для доклада о развертывании работы в Японии и обсуждения вопрса о том, не может ли и он быть задет шанхайским провалом. Признаков какой-либо угрозы для «Рамзая» не об наруживается, и он снова возвращается в Токио, где и остается в течение последующих 6-ти лет, т. е. до конца своей деятельности. Откуда же и какими путями зарождается недоверие к «Рамзаю»?Если говорить о партийно-политической характеристике «Рамзая», то следует упомянуть один факт, который бесспорно заслуживал внимания, т. к. свидетельствовал о наличии известной неустойчивости и ошибочности его политических взглядов как коммуниста. В октябре 1934 года шанхайский резидент «Абрам», поддерживавший курьерскую связь с резидентурой «Рамзая», сообщал письмом Центру, что «Рамзай» в разговоре с выезжавшим к нему курьером «…» (беспартий ным), обсуждая политику Коминтерна, высказывал политически неверные взгляды. Он утверждал, что «линия Коминтерна, начиная с 1939 г. (т. е. с тех пор как исчезли из руководства правые), построена на пассивной тактике удер жания наличного, а так как “наличное” сводится главным образом к суще ствованию СССР, то вся политика Коминтерна построена на задаче помощи социалистическому строительству в СССР, причем соответсвующим обра зом ограничивается активность компартий на Западе. Он критиковал недос таточную активность нашей внешней политики, наше вступление в Лигу наций». Это высказывание «Рамзая» свидетельствовало о том, что в оценке по литики Коминтерна он занимал явно неустойчивую позицию, уклоняясь вправо от линии партии, недооценивал роль и значение СССР как базы ми рового коммунистического движения и одновременно выдвигал «ультрале вые» требования активизации коммунистического движения Запада. Характерно, что эта неустойчивость политических взглядов «Рамзая» почти не нашла отражения в его характеристиках, содержащихся в многочисленных «справках на резидентуру». Во время пребывания в Москве в 1935 году «Рамзай» имеет нисколько встреч и служебных бесед с ответственным сотрудником Центра — началь ником отделения т. Покладоком. О результатах этих встреч и личных впе чатлениях о «Рамзае» «…» «…» Во второй половине 1937 года принимается решение об отзыве «Рам зая» и ликвидации всей резидентуры. Это решение через несколько месяцев все же отменяется. Руководство Центра не может не сознавать, что «Рам зай» доставляет много ценных сведений «…» Резидентура сохраняется, но уже с сомнительным грифом «политиче ски неполноценной», «вероятно, вскрытой противником и работающей под его контролем». Весьма характерен элемент двойственности в отношении Центра к резидентуре. Информационные материалы, поступающие от «Рамзая», по лучают в большинстве случаев высокую оценку, но когда по заданию ру ководства составляются «справки о личном составе и деятельности резидентуры», то исполнители-авторы этих справок не решаются отказаться от наложенного на резидентуру штампа «политического недоверия» и, вопре ки здравой логике, не считаясь с реальными результатами деятельности рези дентуры, подводят под этот штамп свои выводы и заключения. При этом, за отсутствием каких-либо убедительных обоснований для таких доводов, каж дый раз используются все те же ссылки на выводы и заключения по шанхай скому провалу, утверждение Покладока (от 1937 г.) о «несомненности дезин формации» и прочие домыслы и предположения из предыдущих справок.«…»
1. Документальное исследование деятельности резидентуры «Рамзая» позволяет, прежде всего, сделать заключение, что «Рамзай» был несомнен но добросовестным и честным советским разведчиком. К такому выводу приводит не только изучение всех обстоятельств и по следствий провала и осуждения «Рамзая», но и анализ и оценка реальных итогов деятельности резидентуры — документов и информации, добытых ею за время существования. Отношение недоверия к «Рамзаю», утверждение, что он — «двойник», не имели под собой твердой почвы. Ошибки, допущенные «Рамзаем» в Шанхае, вызвали некоторые вполне законные и естественные сомнения и опасения насчет возможной расшировки «Рамзая» контрразведкой. Однако это совершение не давало основания для того, чтобы без какой-либо серьезной дополнительной проверки, развивать эти сомнения в законченный вывод о «двойственной» работе «Рамзая». «…»
2. Оценивая «Рамзая» с точки зрения его деловых качеств, надо при знать, что он был энергичным и талантливым разведчиком, умевшим правильно ориентироваться в сложной обстановке, находить в ней глав ное и решающее и целеустремленно и настойчиво добиваться намеченной цели. Заслуга «Рамзая» в том, что он в трудных условиях, в малоизученной агентурной обстановке в Японии, нашел пути создания агентурной разведывательной организации и на протяжении долгих восьми лет вел эффективную разведывательную деятельность, умело прикрываясь маской классово-чуждого ему германского фашиста.«…» «Рамзай» как разведчик и руководитель агентурной организации имел свои слабые стороны и существенные недостатки, которые нередко порож дали серьезные ошибки — как и в его личном поведении, так и в области организации работы его резидентуры.«…»
3. Реальные результаты разведывательной деятельности токийской ре зидентуры «Рамзая» заслуживают в целом высокой оценки.«…» Установившееся в течение последних четырех лет предвзятое отношение к «Рамзаю» как к «двойнику» неизбежно привело к резкому понижению каче ства руководства резидентурой со стороны Центра. Раз резидент — «двойник», то резидентура работает под контролем противника и рано или поздно бесспорно обречена на провал. Пока она су ществует, надо ее использовать по мере возможности, но нет смысла тра тить усилия на ее укрепление или развитие. Именно такого рода соображения определяли стиль и содержание ру ководства резидентурой со стороны Центра в последние годы ее сущест вования.«…»
«…» Несколько слов о внешности Рамзая. Выше среднего роста; статный, стройный, он был весьма представительным человеком. Черты лица, светлые глаза, жесты, мимика — все выражало большую уверен ность в себе, твердую убежденность в своих суждениях, волевую решительность, проницательный ум. Помнится, с какой революционной стра стностью он говорил о политической ситуации, о росте фашистской угро зы. Тяга к революционному действию, к революционной борьбе была до минирующей чертой характера Зорге, хотя за аналитическим складом его ума эта черта не всегда была различима. Главное впечатление, которое у меня осталось от Зорге, это — его целеустремленность, целеустремлен ность разведчика- коммуниста, закаленного большим опытом нелегальной работы. Мы договорились о формах конспиративной связи между Токио и Шанхаем. С конца 1933 года и вплоть до моего ареста в Шанхае в мае 1935 года мы поддерживали довольно регулярные контакты. В течение этого времени я пять или шесть раз направлял к Рамзаю своих людей за почтой, передавал по своим двум радиостанциям отдельные телеграммы токий ской резидентуры, когда у них не ладилась связь с «Висбаденом» (Влади востоком). Мы вели с Рамзаем конспиративную переписку (Центр пре доставил нам для этого специальный шифр), он имел шанхайский конспиративный адрес на случай срочных сообщений. В общем, я за эти полтора года мог «с близкой дистанции» наблюдать за развертыванием работы токийской резидентуры. Впоследствии мне приятно было узнать, что в письме Центру от 1934 года Рамзай подчеркивал «исключительную товарищескую готовность помочь, которую проявляют наши люди в Шанхае».«…» 2. план легализации рамзаячерез гитлеровскую германиюЭтот план был чрезвычайно смелым. Рамзай с 1919 по 1925 год активно работал в германской компартии, в том числе два года находился на неле гальном положении. И вот он теперь является под своим подлинным име нем в фашистскую Германию, да еще должен был заручиться «путевкой» в Токио в форме корреспондентского билета нацистских газет! Опасности были очевидны: в полицейских архивах могло быть заве денное на Рамзая «дело», как на активного коммуниста, кроме того, он мог быть опознан людьми, с которыми ему пришлось так или иначе столкнуть ся в период работы в партии. Можно вполне понять Рамзая, когда он 9 июня писал из Берлина Центру: «Положение для меня здесь не очень привле кательное, и я буду рад, когда смогу отсюда исчезнуть».«…» Тем не менее этот план, при всей его смелости, был правильным, ра зумным. Он был, конечно, связан с риском, но это был риск разумный, оправданный, поскольку шансы на успех были весьма значительными. Этот план был осуществим благодаря взаимодействию такого маститого руководителя РУ, как П. И. Берзин, и такого талантливого разведчика, как Р. Зорге. В адресованном мне письме тов. Берзин в декабре 1934 г. писал: «В нашей работе смелость, дерзание, риск, величайшее „нахальство” долж ны сочетаться с величайшей осторожностью. Диалектика!» Тов. Берзин в замечательной степени владел этой «разведывательной диалектикой». План легализации Зорге базировался на двух факторах: во-первых, нацисты еще были новичками у власти, нацистский аппарат, в частности аппарат гестапо, только создавался. Во-вторых, можно было рас считывать на личные качества, выдержку и опыт Р. Зорге. В Германию он поехал «идейно-подкованным»: прочитал практически все, что можно было достать из нацистской литературы, специально изучал и усваивал ходкие нацистские фразы, пытался вживаться в мир нацистских настроений. «Мейн кампф» Гитлера он практически изучил
