Кент оторвался от объектива телескопа и проговорил:
— Всем, что находится в галактике, занимается астрономия, или же вы можете назвать другую науку, которая этим займется?
Поколебавшись, Лестер медленно ответил:
— Показание шкалы просто фантастическое. Я не думаю, что нам следует пользоваться галактическим телескопом. Это воздействие может передаваться лучом, сфокусированным на нашем корабле.
Кент повернулся к специалистам, расположившимся в креслах перед контрольным пультом, и спросил:
— У кого-нибудь есть предложения или соображения?
Гросвенф оглянулся, надеясь, что говоривший раньше объяснит свою мысль поподробнее, но тот молчал.
Несомненно, люди уже не осмеливались выступать так свободно, как при Мортоне, когда тот вел собрание. Так или иначе, но Кент весьма ясно давал понять, что считает мнение всех, кроме глав отделов, не заслуживающим внимания. Было также очевидно, что он не считает некзиальный отдел равноправным.
В течение нескольких месяцев Кент и Гросвенф были вежливы друг с другом, но старались видеться как можно реже. За это время исполняющий обязанности директора, желая упрочить свои позиции, под всяческими благовидными предлогами представил на совет несколько предложений, дающих его отделу преимущество перед остальными.
Из глубины контрольной первым отозвался на слова Кента биолог Скит. Он сухо заметил:
— Я вижу, что мистер Гросвенф крутится на своем стуле. Может быть, он вежливо ждет, пока не выскажутся более старшие? Мистер Гросвенф, что у вас на уме?
Гросвенф подождал, пока затихнет слабый смех, к которому Кент не присоединился. Исполняющий обязанности, недовольно произнес, уставившись почему-то на Эллиота:
— Мы вас слушаем, мистер Гросвенф…
— Несколько минут назад кто-то предложил нам повернуть обратно домой. Я бы хотел, чтобы этот человек мотивировал свое предложение.
Ответа не последовало. Гросвенф видел, что Кент нахмурился. Действительно, казалось странным, что есть человек, не желающий подтвердить свое мнение, в какой бы форме оно ни было высказано. Все с удивлением переглядывались.
В конце концов, снова заговорил Скит:
— Когда было сделано это предложение? Я не помню, чтобы слышал его.
— И я! — эхом отозвались несколько голосов.
Глаза Кента блеснули. Гросвенфу показалось, что тот собирается уличить его во лжи.
— Позвольте мне прояснить этот вопрос, — нахмурился Кент. — Было такое утверждение или нет? Кто еще его слышал? Прошу поднять руки.
Все руки остались опущенными.
— Мистер Гросвенф, что именно вы слышали? — злобно процедил Кент.
Гросвенф четко произнес:
— Насколько я помню, слова были следующие: «Есть мнение, что корабль должен возвратиться домой», — он умолк, но поскольку никаких замечаний не последовало, продолжил: — Кажется ясным, что сами слова возникли в результате стимуляции слуховых центров моего мозга. Кто-то чувствует сильнейшее желание отправить нас домой, и я его уловил… Я, конечно, не предлагаю это заключение в качестве единственно верного.
Кент недовольно осведомился:
— Все мы, мистер Гросвенф, все еще пытаемся понять, почему именно вы, а не кто-то другой, услышали это предложение?
И опять Гросвенф оставил без внимания тон, которым это было сказано, и искренне ответил:
— Последние несколько минут я как раз это обдумывал. Я не могу не вспомнить, что в период инцидента с Риим мой мозг был подвергнут стимуляции в течение довольно длительного времени. Вполне возможно, что я стал более чувствительным к подобным воздействиям. — Тут ему пришло в голову, что эта чувствительность могла объяснить то, что он смог услышать шепот в своих изолированных экранами комнатах.
Гросвенф не был удивлен, что Кент брезгливо нахмурился. Химик показывал, что предпочитает не вести разговоры о птичьем народе и о том, что они проделали с сознанием членов экспедиции. Кент холодно проговорил:
— Я уже имел удовольствие слышать рассказы о вашем вкладе в этот эпизод. Если я не ошибаюсь, вы утверждали, что причина вашей победы над Риим заключалась в том, что члену одной расы трудно контролировать нервную систему представителя другой формы жизни, совершенно ему незнакомой. Как же вы тогда объясните то, что кто-то проник в ваше сознание и стимулировал с удивительной точностью именно те участки вашего мозга, которые воспроизвели слова, только что повторенные вами.
Гросвенфу показалось, что тон Кента и его самодовольство произвели на всех неприятное впечатление.
— Директор, тот, кто стимулирует мой мозг, может знать о проблеме общения с нервной системой пришельца. Я не стану утверждать, что он говорит на нашем языке. Кроме того, подобное решение проблемы было бы лишь частичным, поскольку я — единственный человек, отозвавшийся на стимуляцию. Я считаю, что в настоящий момент нам стоит обсуждать не то, каким путем я ее получил, а почему, и что мы должны с этим делать, — закончил выступление Гросвенф.
Глава отдела геологии Дональд Мак-Кен откашлялся и сказал:
— Гросвенф прав. Я полагаю, джентльмены, что нам следует признать тот факт, что мы вторглись на чью-то территорию.
Кент поджал губы, собираясь заговорить, но заколебался. Немного помолчав, он все же высказался:
— Я думаю, нам следует быть осторожными, так как мы располагаем достаточными для выводов фактами. И я считаю, что нам следует действовать так, как если бы мы столкнулись с более могучим, чем у человека, интеллектом.
В контрольном пункте установилась тишина. Гросвенф заметил, что люди незаметно для себя приободрились. Их губы стали тверже, выражение лиц уверенней. Он видел, что и другие заметили эту реакцию.
Социолог Келли мягко произнес:
— Я рад… э… тому, что никто не высказывает желания повернуть назад. Отлично! Мы служим нашему правительству и нашей расе; наш долг — исследовать возможности новой галактики, особенно сейчас, когда доминирующая здесь форма жизни знает о нашем существовании. Заметьте, пожалуйста, что я одобряю предложение директора Кента и говорю так, как если бы мы были действительно вынуждены вступить в контакт с существами на высшей стадии развития. Их способность непосредственно воздействовать на наш мозг и стимулировать его означает то, что они явно наблюдают за нами и многое о нас знают. Мы не можем позволить себе, чтобы эти знания были односторонними.
Кент уже успокоился, когда заговорил снова:
— Мистер Келли, что вы думаете по поводу галактики, в которую мы направляемся?
Лысый социолог поправил очки.
— Она… э… велика, директор. Но этот шепот мог быть эквивалентен перекрещивающимся радиоволнам, распространяющимся в нашей собственной галактике. Они… э… могут быть просто внешними сигналами, идущими из пустынных мест в зону развития, — он умолк, но не слыша ничьих замечаний, продолжил: — Вспомните, ведь человек тоже оставил вечные следы в собственной галактике. Планеты сошли со своих орбит. Мертвые миры покрылись живой зеленью. Океаны появились там, где безжизненные пустыни лежали под солнцем. И наше присутствие здесь, на этом огромном корабле, является проявлением мощи человека, способного проникать дальше, чем все существующие шепоты.
Следующим выступил Гурлей из отдела коммуникации.
