Но соседка знала некую жгучую тайну и не могла утерпеть, чтобы не поделиться. Чуть наклонившись, она сообщила полушепотом:
— Мой муж говорит, кто-то тайком работает с передатчиком, где-то совсем недалеко от нас. Он позаботится, чтобы в пятницу оцепили и обыскали наш квартал. К тому времени он как раз вернется.
Никогда в своей жизни, ни до того, ни после, Урсула не была так близко к провалу. Если бы не случайный разговор с глупой женой нациста, в пятницу она была бы уже в полиции, а в субботу, вероятно, в гестапо. Впрочем, осознание опасности пришло значительно позже. Сейчас она была спокойна, мысль работала четко.
«До пятницы еще остается время на один сеанс связи» — размышляла Урсула. С точностью до секунды она высчитала, как быстро удастся, в случае облавы, спрятать «патефон» и сжечь бумагу. Впрочем, что толку? Помехи от передатчика, все равно выдали бы ее с головой.
Время сеанса приближалось. Дом не был оцеплен, у нациста наверху темно. Впрочем, в этом не было ничего удивительного: вероятнее всего, запеленговали и уже потом оцепили бы квартал, а не отдельный дом. Прием был отчетливый, так что времени на сеанс ушло мало. Урсула сообщила, что пока не сможет больше вести передачи, но что в четверг или субботу еще сможет выйти на связь. На следующий день разведчица отнесла «патефон» — передатчик к одному из товарищей.
Ответ от Центра, который был повторен несколько раз, она получила в четверг. Урсула ничего не передавала и даже не смогла подтвердить прием. Центр приказал вернуться в Польшу. В Данциге она пробыла примерно четыре месяца.
Позднее, приобретя более солидный опыт работы, Урсула анализировала все, что она делала «не так». Ведь нетрудно было догадаться, что в новых кварталах селятся, в основном, нацисты. А уж коль скоро ее угораздило выбрать этот район, надо было вести передачи поздно ночью, когда никто уже ну слушает радио. Это просто чудо, что она вовремя обо всем узнала. И надо же было сообразить еще раз потом радировать из собственной квартиры — она прямо-таки нарывалась на арест! Надо было перенести передатчик к кому-нибудь из их группы и провести сеанс оттуда. «Как все это было легкомысленно!» — думала Урсула потом. Но тогда она не предавалась подобным размышлениям и считала, что делает все очень хорошо.
Вернувшись в марте 1937 года в Польшу, Урсула и Рольф поселились в другом предместье, в сорока минутах езды на автобусе от Варшавы. Это был дом в лесу на две семьи с садом, верхний его этаж пустовал. В этом домике, в середине мая, разведчица получила из Центра известие, что некий товарищ будет ждать ее в Варшаве на главной улице Новы Свят в такое-то время на таком-то углу. Никаких внешних условных примет не нужно.
Как всегда, Урсула оказалась на месте минута в минуту. Она была убеждена, что пунктуальность — одно из необходимых условий нелегальной работы. Некоторое время молодая женщина прогуливалась взад и вперед, а потом… потом с трудом удержалась от того, чтобы радостно поздороваться с подходившим к ней человеком! Еще бы, ведь это был Туманян! Он приехал, чтобы проконтролировать работу разведчиков.
Туманян провел в Варшаве несколько дней. Домик Урсулы ему понравился. Войдя в комнату, он огляделся и, улыбаясь, заявил:
— Теперь я понимаю, почему меблировка обошлась вам так дешево.
И в самом деле, не зная, сколько времени они смогут провести в Польше, Рольф и Урсула приобрели мебель не в магазине, а в столярной мастерской.
— Рольф сам покрасил ее! И я считаю, что тона просто прелестны, — похвасталась Урсула.
Визит Андрея она восприняла как приезд друга. Лопаясь от гордости, показала ему Янину и на этот раз призналась, что отец девочки — Иоганн. Андрей серьезно посмотрел на Урсулу, но, в конце концов, улыбнулся и больше не затрагивал этой темы.
Они обсудили работу и вместе съездили в Данциг. Но говорили по пути не только о работе.
— Урсула, я бы хотел, чтобы ты относилась ко мне не только как к начальнику, но и как к другу, — заявил Андрей. — Я даже настаиваю на дружбе.
Урсула, конечно, обрадовалась, но не успела спрятать удивленный взгляд. Андрей заметил его и объяснил:
— Мне кажется, что ты уже не излучаешь ту веселость, которая отличала тебя в московской школе. Ты переживаешь, что Иоганн далеко от тебя? А как у тебя дела с Рольфом?
— Я очень ценю Иоганна и все еще тоскую по нему, но вернуться к нему… Нет, этого мне, пожалуй, не хочется. А с Рольфом у меня отношения совсем неплохие. Нет, все обстоит не так уж плохо. Просто мне в этом отношении не везет, как и всем прочим жизнерадостным людям, в отличие от людей тихих и спокойных: стоит нам хоть чуточку приуныть, и это моментально всем бросается в глаза.
Андрей засмеялся, взял руки молодой женщины в свои и сказал:
— Соня, Соня…
Чуть позже, когда они говорили уже о деле, он сказал, что доволен ее работой, и что Директор тоже доволен. Урсула чуть погрустнела.
— Я порой кажусь себе такой неумелой! В радиоделе постоянно появляются какие-то новшества, я не в состоянии за ними следить. Вот если бы еще поучиться в Советском Союзе!
К ее изумлению, Андрей согласился.
— Ты можешь поехать на несколько месяцев в СССР, а затем вернуться в Польшу.
Она шла и радовалась, что у нее есть Олло. В таких случаях няня была незаменима. На время отсутствия Урсулы Миша и Нина останутся в надежных руках. Она так обрадовалась, что едва не пропустила мимо ушей последнюю просьбу Андрея: он хотел, чтобы Урсула радировала в Центр о сроке его возвращения. Сообщение было совсем коротенькое.
Когда в тот вечер разведчица налаживала передатчик, Рольф, к счастью для нее, был в комнате. Она так и не поняла, что и во что она воткнула, но внезапно она получила такой удар током, что не могла оторвать руку от контактов. Урсула закричала. Рольф, побелевший, как полотно, сразу же выключил ток. Пахло горелым, большой и указательный пальцы у нее были обожжены до черноты. Несмотря на боль, она продолжала работу и, в конце концов, аппаратура была подготовлена. Но эта злополучная ночь была как заколдованная. В приемнике что-то без конца гудело, шуршало и трещало, Урсула не понимала партнера, он никак не мог принять ее сообщение. А ведь надо было передать всего-навсего не то сорок, не то пятьдесят групп знаков. Урсула промучилась несколько часов — и все без толку. На следующий день ей было стыдно и неприятно, но она рассказала о случившемся Андрею.
— А что произошло бы, касайся дело по-настоящему важного сообщения? — сердито спросил он.
— Теперь вы видите, что мне обязательно надо учиться? — нашлась Урсула.
В следующую ночь ей, хотя и не без труда, удалось протолкнуть злосчастную радиограмму. А перед тем как проститься, Андрей сказал ей, что прочел в газетах: пятна на солнце вызвали помехи в атмосфере, которые повсюду отразились на работе радиоаппаратуры.
— Но в Москву вы все равно поедете, — закончил он.
Где встречаются люди? В Москве!
Итак, в июне 1937 года ей предстояло отправиться в Советский Союз. Олло с детьми отправили к родителям Рольфа на туристскую базу близ границы — они сняли там соседний дом. Когда Урсула задумывалась о свекрови, о том, как она любит свою мнимую внучку Янину, обман казался ей еще более отвратительным. Она уже не находила в себе сил молчать.
— Рольф, сколько можно обманывать твою мать? Мы должны рассказать ей правду о Янине.
Он вздрогнул и быстро посмотрел на нее:
— Не надо. Не доставляй ей новых огорчений. И без того сейчас трудные времена…
— Неужели он еще на что-то надеется? — промелькнуло у нее в голове…
В Советском Союзе Урсула пробыла три месяца. Первым из старых знакомых она встретила Карлоша. Ее, как обычно, для начала послали на отдых в Алупку, и Карлош улаживал все формальности. Он был все
