Дуглас помедлил перед порогом комнаты. Она как-то странно изменилась, хотя незнакомец пробыл в ней всего лишь несколько минут. Соломенная шляпа, небрежно брошенная на кровать, казалась еще уродливее. Зонтик незнакомца, прислоненный к стене, напоминал большую летучую мышь со сложенными крыльями. Сам жилец стоял в центре комнаты спиной к Дугласу.
— Эй! — сказал Дуглас, бросив стопку белья на кровать. — Мы едим ровно в полдень, и, если вы опоздаете, суп остынет. И так будет каждый день!
Незнакомец обернулся, достал из кармана горсть медных центов, отсчитал десять монет и опустил их в карман курточки Дугласа.
— Мы будем друзьями, — сказал он, зловеще улыбнувшись.
Дуглас удивился: у незнакомца было так много медных центов и ни одной серебряной монетки в десять или двадцать пять центов. Только новые медные одноцентовики. Дуглас хмуро поблагодарил его.
— Я опущу их в копилку. Там у меня уже шесть долларов пятьдесят центов. Это на мое путешествие в августе…
— А теперь я должен умыться, — сказал незнакомец.
Дуглас вспомнил, как однажды ночью он проснулся от того, что за окном была настоящая буря — ветер завывал в трубе и раскачивал деревья, а по крыше грохотал дождь. И вдруг яркая молния осветила всю комнату, а затем дом потряс страшный раскат грома. Дуглас навсегда запомнил страх, который сковал его при свете молнии.
Похожее чувство он испытал и сейчас, глядя на незнакомца. Комната уже не была такой, как раньше. Она изменилась каким-то неопределенным образом, как и та спальня при свете молнии. Дуглас сделал шаг назад.
Дверь захлопнулась перед его носом.
Деревянная вилка подцепила немного картофельного пюре, поднялась и вернулась в тарелку пустой. Мистер Каберман (так звали нового жильца), спустившись к обеду, принес с собой деревянный нож, ложку и вилку.
— Миссис Сполдинг, — сказал он, не обращая внимания на удивленные взгляды, устремленные на эти предметы, — сегодня я у вас пообедаю, а с завтрашнего дня — только завтрак и ужин.
Бабушка суетилась, подавая суп в старинной супнице и бобы с пюре на большом блюде — она пыталась произвести впечатление на нового постояльца. А Дуглас тем временем возил своей ложкой по тарелке Он заметил, что скрип раздражает жильца.
— А я знаю фокус, — сказал Дуглас. — Смотрите!
Он ногтем подцепил зуб вилки и показал на разные стороны стола. И из тех мест, на которые он указывал, раздался металлический вибрирующий звук, похожий на голос демона. Фокус, конечно, нехитрый. Дуглас прижимал ручку вилки к крышке стола. Получалось, что будто бы крышка сама завывала, и выглядело это весьма устрашающе.
— Там! Там! И там! — восклицал счастливый Дуглас, поигрывая вилкой. Он указал на тарелку Кабермана, и звук донесся из нее.
Землистое лицо Кабермана застыло, а в глазах его отразился ужас. Он отодвинул свой суп и откинулся на спинку стула. Губы его дрожали.
В этот момент из кухни появилась бабушка:
— Что-нибудь не так, мистер Каберман?
— Я не могу есть этот суп.
— Почему?
— Я уже сыт, спасибо.
Мистер Каберман раскланялся и вышел.
— Что ты здесь натворил? — спросила бабушка, наступая на Дугласа.
— Ничего, бабуля. А почему у него деревянная ложка?
— Твое-то какое дело? И когда только у тебя кончатся каникулы?
— Через семь недель.
— О, господи! — простонала бабушка.
Мистер Каберман работал по ночам. Каждое утро он таинственным образом появлялся дома, поглощал весьма скромный завтрак и затем весь день беззвучно спал у себя в комнате до самого ужина, на который собирались все постояльцы.
Привычка мистера Кабермана спать днем обязывала Дугласа вести себя тихо. Это было выше его сил, и, если бабушка уходила к соседям, Дуглас начинал носиться по лестнице и бить в барабан, или кричать перед дверью Кабермана, или дергать ручку бачка в туалете.
Мистер Каберман никак не реагировал на это. Из его комнаты не доносилось ни звука. Там было тихо и темно. Он не жаловался и продолжал спать. И это было очень странно.
Дуглас чувствовал, что с тех пор, как комната стала страной Кабермана, в нем разгорается жаркое пламя ненависти. Когда там жила мисс Сэдлоу, комната была просторной и уютной, как лесная лужайка. Теперь она стала какой-то застывшей, холодной и чистой. Вес стояло на своем месте. Это казалось странным.
На четвертый день Дуглас забрался по лестнице к своему любимому окошку с разноцветными стеклами. Оно находилось между первым и вторым этажом и было застеклено оранжевыми, фиолетовыми, голубыми, красными и желтыми стеклышками. Дуглас очень любил смотреть через них на улицу, особенно по утрам, когда первые лучи солнца золотили землю.
Вот голубой мир — голубое небо, голубые люди, голубые машины, голубые собаки.
А вот желтый мир. Две женщины, переходившие улицу, сразу стали похожи на азиатских принцесс. Дуглас хихикнул. Это стеклышко даже солнечные лучи делало еще более золотыми.
Около восьми часов Дуглас увидел мистера Кабермана. Он возвращался со своей ночной работы, постукивая тросточкой. На голове у него была неизменная соломенная шляпа. Дуглас приник к другому стеклу. Краснокожий мистер Каберман шел по красному миру с красными цветами и красными деревьями. Что-то поразило Дугласа в этой картине. Ему вдруг показалось, что одежда мистера Кабермана растаяла и кожа его стала прозрачной. И то, что Дуглас увидел под кожей, заставило его от изумления прижать свой нос к стеклу.
Мистер Каберман поднял голову, увидел Дугласа, и сердито, как бы для удара, замахнулся своей тростью. Затем он быстро засеменил по красной дорожке прямо к двери.
— Эй, мальчик! — закричал он, затопав по ступенькам. — Что ты там делаешь?
— Ничего, просто смотрю, — пробормотал Дуглас.
— Просто смотришь и все?! — кричал Каберман.
— Да, сэр. Я смотрел через разные стекла и видел разные миры — голубой, красный, желтый. Разные.
— Да, да. Разные. — Каберман сам посмотрел в окно. Его лицо побледнело. Он вытер лоб носовым платком и притворно улыбнулся. — Все разные. Вот здорово! — Он пошел к своей двери и, обернувшись, добавил: — Ну-ну, играй!
Дверь закрылась. Каберман ушел к себе. Дуглас скорчил ему вслед гримасу и нашел новое стекло:
— О, все фиолетовое!
Через полчаса, когда он играл в песочнице, раздался звон разбитого стекла. Дуглас вскочил на ноги и увидел выскочившую на крыльцо бабушку, которая сердито грозила ему рукой.
— Дуглас! Сколько раз я тебе говорила не играть с мячом перед домом!
— Но я же сижу здесь, — возразил Дуглас, однако бабушка не хотела его слушать.
— Смотри, что ты наделал, негодный мальчишка!
Чудесное разноцветное окно было разбито, и среди осколков лежал баскетбольный мяч Дугласа.
И, прежде чем он успел что-то сказать в свое оправдание, на него обрушился град тумаков.
Потом он сидел в песочнице и глотал слезы, которые текли у него не столько от боли, сколько от обиды на свершившуюся несправедливость. Он знал, кто бросил мяч. Конечно же, это человек в соломенной
