населения, жившего на землях удельных князей, становились подведомственными царскому суду. Тяжбы московских и удельных детей боярских по-прежнему оставались в компетенции общего суда — царских и удельных судей. Судопроизводство должно было вестись только в Москве. Иски на горожан Москвы со стороны удельных горожан рассматривались только московским наместником, а иски москвичей к удельным горожанам разбирались совместно.
Вскоре после выздоровления Иван Грозный пожаловал Алексею Адашеву чин окольничего и его отцу чин боярина. Таким образом, положение Адашевых и их сторонников укрепилось. Влияние же Сильвестра, поддержавшего в ходе мартовских событий 1553 г. Владимира Андреевича, начало падать. В июле 1554 г. князь Никита Семенович Лобанов-Ростовский, сын наиболее активного сторонника Владимира Старицкого, сделал попытку бежать в Литву. Побег не удался, и первому неудачливому эмигранту времен Грозного пришлось отправиться в ссылку на Белоозеро. Его единомышленники пока не были наказаны. Самый факт попытки бегства показывал рост недовольства некоторых бояр внутренней политикой Грозного.
Автор приписок к Царственной книге связывает с событиями марта 1553 г. и начавшуюся «скудость» в государстве. Она, конечно, не имеет отношения к разногласиям в Думе, но, действительно, появилась именно в это время. Началось обезлюдение деревень Новгородской земли. Важнейшей его причиной был рост государственных податей и повинностей. Представители местной администрации пользовались любым удобным случаем, чтобы взыскивать поборы или штрафы с крестьян. На самую страдную пору назначали они и суд, отрывая крестьян от полевых работ. Продолжались выступления «разбойников» — во Владимире, Старой Рязани, Переяславле-Рязанском, Зубцовском уезде, Новгороде. «Разбои и татбы великие» грозили серьезными осложнениями. Недаром в борьбу с ними активно включились и монастырские власти. Острую ненависть населения вызывали кормленщики и их люди. В летописной заметке под 1555–1556 гг. записано: «Тех градов и волостей мужичья многие коварства содеяша и убийства их (кормленщиков. —
Одной из наиболее ярких форм классовой борьбы того времени было реформационное движение. В России, как в Польше и в ряде других стран, в силу недостаточного развития бюргерской оппозиции большую роль играли в нем представители дворянства. Мелкое дворянство имело некоторые общие интересы с горожанами, их общими врагами были светские и церковные магнаты.
В дворянской среде, затронутой реформационным движением, создается кружок выходца из мелкопоместных детей боярских Матвея Башкина. В 1550 г. он был зачислен в Избранную тысячу, а летом и осенью 1553 г. над ним состоялся суд. Башкин был признан виновным в том, что он и его единомышленники считали Иисуса Христа неравным богу-отцу, отрицали необходимость официальной церкви. Ему ставилось в вину, что он якобы отвергал иконопочитание и называл иконы «окаянными идолы», отрицая необходимость не только святоотеческой литературы, но и священного писания.
Смелый критик церкви и церковного учения, Матвей Башкин был передовым мыслителем и по своим социальным взглядам. Он резко выступал против полного холопства и кабальной зависимости, возмущался тем, что «у нас де на иных (людей. —
Хотя о политических взглядах М. Башкина не сохранилось каких-либо сведений, известно, что он вместе с Ф. Г. Адашевым, Ф. И. Шуйским, Д. Р. Юрьевым и Ф. М. Нагим в 1547 г. выступал в качестве поручителя за опального князя И. И. Турунтая-Пронского. По-видимому, в марте 1553 г. Башкин, как и члены его кружка Борисовы-Бороздины, близкие к старицкому двору, поддерживал кандидатуру князя Владимира.
Одновременно с Башкиным перед церковным судом предстал старец Артемий. Постриженник Псково- Печерского монастыря, игумен которого Корнилий отличался своими антимосковскими настроениями, Артемий был ярым противником монастырского землевладения. В 1551 г., когда правительство Избранной рады пыталось провести в жизнь свою секуляризационную программу, Артемий был назначен игуменом Троице-Сергиева монастыря, но вскоре ушел на Белоозеро в Порфирьеву пустыню. В конце 1553 г. он был привлечен в качестве ответчика по делу Матвея Башкина. Артемий объявил, будто Башкин признавал только то, что написано в Евангелии и у апостолов, а остальные предания «святых отцов» отрицал. Это был явный навет — ни в сочинениях старца, ни в показаниях других свидетелей не было подобных сведений. Дав объяснения, Артемий самовольно покинул Москву и направился на север. Это расценили как бегство. Церковный собор специально занялся делом Артемия. В чем только ни обвиняли бывшего троицкого игумена! Он де не проклинал новгородских еретиков, неправильно писал о троице, хвалил латынян, отрицал целесообразность пения панихид по умершим, и даже был повинен в каких-то «блудных грехах» перед назначением в игумены. Большинство свидетелей по делу Артемия не подтвердили обвинений. Тем не менее в январе 1554 г. он был отлучен от церкви и послан на вечное заточение в Соловецкий монастырь. Вскоре ему удалось бежать за рубеж.
Процесс Артемия был беззаконием даже с точки зрения норм церковного суда. Решение суда, объявившего Артемия еретиком, отвечало желанию иосифлянской верхушки церкви расправиться с одним из наиболее влиятельных нестяжателей. Всякое проявление свободомыслия, даже у ортодоксальных приверженцев православия, жестоко каралось церковью.
Резкая критика стяжательства монастырей, «сребролюбия», проповедь нравственного самосовершенствования и аскетизма, любви к богу и к ближним («несть бо царство божие брашно и питие, но правда и мир и радость о дусе святе»9), критическое отношение к обрядовой стороне религии и к писаниям отцов церкви, призыв к познанию и учению — все это в корне подрывало основы иосифлянского миропорядка и подготавливало почву для появления радикальных реформационных течений. Разгром кружка Башкина и суд над Артемием имели практические результаты и для судеб «добровольных холопов». Дабы прекратить поступление в добровольные холопы, правительство в октябре 1555 г. запретило рассматривать иски о воровстве имущества, если ответчиками выступают добровольные холопы.
Новый взлет реформационного движения связан с именем Феодосия Косого. «Москвитин», холоп царского слуги, Феодосий бежал из столицы до 1551 г. и постригся в одном из белозерских монастырей. Ученик Артемия по Порфирьевой пустыни Феодосий и его сподвижники позднее переехали в более южный Новоезерский монастырь. По завершении дела Артемия в январе 1554 г. церковные власти принялись за искоренение учения Феодосия Косого. Его самого и членов его кружка доставили в Москву на церковный суд. Некоторым из арестованных, в том числе и Феодосию Косому, удалось бежать в Литовское княжество. В 1556–1557 гг. состоялся собор, разбиравший дело новоезерских монахов — учеников Артемия и последователей Косого.
Свое учение Феодосий Косой проповедовал устно. О содержании его известно лишь из сочинений противников Феодосия, в частности Зиновия Отенского. В конце 50-х — начале 60-х годов он написал «Послание многословное», а в 1565–1566 гг. — «Истины показание». Зиновий хорошо знал учение Косого. Для него как непримиримого врага всякого свободомыслия это учение было греховно уже потому, что противоречило церковным догмам. К тому же его создателем был холоп. Зиновий называл учение Феодосия Косого «рабьим учением».10
Среди сторонников Феодосия Косого были не только холопы, но и низы крестьянства. Всем им адресовал Феодосий Косой свое учение, очень простое по форме и содержанию. Он не отрицал существования бога, что ему приписывал Зиновий, но отрицал догмат троичности. Он отрицал воплощение бога во Христе, которого считал своеобразным наставником. Феодосий сравнивал бога с царем. Последний мог приказать художнику подновить в случае необходимости свое изображение. Почему не мог послать кого-либо и бог, чтобы усовершенствовать мир, созданный им самим? Если бог создал мир своим «словом», то почему он не мог изменить его тоже «словом»? Почему он захотел явиться миру в человеческой плоти?
