместо того чтобы служить в войсках своего семейства. Именно эти молодые люди, освободившиеся от традиций предков, кричали радостнее всех.
Только что у них на глазах Мара вновь совершила немыслимый дотоле поступок. Впрочем, подданные уже привыкли ожидать от нее самых невероятных шагов.
Тут Джастин, поднявшись со своего трона, сбросил мантию и тиару на руки слуге, а сам кинулся в объятия отца, которого никогда не знал, но чье имя обросло легендами в устах старых слуг Акомы.
Мара со слезами на глазах наблюдала за этой сценой. Огромная рука Кевина протянулась к ней и заключила ее в тройственные объятия.
Властительница не удержалась от смеха. Она успела забыть, как он порывист и необычайно силен.
- Хозяйка Империи, - произнес Кевин; его слова тонули в торжествующем реве собравшихся, - ты властительница сюрпризов! Надеюсь, мне будет дозволено бывать в императорских покоях, чтобы поближе узнать сына и возобновить старинное знакомство с его матерью?
Мара глубоко вздохнула, ощутив запах незнакомого меха, неведомых пряностей, шелков, вытканных чужеземным способом в далекой холодной стране, которую она намеревалась когда-нибудь посетить, переправившись через Бездну. Ее захлестнула такая волна страсти, которая грозила сбить ее с ног.
- У тебя будет целая жизнь для общения с сыном, - прошептала она так, чтобы ее слышал только Кевин. - И столько лет, сколько ты сам пожелаешь, для продолжения знакомства с его матерью, если только тебя не отзовет твой король.
Кевин расхохотался:
- Лайам не чает, как от меня избавиться. На границе теперь затишье, и такому бузотеру, как я, там делать нечего. - С этими словами он еще крепче привлек ее к себе, переполняемый простой земной радостью.
В этот миг над Священным Городом зазвучали гонги храмов. Сладостная музыка поплыла над императорскими покоями и садами - это жрецы Двадцати Великих Богов запели вечернюю молитву. День прошений подошел к своему завершению.
Кевин отступил на шаг и улыбнулся женщине, которая ни на день не отпускала его сердце.
- Ты хозяйка чего-то большего, чем вся эта Империя, - сказал он, смеясь, и приветственные возгласы, звучавшие в зале, не смолкли, когда, взяв за руки единственную женщину, которую любил, и их сына-императора, он повел их вниз с высокой тронной пирамиды.
