что работает на СССР. Посоветовавшись со знакомыми коммунистами из английского батальона Интернациональных бригад, тот порекомендовал Александра Аллена Фута. Она отправила в Центр данные на этого человека и получила разрешение привлечь его к работе. (Без санкции Москвы новых агентов Соня не вербовала). Они должны были еще раз встретиться, но Фут заболел, и Урсула, оставив для него все необходимые указания, уехала в Швейцарию вместе с детьми и с неизменной Олло. Позднее, по рекомендации все того эе Спрингхолла, был привлечен к работе еще один английский интербригадовец — Леон Бертон.
Политические события подстегивали ее: незадолго до отъезда из Англии состоялся «мюнхенский сговор». Сначала западные страны сдали фашистам Испанию. Теперь они же сдавали Чехословакию. Кто будет следующим?
…Дети уже привыкли к постоянным переездам. Миша успел пожить в Китае, Польше, Чехословакии и Англии, поговорить на четырех языках — немецком, английском, китайском и польском. Теперь ему предстояло жить в Швейцарии и учить французский. Впрочем, при всех переездах, у детей было то, что называется родным домом — Урсула неизменно заботилась об этом, то одна, то вдвоем с Рольфом. Но срок их жизни с Рольфом подходил к концу. Он должен был оставаться с семьей лишь до тех пор, пока они не устроятся в Швейцарии. Ее бывший муж уже нашел точку приложения своих сил — он попросил Центр о направлении на работу обратно в Китай.
После недолгого пребывания в пансионе в Лозанне они нашли дом. Это была модернизированная крестьянская усадьба в горах Французской Швейцарии, на высоте 1200 метров. Дом стоял на холме и так и назывался: «Кротовый холм». Позади дома было целое поле нарциссов, любоваться на которое весной приезжали люди издалека, чуть ли не со всей Швейцарии. Зимой здесь было полно лыжников. В остальное же время года обитатели усадьбы не были избалованы прохожими и приезжими людьми. Позади дома был хлев с коровами, принадлежавшими местному крестьянину по имени Франсуа, с женой которого Урсула быстро нашла общий язык. Мишу определили в находящийся неподалеку детский пансион, где была школа. Несмотря на то, что мальчик пошел в школу впервые, он оказался хорошо подготовленным — недаром Урсула столько занималась с ним в Польше.
Естественно, первое, что сделали Урсула и Рольф, въехав в новый дом — это установили передатчик, надежно спрятав его во встроенном бельевом шкафу в одной из трех комнат дома, причем так удачно, что во время работы его не нужно было даже вытаскивать. Отверстия для проводов они искусно замаскировали, закрыв вплотную пригнанными деревянными затычками, так, что они совершенно были похожи на следы сучков. Связь удалось установить быстро, и качество ее было вполне приемлемым. 28 октября 1938 года Соня передала первую радиограмму в Центр. Там ее знали как корреспондента «Жмеринка».
Отвлечемся на время от Рут Вернер и расскажем о том, о чем мало кто знает. Образ радиста- нелегала, кочующий из книги в книгу, из фильма в фильм, хорошо известен читателям. Известно им и то, с какими трудностями и опасностями сопряжена работа радистов. Но немногие знают, какие сложные проблемы влекла за собой организация этих радиосеансов для Центра. Обычно нелегальные радиостанции имели малую мощность и были достаточно элементарными по конструкции, чтобы радисты, имевшие, как правило, небольшую подготовку и малый опыт работы, могли с ними справляться. (Исключения, конечно были — такие, как, например, уже знакомый нам Макс Клаузен, радист Зорге. Но это были именно исключения.) Большинство радистов имели очень небольшую квалификацию, и поддерживать с ними связь было очень трудно.
Для выполнения этой задачи на приемном радиоцентре в Москве выделяли самых квалифицированных радистов. Основной радист вел связь, управлял радиопередатчиком, а остальные, вместе с ведущим, принимали радиограммы. Прием производился в разных местах, то есть, на разнесенных антеннах, что усиливало возможность правильно принять радиограмму, не требуя ее повторения — чем короче сеанс связи, тем безопасней это для радиста-нелегала. Протяженность линий радиосвязи была самая разнообразная — от сотни до нескольких тысяч километров. И от принимающих радистов требовалось хорошо знать и умело пользоваться особенностями распространения коротких волн, уметь маневрировать частотами. Но, в конце концов, все эти трудности были преодолены, и советская разведка умело использовала маломощную радиоаппаратуру, организуя с ее помощью достаточно надежную связь.
По воспоминаниям ветерана спецрадиосвязи ГРУ К. Покровского, «всех радиооператоров центрального радиоузла военной разведки предупредили: корреспонденту «Жмеринка» максимум внимания. Чтобы ускорить его обнаружение и в эфире долго не держать, одновременно три оператора сели за разные радиоприемники. В условленное время все трое обнаружили немного сбивчивый от волнения сигнал. Потом новичок передал шифрованную радиограмму и исчез».[17]
Сразу же Урсула начала устанавливать и необходимые для работы связи. С помощью отца она познакомилась с англичанином Блеллохом, занимавшим неплохой пост в Лиге Наций, и его женой, отец которой, журналист, сотрудничал с «Манчестер гардиан». Была среди ее знакомых и женщина по имени Мари, библиотекарь Лиги Наций, и журналистка левого направления Катя. Мари сотрудничала в еврейской эмигрантской организации, что в свое время окажется полезным: с ее помощью Урсула и ее третий муж смогут получить латиноамериканские паспорта, что облегчит им, когда придет пора, выезд из страны. В Лиге Наций народ был специфический. Урсула вспоминает: «Типичная для Мари и ее окружения черточка: узнав о моих случайных ночевках у Кати, Мари лукаво спросила: «Так ли уж это безобидно? Ведь у Кати, кажется, всего одна комната с двуспальной кроватью?»[18] Впрочем, подобные подозрения, хотя и противные, были все же менее опасны для Урсулы, чем правда.
К числу ее новых друзей относились и немецкий коммерсант Вернер и его жена Мириам. В Швейцарии супруги жили «транзитом» в ожидании визы в Южную Америку. По возрасту они были примерно ровесниками Рольфа и Урсулы, имели двоих детей. Настоящей находкой, если иметь в виду чисто человеческие отношения, стало для Урсулы знакомство с Ирэн Форбс-Моссе. Ей было далеко за семьдесят, но она относилась к тем женщинам, что и с возрастом не стареют. Ирэн была родственницей Беттины фон Арним, современницы и почитательницы Гете, и известного экономиста Луи Брентано. К Урсуле, а позднее и к ее мужу она относилась, как к внукам.
Вскоре в Женеву приехал и Фут, завербованный Урсулой интербригадовец, получивший подпольную кличку Джим. Он еще не знал, что ему предстоит: направляя в Швейцарию, его спросили только, готов ли он работать в опасных условиях. Это был первый агент Сони как руководителя группы. Она встречалась с ним несколько раз по несколько часов, изучала все: каждое слово, интонации, мимику, движения рук. Впрочем, Джим был умен, находчив и сообразителен, а рекомендация испанских ветеранов была гарантией и его мужества.
Александр Фут родился в 1905 году в Ливерпуле. В молодости симпатизировал консерваторам. Он работал автомехаником, пытался торговать мотоциклами, но стать состоятельным человеком так и не смог. В то же время вместе с друзьями, которые придерживались, в основном, левых взглядом, он ходил на собрания левых лейбористов и коммунистов. Многие теоретические вопросы были ему непонятны, однако практическая сторона работы нравилась. Постепенно он проникался симпатией к коммунистам, однако в компартию не вступил: его друг, Джордж Браун, посоветовал ему, учитывая сложную обстановку в Англии, не афишировать свои отношения с коммунистами. С началом войны в Испании Фут вступил в интербригаду и вернулся в Англию в 1938 году.
Джиму было чуть больше тридцати лет. Он был высокий, несколько склонный к полноте, с белокурыми, чуть рыжеватыми волосами, белесыми ресницами, голубыми глазами. Любил комфорт, хорошо поесть и выпить. Урсулу настораживал в нем некоторый цинизм — впрочем, не настолько сильный, чтобы всерьез повлиять на ее отношение к новому товарищу. Тем более, что ему предстояло опасное задание: отправиться в Мюнхен и попытаться проникнуть на авиационные заводы «Мессершмитт». Кстати, ни имени, ни адреса Урсулы Джим тогда не знал, встречались они в Женеве, так что риск для нее был минимальным.
О Джиме упоминает в своих записках и швейцарский резидент Шандор Радо. «Александр Фут
